длительного оседания в тылу противника. Не проявляя излишней поспешности,
стоило бы создать разветвленную сеть. Причем не обременять пока агентов
скоропалительными диверсионными актами и необходимостью передавать
оперативную информацию, а дать им возможность акклиматизироваться с учетом
изменившейся обстановки. И даже если их бездествие затянется, располагать
таким агентурным фондом для господина Лансдорфа все равно, что абонировать
в самом надежном международном банке персональный сейф, ключ от которого
будет храниться только у него лично.
Лансдорф.
песчаные пустыни. А мне не хотелось бы затеряться в вихре различных
обстоятельств, во всяком случае, выпасть из вашего поля зрения.
информационного фонда, связанного с длительным оседанием наиболее надежных
агентов на территории противника, не лишена смысла. - И похвалил Вайса: -
У вас обнаруживаются не только тактические способности, но и постепенно
вырабатывается стиль стратегического мышления. Кажется, я в вас не
обманулся. - Заметил ворчливо: - А вот в отношении майора Штейнглица,
бывшего вашего непосредственного начальника, моя проницательность, как
всегда, безошибочна. Работает грубо и примитивно. У нас возникли
подозрения, что польский профессор, бывший социал-демократ, доктор
медицины Ливинский пользуется популярностью у населения вследствие своих
антинемецких настроений. Я дал указание опубликовать в выходящей на
польском языке варшавской газете письмо начальника эйнзатценгруппы Вольфа
Губера, лично участвовавшего в казнях польских патриотов. В письме
выражалась благодарность этому Ливинскому за то, что тот излечил его от
опасного заболевания. То была великолепная публичная компрометации этого
либерала. Поляки объявили ему бойкот. И нервный интеллигентик чуть было
даже не покончил самоубийством.
Левинскому, чтобы тот оказал ему медицинскую помощь. Естественно,
Ливинский отказался. И Штейнглиц не нашел ничего лучшего, как пристрелить
его. Болван! Испортил нам такую изящную операцию. Плебей, возомнивший себя
носителем офицерской чести!
за фюрера.
я готов всячески содействовать тому, чтобы для достижения своей цели он
как можно скорее отправился на фронт.
знакомого Зубова.
вниманием супруги, выхоленного и модно одетого красавчика, Зубов в первые
минуты чувствовал себя сконфуженным и никак не мог преодолеть некоторого
смущения. Он сидел в обставленном тяжеловесной мебелью мрачном кабинете и
скулил:
графа. Первое время каждый день в кино ходил - искал фильмы из
великосветской жизни. А фашисты гонят одну политику, не на чем
подковаться. Приходится читать на ночь исторические романы. Но пишут в них
черт знает о чем, а бытовой информации - с гулкин нос. Такая это,
понимаешь, морока - овладевать техникой настоящего барина.
наука, когда, где, какие надевать. И цвета нельзя путать. То одну нужно в
руке держать, то обе.
Уронишь, скажем, вилку на пол - и жди, чтобы старик официант ее с пола
поднял. А ты сиди, как сфинкс. Боже тебя сохрани поблагодарить даже кивком
человека за то, что он тебе шинель подаст, дверь перед тобой распахнет.
Ухаживают, как госпитале за инвалидом. И рожа при этом должна сохранять
спесивое выражение, будто перед тобой не человек, а так, чучело.
так начинают трепаться - только подморгни, и будь здоров! Ну, я
отмалчиваюсь или о чем-нибудь таком солидном разговариваю. А потом
Бригитта меня упрекает в невоспитанности. Я ей: "Да ты что, смеешься?"
Положат ногу на ногу так, что смотреть неловко, ну, и разговор, мягко
выражаясь, игривый... А одна такая нахальная оказалась, я даже возмутился.
Разве можно? В чужом доме, да еще у подруги. Упрекнул. А она сощурилась и
заявила: "Вы, оказывается, слишком утомлены... Бедная Бригитта! С вами она
обрекла себя на вечную верность своему покойному супругу". И такую
презрительную рожу скорчила, будто я ее смертельно оскорбил. А что я
должен был делать?
дозволенного.
война, так все дозволено. - Вздохнул: - Как соберутся бабы, чувствую себя
словно в окружении. Неизвестно, с какой стороны ждать атаки. А если
перехожу в активную оборону, потом от Бригитты проработка: грубиян,
бестактный, не умею себя вести, не понимаю шуток.
Ревность. Уверяет: если мужчина наедине с женщиной говорит о серьезном,
значит, он этим маскирует свои легкомысленные намерения. А вслух при всех
можно у любой расхваливать ножки или другие детали, - пожалуйста, сколько
угодно...
спесивого гордеца, любителя охоты. Мол, это моя страсть. Правда, на одного
подлеца нарвался - он почти во всех странах побывал на охоте. Но я его
Бремом сразил.
животного мира. А так - больше в картишки после ужина. Но, понимаешь,
неловко: проигрываю. - Попросил жалобно: - Ты бы сказал Эльзе, пусть хоть
под отчет даст, что ли! Стыдно мне у Бригитты брать.
проигрывать. Сама-то она из семьи врача, выдали замуж за пожилого
полковника. Отец ее с социал-демократами когда-то путался, ну вот и
пришлось от фашистов дочерью откупиться.
на шоссе колонну грузовиков, думали, там охрана, а оказалось - консервные
банки с газом "Циклон Б". Ну, и надышались этой отравой.
таки интернационалисты. Нельзя же всех немцев одной меркой мерить.
счастлива, будто я для нее - подарок на всю жизнь. Говорит, ничего ей на
свете не надо, только вместе быть. Вообразила, будто я такой хороший -
дальше некуда и таких не бывает. А я что? Ну, отношусь к ней
по-товарищески. Коечто объясняю, чтобы не была такая отсталая.
откровенностью.
смятенность, растерянность, скрытую печаль. Но все это явно не было
связано с его главной деятельностью, где Зубова никогда не покидали
самообладание, неколебимая решительность, бесстрашие.
сложенная. И когда она, сдержанно улыбаясь, остановилась в отдалении,
казалось, весь свет, льющийся из двустворчатых окон в эту просторную
комнату, устремлен только на нее одну. Одета она была скромно, просто. На
высокой обнаженной шее никаких побрякушек, - а в то время в Германии
входили в моду металлические позолоченные ожерелья в виде ошейников.
его сдержанность и резкость обычных для наци суждений не вызвали симпатии
Бригитты. Зубов почти все время молчал, и Иоганн решил пока отложить тот
разговор с ним, ради которого он пришел сюда. А покинув дом Бригитты,
тревожно размышлял о том, как бы эта сентиментальная, романтическая
история не обернулась плохо для их общего дела.
Вайсу, что, если русская, гостящая в доме баронессы, уже обрела зрение и