Чтение 14–й страницы книги ~Бегство от безопасности~

Она подняла руки над головой.

- Смотри.

- Отлично. Просто превосходно. Но, может быть, чуть-чуть меньше, чем нужно, тебе не кажется?

- Ты идешь за продуктами, - угадала она.

Я вздохнул. Бывало, мне хватало нескольких минут, чтобы ее обработать, причитая, как страшна анорексия, грозящая каждой работающей женщине, или предсказывая близящийся ледниковый период и сокращение мировых запасов продовольствия. Теперь Лесли способна раскусить мою самую тонкую игру.

Однако потеряно было не совсем все, так как мне удалось узнать, сколько она весит.

- Взять что-нибудь особенное? -спросил я в надежде у слышать: "Да! Торты, кексы и пирожные с заварным кремом".

- Крупу и овощи, - сказала она, сама Дисциплина. - Нам нужна морковь?

- Уже в списке, - ответил я.

Накануне того дня, как мы решим вознестись из наших тел, я испеку два лимонных пирога - по одному на каждого - и предложу съесть их, пока они не остыли, подумал я. Жена откажется, в шоке от моей потери контроля над собой, и я съем их сам.

Он нашел меня в рисовой секции отдела круп.

- Правда ли, что существует философия полета?

Я обернулся, обрадовавшись встрече.

- Дикки, да! Чтобы летать, мы должны верить в то, что не можем увидеть, не так ли? И чем больше мы узнаем о принципах аэродинамики, тем свободнее мы себя чувствуем в воздухе, вплоть до ощущения волшебства...

- Существует также и философия боулинга.

Этот внезапный переход так меня поразил, что я громко повторил вслед за ним:

- Боулинг?

В пшеничном отделе какая-то женщина подняла голову и взглянула на меня, разговаривающего в полном одиночестве, с большим пакетом коричневого риса в руке.

Я потряс головой и на миг улыбнулся ей: видите ли, я немного эксцентричен.

Дикки не обратил на это внимания.

- Должна быть, - сказал он. - Если существует философия полета, то должна существовать и философия боулинга - для тех, кому не нравятся самолеты.

- Капитан, - сказал я ему тихо, направляя свою тележку в угол с овощами, - нет таких людей, которым не нравились бы самолеты. Тем не менее существует и философия боулинга. Каждый из нас выбирает свою дорожку, и смысл в том, чтобы очистить ее от кеглей - наших жизненных испытаний, потом выставить время и начать сначала. Кегли специально сделаны неустойчивыми, они сбалансированы в расчете на падение. Но они так и будут маячить в конце нашей дорожки, пока мы не решимся предпринять какие-нибудь действия, чтобы убрать их с пути. Семь из десяти - это не катастрофа, а удовольствие, шанс проявить нашу дисциплину, умение и грацию в вынужденных обстоятельствах. И те, кто за этим наблюдают, получают такое же удовольствие, как и мы сами.

- Садоводство.

- Что посеешь, то и пожнешь. Думай, что выращиваешь, так как однажды это станет твоим обедом...

Я был настолько захвачен его внезапным тестом, что проехал мимо шоколадного отдела и даже не посмотрел в ту сторону, заранее готовя в уме метафоры о солнце, сорняках и воде для ответов на его возможные вопросы о философии прыжков с шестом, вождения гоночных машин, розничной торговли. В том, что большинство из нас называет любовью, подумал я, также кроется поразительная метафора и наилегчайший способ объяснить, почему мы выбираем Землю для игр.

- Но как все это действует, Ричард?

Он сразу же прикусил язык, ужаснувшись своей ошибке.

- Как, по твоему мнению, все это действует?

- Вселенная? Я уже рассказал.

Я выбрал сетку яблок с открытого лотка.

- Не Вселенная. Посев. Как и почему это происходит. Я понимаю, что это не так важно, раз, по-твоему, это все - только Образы. Но все же каким образом невидимые идеи превращаются в видимые объекты и события?

- Иногда мне хочется, чтобы ты был взрослым, Дикки.

- Почему?

Интересно, подумал я, выбирая пучок свеклы. Ни звука неудовольствия, когда я выразил свое желание видеть его взрослым, хотя это от него не зависело. Был ли я в свое время так же эмоционально развит, как этот смышленый мальчуган?

