складывает графитовые наушники и защелкивает футляр. Затем он трогает
пальцем футляр, хранящий все ее тайны, - и белый дом в горах, и блаженное,
пусть [96] и недолгое спокойствие. Он рассовывает футляры по карманам
куртки...
памяти. Нет, отложившуюся, но с большими провалами.
куртку, находит ее на полу, скомканную.
кармане. Остальные карманы, остальные карманы... Пусто.
боли, он становится на четвереньки, заглядывает под кресло. Исчезла.
комкая в руках куртку. Нужно только найти дилера, специализирующегося на
подобном софте. К тому же последнее время она стала терять резкость.
вынимающие футляр. В этом футляре хранится их собственность. Они доверили
эту собственность ему. Он должен ее доставить.
неразборчи[97] вости ярлыком, желтые полупрозрачные наушники.
свистящий звук. Такой же, как много-много лет назад, когда упала первая
мина.
открыл заднюю дверцу машины и с облегчением покинул бугристое, продавленное
сиденье. Таксер, прекрасно знавший, какие они богатые, эти японцы, мрачно
пересчитал грязные, потрепанные купюры, а затем опустил три пятидолларовые
монетки в треснутый термос, примотанный скотчем к облезлой приборной доске.
Ямадзаки, никогда не бывший богачом, вскинул сумку на плечо, повернулся и
зашагал к мосту. Лучи утреннего солнца косо прорезали прихотливое сплетение
вторичных конструкций - картина, неизменно заставлявшая его сердце
сжиматься.
компьютерная программа, но на ней выросла иная реальность, ставившая перед
собой иные задачи. Реальность эта образовалась по кусочку, без единого
плана, с использованием всех, какие только можно себе представить, техник и
материалов. В результате получилось нечто аморфное, расплывчатое,
поразительно органичное. Ночью [98] эти строения, освещенные цветными
лампочками, факелами и старыми неоновыми трубками, обретшими в руках местных
умельцев вторую жизнь, клубились какой-то странной средневековой энергией.
Днем, издалека, они напоминали Англию, развалины Брайтонского пирса,
перемешанные в некоем треснутом калейдоскопе местного стиля.
в коралловом нагромождении горячечных снов. Татуировочные салоны, игорные
ряды, тускло освещенные лотки, торгующие пожелтевшими, рассыпающимися на
листки журналами, лавки с рыболовной наживкой и лавки с пиротехникой,
крошечные, безо всяких лицензий работающие ломбарды, лекари-травники,
парикмахерские, бары. Сны о коммерции затопили уровни моста, по которым
двигались когда-то транспортные потоки. Выше, поднимаясь до самых вершин
вантовых устоев, повисло невообразимое в своем разнообразии хитросплетение
баррио(1), птичьи гнезда никем не исчисленных, да, пожалуй, и неисчислимых
людей.
стоял в тумане, среди торговцев, среди фруктов и овощей, разложенных на
одеялах, стоял и с гулко бьющимся сердцем смотрел в широкий зев пещеры.
Рваная, скособоченная арка неоновых ламп окрашивала пар, поднимающийся над
-------------------(1) Баррио - бедный (как правило, латиноамериканский)
квартал. [99] котлами торговцев супом, в адские, огненные тона. Туман
размывал все очертания, люди и предметы плавно переходили друг в друга,
сплавлялись воедино. Телеприсутствие лишь в очень малой степени передавало
магию, необычность, невозможность этого места; полный благоговения, Ямадзаки
медленно углубился в неоновый лабиринт, в безудержный карнавал неведомо где
найденных - или украденных - поверхностей, слепленных в калейдоскопически
пестрое одеяло. Волшебная страна. Высеребренная дождями фанера, обломки
мрамора со стен давно позабытых банков, покореженный пластик, сверкающая
бронза, раскрашенный холст, зеркала, хромированный металл, потускневший и
облезший в соленом воздухе. Так много всего, роскошный пир для ненасытных
глаз; путешествие сюда не было напрасным.
