шпорами. Та соседская скотина, на которой Юстин одно время возил на базар
яблоки, была еще ничего, по сравнению с этой несчастной старухой; он
мысленно поклялся, что если победит и если кляча выживет -- остаток дней ее
пройдет в покое, холе и сытости.
лошадь содрогалась -- и прибавляла шагу.
показалась Юстину годом; им задавали мудреные задачки и каверзные вопросы,
их до одури поили какими-то зельями, с ними подолгу беседовал тот самый
лысый, что кормил жабу домохранцами -- и всегда во время бесед где-то
поблизости обретался Ушастый. Им велели по многу раз выбирать между двумя
совершенно одинаковыми статуэтками, им показывали нагих соблазнительных
толстух, их пугали до смерти и потом считали удары сердца -- и после каждого
испытания претендентов становилось все меньше, и вот наконец остались только
Юстин и Арунас.
осталось позади.
вчерашнего дня. Это было не просто ощущение -- уверенность; Юстин не
радовался этому и не удивлялся. Он просто знал.
уверенность -- и потому был настроен, как кулачный боец перед схваткой.
Наверное, из Арунаса вышел бы хороший князь -- азарт и вдохновение
предстоящей борьбы делали его простецкое лицо величественным и почти
красивым.
застонала.
Юстин, почему для этого последнего состязания им не дали хороших коней? Что,
в войске Ушастого перевелись лошади?
немощных. Уж не для того ли, чтобы унизить претендентов? Чтобы о будущем
князе говорили -- он выиграл скачку на полудохлом одре?
немного...
кнутом -- но не ударил.
поднимались и опадали. На шкуре видны были полосы от предыдущих
прикосновений хлыста.
именно он станет князем, вдруг потускнела и сморщилась, как проколотый бычий
пузырь.
Огонек у порога, и как дышал дед, когда его избили вербовщики...
клячу и без устали нахлестывая ее, он опередил Юстина уже на целый круг.
Каждое предыдущее испытание имело свой смысл -- пусть Юстину не всегда
удавалось разгадать его, но он был. Звор ничего не делает без смысла;
вероятно, по его задумке будущий князь должен добиваться цели любой ценой, и
если во время скачки придется до смерти загнать лошадь -- так тому и быть...
-- тянулся, не решаясь коснуться шпорами впалых окровавленных боков, не
решаясь ударить, да и зачем, все равно Арунаса уже не догнать...
Она стояла, опустив голову, глядя на него мутными старческими глазами; в
этих глазах не было благодарности, только упрек.
солнце. Лошадь под ним зашаталась и рухнула, и забилась в конвульсиях --
Арунас выбрался из-под тяжелого тела, прихрамывая, двинулся к возвышению, на
котором стояло кресло Звора; по мере того, как он шел, грудь его все больше
выдавалась вперед, подбородок поднимался выше, это шагал не кузнец и не
бастард, а молодой князь, и стражники, заметив эту перемену, расступились
почтительно и, казалось, подумывали, а не поклониться ли?
дергаться, окончательно обратившись в падаль.
Теперь отдыхай, готовься... Я распорядился -- тебя отвезут во дворец.
уважительных слов. Он замешкался, а потом, решив, видимо, что его княженье
только начинается и разгуляться он еще успеет -- все той же величественной
походкой пошел за приставленным к нему стражником.
ли под шумок -- когда Звор поднялся из кресла, и голубые глаза его
остановились на Юстиновой переносице.
услышал их.
остановился в двух шагах от Звора.
отражающего небо, Юстин подумал, что этот вот красивый человек с большими,
как лопухи, ушами вел в атаку войска, выигрывал битвы и собирал генералов к
себе в шатер, и что он, Юстин, мечтал увидеть его хотя бы раз в жизни, перед
боем, хотя бы над верхушками копий.
кто бы ему сказал восемь дней назад, что он будет сожалеть о княжьем венце,
уплывшем прямо из рук...
Ушастым вот так, лицом к лицу.
деть, и, мельком оглядываясь, искал пути к отступлению, однако бежать было
по-прежнему некуда.
замешкался.
тебе что-то скажу...
Карета тронулась, но так легко, что Юстин почти не почувствовал толчка.
занавеску с гербом Краснобрового.
Ушастый.
Хороший князь, как и полководец, обязательно должен жалеть лошадей...
Обязательно. Людей еще так-сяк, но лошадей -- всенепременно. Понял?
желтые рыбки. Герб Краснобрового, вышитый шелком на темной тяжелой скатерти,
был во многих местах закрыт донцами тарелок, бутылок и блюд.
здесь закончены... Людей тебе оставлю. И посоветуют, и научат. Пей. Отдыхай.
его руках была причудливо изогнута, и Юстин продолжал сгибать и разгибать
ее, сам того не замечая. -- Мне надо деду дать знать, что я живой... И что я
князь.
князь. Вот тогда хоть приказ подписывай, чтобы деда твоего разыскали и с
почестями доставили, хоть сам к нему поезжай... Вилку оставь. А впрочем --
гни, твое право, хоть все вилки переломай здесь, твое добро, не мое...
руки -- хлопнется в обморок, как толстяк Флор перед жабой.
сунул голову к рыбкам. В воде раскрыл глаза; дно фонтана было мозаичным, и
на нем изображена была сцена купания толстомясых белокожих девиц.
стекали за ворот новой шелковой рубашки. Он виновато оглянулся на Звора,
однако Ушастый вовсе не был раздосадован Юстиновой вольностью -- наоборот,
улыбался.
поклоном протянул Юстину полотенце.