- Потому что мне потребовалось бы гораздо меньше слов на объяснение, если бы ты знал квантовую механику. Я свел физику

сознания к сотне слов, но тебе потребовалась бы вечность, чтобы проникнуть в их суть. Ты никогда не будешь взрослым, и я никогда не смогу вручить тебе свой трактат, умещающийся на одной странице.

Любопытство одержало верх.

- Представь, что я - взрослый, знающий квантовую механику, - сказал он. - Как бы ты рассказал о работе сознания всего на одной странице? Конечно, я еще слишком мал, чтобы понять, но мне просто интересно было бы послушать. Можешь рассказывать так, как сочтешь необходимым, не делая скидки на мой возраст.

Это вызов, подумал я, он считает, что я блефую. Я покатил тележку с продуктами к кассе.

- Сначала я скажу название: Физика Сознания, или Популярно о Пространстве-Времени.

- Дальше пойдет резюме, - сказал он. Я воззрился на него. Я не знал слова "резюме", когда учился в школе. Откуда он знает?

- Точно, - сказал я. - А теперь я должен изложить свои мысли красивым шрифтом, как в "American Journal of Particle Science". Внимательно вслушивайся, и может, тебе удастся понять одно-два слова, хоть ты и ребенок.

Он засмеялся.

- Хоть я и ребенок.

Я прочистил горло и притормозил тележку возле кассы, радуясь минутной задержке в небольшой очереди.

- Так ты хочешь услышать все как есть и сразу?

- Как если бы я был квантовым механиком, - сказал он.

Вместо того чтобы исправлять его стилистическую ошибку, я рассказал ему все, что думал.

- Мы являемся фокусирующими точками сознания, - начал я, - с огромной созидательностью. Когда мы вступаем на автономную голограмметрическую арену, называемую нами пространство-время, мы сразу же начинаем в неистовом продолжительном фейерверке продуцировать творческие частицы, имаджоны. Имаджоны не имеют собственного заряда, но легко поляризуемы нашим отношением и силами нашего выбора и желания, образуя облака концептонов, принадлежащих к семейству частиц с очень большой величиной энергии и способных либо принимать позитивный или негативный заряд, либо быть нейтральными.

Он внимательно слушал, притворяясь, без сомнения, что понимает все до последнего слова.

- К основным типам позитивных концептонов относятся: экзайпероны, эксайтоны, рапсодоны и джовионы. К негативным - глумоны, торментоны, трибулоны, агононы, имизероны*.

* (Англ.) Частицы с позитивным зарядом: imagions - от imagination - воображение, фантазия; conceptons - от conceptions (понимание); exhilarons - от exhilaration (веселье, веселость); excutons - от excuse (прощение); rhapsodons - от rhapsody (восхищение); jovions -от joviality (веселость, общительность). И частицы с негативным зарядом: gloomons - от gloomy (мрачный, темный, хмурый); tormentons-от torment (мучение); tribulons - от tribulate (мучить, беспокоить); agonons - от agonize (испытывать сильные мучения, агонизировать); miserons - от miser (скупой, скряга) и, очевидно, от miserable (жалкий, несчастный).

Бесконечное число концептонов рождается в непрерывном извержении, водопаде продуктивности, изливающемся из любого центра персонального сознания. Они образуют концептонные облака, которые могут быть как нейтральными, так и сильно заряженными - жизнерадостностью, невесомыми или свинцовыми, в зависимости от природы преобладающих в них частиц.

Каждую наносекунду бесконечное число концептонных облаков образуют критические массы, превращаясь путем квантовых взрывов в высокоэнергетические вероятностные волны, излучаемые с тахионной скоростью сквозь вечный резервуар, содержащий в сверхконцентрированном виде различные события. В зависимости от их заряда и природы, эти вероятностные волны кристаллизуют некоторые из этих потенциальных событий в соответствии с ментальной полярностью творящего их сознания на голог-рафическом уровне. Успеваешь, Дикки?

Он кивнул, и я рассмеялся.

- Материализованные события превращаются в опыт творящего их сознания, будучи для большей достоверности наделены всеми аспектами физической структуры. Этот автономный процесс - фонтан, порождающий все предметы и события в театре пространства-времени.