с мороженым и жареной рыбой, оглашаемую столь же знакомым дребезгом машины,
пекущей мексиканские лепешки, и пробрался к кофейной лавке, напоминающей
своим интерьером древний паром - темный исцарапанный лак по гладкому
массивному дереву, словно кто-то и вправду отпилил эту лавку целиком от
заброшенного корабля. Что совсем не исключено, подумал Ямадзаки, садясь за
длинную стойку. Подальше, к Окленду, за этим опасным островом, в бесконечной
туше "Боинга-747" дружно [100] обосновались кухни девяти таиландских
ресторанчиков.
виде стилизованных ящериц. Кофе здесь подавали в чашках из толстого,
тяжелого фаянса. Все чашки были разные. Ямадзаки вынул из сумки записную
книжку, включил ее и бегло набросал свою чашку; сетка трещин на белой
глазури напоминала миниатюрную кафельную мозаику. Отхлебывая кофе, он
просмотрел вчерашние заметки. Сознание человека по фамилии Скиннер
удивительно напоминало мост. К некоему изначальному каркасу постепенно
прилипали посторонние разношерстные и неожиданные элементы; в конце концов
критическая точка была пройдена, и появилась совершенно новая программа.
Новая - но какая?
обрастание моста, создавшее вторичную структуру. Чем мотивировался каждый
конкретный, индивидуальный строитель? Записная книжка зафиксировала,
транскрибировала и перевела на японский язык путаные, невнятные объяснения.
Тянул-тянул, вытащил мотоцикл. Весь ракушками обросший. Люди смеялись. А он
взял этот мотоцикл и построил закусочную. Бульон из ракушек, холодные
вареные мидии. Мексиканское пиво. По[101] весил мотоцикл над стойкой. Всего
три табуретки и стойка, и он выставил свою халупу футов на восемь за край,
закрепил суперклеем и скобами. Стенки внутри заклеил открытками, вроде как
дранкой. Тут же и спал, за стойкой. Раз утром смотрим, а его нет. Только и
осталось что лопнувшая скоба да на стене цирюльни - несколько щепок,
приклеены. У него там хорошо было, можно было смотреть вниз и видеть воду.
Вот только слишком уж далеко он высунулся.
обросший ракушками мотоцикл - тоже, кстати сказать, весьма примечательный
томассон. "А что это такое - томассон?" - заинтересовался Скиннер; пришлось
объяснить американцу происхождение, современный смысл и область применения
этого термина, что и было зафиксировано записной книжкой.
красивый. В 1982 году он перешел в "Иомиури Джайантс", за огромные деньги.
Вскоре выяснилось, что он не может попасть битой по мячу. Писатель и
художник Гемпей Акасегава стал использовать его фамилию для обозначения
определенного класса бесполезных и непонятных сооружений, бессмысленных
элементов городского пейзажа, странным обра[102] зом превращающихся в
произведения искусства. Позднее термин приобрел и другие значения, заметно
отличающиеся от первоначального. Если хотите, я могу войти в справочник
"Гендаи Иого Кисогисики", то есть "Основы понимания современной
терминологии", и перевести на английский полный набор определений.
на пожелтевших белках ярко-синих глаз - равнодушно пожал плечами. Ямадзаки
успел уже проинтервьюировать троих местных, все они единодушно называли
Скиннера старожилом, одним из первопоселенцев моста. Само расположение его
комнаты свидетельствовало об определенном статусе - факт, мягко говоря,
странный: неужели найдется много охотников жить у самой верхушки одного из
устоев? До установки электрического лифта подъем на такую высоту мог
вымотать кого угодно. Теперь, с поврежденным бедром, старик превратился в
беспомощного инвалида, полностью зависел от соседей и этой девушки. Они
приносили ему еду, воду, следили, чтобы работал химический туалет. Девушка
получала за свои хлопоты крышу над головой, но было в ее отношениях со
Скиннером и нечто более сложное, глубокое.
складом личности, либо и с тем, и с другим одновременно, [103] а вот
девушка, живущая в его комнате, просто хмурая и неразговорчивая. Ямадзаки
уже привык, что почти все молодые американцы хмурые и неразговорчивые,
Русанов Владислав
Никитин Юрий
Березин Федор
Муркок Майкл
Суворов Виктор
Орловский Гай Юлий