Правдоподобие имаджонной гипотезы каждый может легко подвергнуть проверке. Эта гипотеза утверждает, что, сконцентрировав наше сознание и мысли на положительном и жизнеутверждающем, мы поляризуем массы положительных концептонов, порождаем доброжелательные вероятностные волны и, таким образом, порождаем полезные для нас события, которые в ином случае не произошли бы.

Обратное справедливо для отрицательных и промежуточных событий. Намеренно или по ошибке, произвольно или в соответствии с неким замыслом, мы можем не только выбирать, но и творить видимые внешние условия, оказывающие значительное влияние на наше внутреннее состояние.

Конец.

Он подождал, пока я расплатился.

- И это все? - спросил он.

- Что-то не так? - спросил я. - Я в чем-то заблуждаюсь?

Он улыбнулся, ведь это отец научил нас обоих, как важно правильно произносить это слово*.

- Откуда мне, ребенку, знать - заблуждаешься ты или нет?

- Можешь смеяться, если хочешь, - сказал я ему. - Давай, даже можешь назвать меня полоумным. Но через сотню лет кто-нибудь опубликует эти слова в "Modern Quantus Theory", и никому не придет в голову назвать это безумием.

Он встал на подножку тележки и поехал на ней, после того как я ее подтолкнул по направлению к машине.

- Если тобой не завладеют глумоны, - крикнул он, - такое вполне возможно.

* Англ. - Have I erred in any way?

Тридцать два

Я совершал пробный полет на Дейзи, медленно набирая двадцать тысяч футов для того, чтобы проверить действие турбонагнетателей на высоте. Недавно я заметил, что с высотой в обоих двигателях появляются странные скачки оборотов, и надеялся, что эту неисправность удастся устранить, просто смазав выпускные клапана.

Мир мягко проплывал в двух милях подо мной, медленно опускаясь до четырех; горы, реки и край моря с высотой все больше походили на расплывчатое изображение дома, нарисованное ангелом. Скорость набора высоты у Дейзи выше, чем у многих других легких самолетов, но, глядя вниз, казалось, что она лениво дрейфует по темно-голубому озеру воздуха.

- Из всего, что ты знаешь, - сказал Дикки, - скажи мне то, что, по-твоему, мне необходимо знать больше, чем все остальное, то единственное, что я никогда не забуду.

Я задумался над этим.

- Единственное?

- Только одно.

- Что ты знаешь о шахматах?

- Мне они нравятся. Отец научил меня играть, когда мне было семь лет.

- Ты любишь своего отца?

Он помрачнел.

- Нет.

- До того как он умрет, ты успеешь полюбить его за его любознательность, юмор и стремление прожить жизнь настолько хорошо, насколько это возможно с его набором суровых принципов. А пока - люби его за то, что он научил тебя играть в шахматы.

- Это всего лишь игра.

- Как и футбол, - сказал я, - и теннис, и баскетбол, и хоккей, и жизнь.

Он вздохнул.

- И это - та единственная вещь, которую мне необходимо знать? Я ожидал чего-то... более глубокого, - сказал он. - Я надеялся, что ты поделишься со мной каким-нибудь секретом. Все ведь говорят, что жизнь - это игра.

На шестнадцати тысячах обороты заднего двигателя начали пульсировать -почти незаметные нарастания и спады, хотя топливная система работала нормально. Я передвинул вперед рычаг шага винта, и двигатель заработал устойчивее.

- Ты хочешь услышать секрет? - спросил я. - Иногда, хоть и очень редко, то, что говорят все вокруг, оказывается истинным. Что, если все вокруг правы, и эта псевдожизнь на этой псевдо-Земле - в самом деле игра?

Он повернулся ко мне, озадаченный.

- Что же тогда?

- Допустим, что наше пребывание здесь - это спорт, цель которого - научиться делать выбор с как можно более длительными положительными последствиями. Жестокий спорт, Дикки, в котором трудно выиграть. Но если жизнь - это игра, что о ней можно сказать?

Он подумал.

- Она имеет свои правила?

- Да, - сказал я. - Каковы они?

- Нужно быть готовым...

- Абсолютно точно. Нужно быть готовым участвовать с настроенным сознанием.

Он нахмурился.

- Что-что?

- Если мы не настроим должным образом свое сознание, Капитан, мы не сможем играть на Земле. Знающему, какова должна быть совершенная жизнь, придется отбросить свое всезнание и довольствоваться только пятью чувствами. Слышать частоты только в полосе от двадцати до двадцати тысяч герц и называть это звук, различать спектр только от инфракрасного до ультрафиолетового и называть это цвет, принимать линейное направление времени от прошлого к будущему в трехмерном пространстве в двуногом прямостоящем углеродном теле наземной млекопитающей жизненной формы, приспособленной к жизни на планете класса М, вращающейся вокруг звезды класса О. Вот теперь мы готовы к игре.

- Ричард...

- Это и есть те правила, которым мы следуем, ты и я!

- Не знаю, как ты, - сказал он, - но...

- Смотри на это как хочешь, - сказал я. - Мысленный эксперимент. Что, если бы для тебя не существовало ограничений? Что, если бы ты, наряду с видимым светом, мог различать еще и ультрафиолетовые, инфракрасные и рентгеновские лучи? Имели бы дома, и парки, и люди для тебя такой же вид, как для меня? Видели бы мы одинаково один и тот же пейзаж? Что, если бы твое зрение воспринимало настолько малые величины, что стол казался бы тебе горой, а мухи - птицами? Как бы ты жил? Что, если бы ты мог слышать любой звук, любой разговор в радиусе трех миль? Как бы ты учился в школе? Что, если бы ты имел тело, отличное от человеческого? Если бы ты помнил будущее до твоего рождения и прошлое, которое еще не произошло? Думаешь, мы бы приняли тебя в игру, если бы ты не следовал нашим правилам? Кто бы, по-твоему, стал с тобой играть?

Он склонил голову влево, потом вправо.

- О'кей, - уступил он, не так впечатленный этими правилами, как я сам, но все же разминаясь перед очередным тестом. - Игра также обычно имеет какую-то игровую площадку - доску, или поле, или корт.

- Да! И?

- В ней участвуют игроки. Или команды.

- Да. Без нас игра не состоится, - сказал я. - Какие еще правила?

- Начало. Середина. Конец.

- Да. И?

- Действие, - сказал он.

- Да. И?

- И все, - сказал он.

- Ты забыл основное правило, - сказал я. - Роли. В каждой игре нам отводится какая-то роль, наше обозначение на время игры. Мы становимся спасателем, жертвой, лидером-который-все-знает, исполнителем-без-инициативы, умным, смелым, честным, хитрым, ленивым, беспомощным, живущим-кое-как, дьявольским, беспечным, жалким, серьезным, беззаботным, солью-земли, марионеткой, клоуном, героем... наша роль зависит от каприза судьбы, но в любой момент мы можем ее поменять.

- Какова твоя роль? - спросил он. - В данную минуту.

Я засмеялся.

данную

минуту

играю Довольно-Неплохого-Парня-из-Твоего-Будущего-с-Некоторыми-Доморощенными-Идеями-Полезными-дпя-Тебя. А твоя?

притворяюсь Мальчиком-из-Твоего-Прошлого-Кото-рый-Хочет-Знать-Как-Устроен-Мир.

Он очень странно посмотрел на меня, произнося эту фразу, как будто его маска на мгновение спала и он понял, что и я вижу сквозь его роль. Но я был слишком увлечен своей собственной игрой, чтобы на моем лице отразился интерес именно к этому моменту.

- Отлично, -сказал я. -А теперь попробуй на время выйти из игры, но продолжай мне о ней рассказывать.

Он улыбнулся, потом нахмурил брови.

- Что ты имеешь в виду?

Я накренил самолет вправо и направил к земле, в трех милях под нами.

- Что ты можешь сказать об играх с такой высоты?

Он взглянул вниз.

- О! - сказал он. - Их там множество, и они идут одновременно. В разных комнатах, на разных кортах, разных полях, городах и странах...

- ...разных планетах, галактиках и вселенных, - сказал я. - Да! И?

- Разных временах! - сказал он. - Игроки могут играть одну игру за другой.