лошадь плетью, но лошадка только лягалась, намереваясь, по-видимому,
сбросить своего всадника. Наконец, она подогнула ноги и проскользнула
между длинными ногами профессора, поэтому он остался стоять на двух
обломках скалы, подобно Колоссу Родосскому.
на земле и сконфуженный, как кавалерийский офицер, вынужденный перейти в
пехоту.
понятно, что, для того чтобы переправиться через фьорд, необходимо выждать
минуту, пока вода дойдет до наибольшей высоты и не будет уже ни
подниматься, ни опускаться, потому что тогда нет течения ни в том, ни в
другом направлении и паром не подвергается опасности быть унесенным или
вглубь залива, или в открытый океан.
дядюшка, я сам, наш проводник, два паромщика и четыре лошади поместились
на довольно утлой плоской барке. Я привык к паровым паромам на Эльбе,
поэтому весла лодочников казались мне жалким орудием. Нам понадобилось
больше часа, чтобы переправиться через фьорд, но, наконец, мы все-таки
благополучно переправились.
13
градусом широты светлые ночи не могли меня удивить, в июне и июле солнце в
Исландии не заходит.
же я обрадовался, когда нашелся "boer", где нас приветливо приняли.
гостеприимству короля. Когда мы подъехали, хозяин подал нам руку и
предложил без дальнейших церемоний следовать за ним.
узкий, темный проход вел в жилище, построенное из плохо обтесанных бревен,
и из него попадали прямо в комнаты; их было четыре: кухня, ткацкая,
спальня семьи и комната для гостей, самая лучшая из всех. При постройке
дома не подумали о росте моего дядюшки, и он несколько раз стукнулся
головой о потолок.
полом и одним окном, в которое вместо стекол был вставлен тусклый бараний
пузырь. Постель состояла из жесткой соломы, брошенной между двумя
деревянными перегородками, выкрашенными в красный цвет и расписанными
исландскими поговорками. Такого комфорта я не ожидал; но по всему дому
распространялся терпкий запах сушеной рыбы, соленого мяса и кислого
молока, не доставлявший моему обонянию особенного удовольствия.
в кухню, единственное даже в большие холода помещение, где топили печь.
нему.
камень, игравший роль очага, а в крыше над ним было сделано отверстие,
заменявшее дымовую трубу. Эта кухня служила также и столовой.
не видел, словами "saellvertu", что означает "будьте счастливы", и
облобызал нас в обе щеки.
церемонией; затем, приложив правую руку к сердцу, они отдали нам глубокий
поклон.
все, от мала до велика, копошились среди дыма и чада, поднимавшегося с
очага и наполнявшего комнату. Ежеминутно то одна, то другая белокурая
мечтательная головка выступала из этого облака. Этих ребят можно было
принять за группу неумытых ангелов.
из этих мартышек забрались к нам на плечи, столько же на наши колени,
остальные путались между наших ног. Те, которые могли говорить, повторяли
"saellvertu" на всевозможные лады, те, что не умели говорить, кричали еще
больше.
проводник, который позаботился о том, чтобы накормить лошадей, говоря
попросту, разнуздал их и ради экономии пустил пастись в поле; бедные
животные должны были довольствоваться скудным мхом, растущим на скалах, и
тощими приморскими травами, а на следующее утро вернуться восвояси и опять
подставить свою спину под седло.
не жарче другого, - сцена приветствия со стороны хозяина, хозяйки и
девятнадцати малышей.
четыре человека, и, следовательно, друг на друге в буквальном смысле этого
слова. У кого на коленях примостилось двое ребят, тот еще хорошо
отделался!
воцарилась тишина, непривычная для исландских мальчишек. Хозяин подал нам
довольно вкусный суп из знаменитого исландского мха, затем изрядную порцию
сушеной рыбы в масле, которое прогоркло лет двадцать назад и,
следовательно, по исландским понятиям, было гораздо лучше свежего. К этому
подавали "skyr", что-то вроде простокваши с сухарями и подливкой из
можжевеловых ягод. Наконец, какой-то напиток из сыворотки, разбавленной
водой, так называемая "blanda". Хороша ли была эта неведомая пища, или
нет, я не могу судить. Я проголодался и вместо сладкого проглотил до
последней крупинки крутую гречневую кашу.
горел торф, хворост, коровий помет и кости сушеных рыб. Потом, обогревшись
таким образом, все разошлись по своим комнатам. Хозяйка, согласно обычаю,
хотела снять с нас чулки и штаны, но, получив вежливый отказ, не
настаивала, и я мог, наконец, прикорнуть на своем соломенном ложе.
крестьянином; дядюшка с трудом уговорил его принять приличное
вознаграждение, и затем Ганс дал сигнал к отъезду.
становилась болотистой и менее удобной для езды. Направо тянулась до
бесконечности цепь гор, точно возведенный самой природой ряд грозных
крепостей; часто встречались потоки, которые приходилось переходить вброд,
однако не очень подмочив багаж.
мелькает человеческая фигура. И когда на поворотах дороги мы внезапно
оказывались лицом к лицу с одним из этих призраков, меня невольно
охватывало отвращение при виде вспухшей головы без волос, с лоснящейся
кожей, в отвратительных ранах, которые проступали под жалкими лохмотьями.
убегало так быстро, что Ганс не успевал крикнуть ему своего обычного
"saellvertu".
весьма распространена в Исландии; она незаразительна, но передается по
наследству, почему этим несчастным воспрещен брак.
Последние травы увядали у нас под ногами: не было видно ни одного деревца,
кроме зарослей карликовых берез, ни единого животного, кроме нескольких
лошадей, которые бродили по унылым равнинам, так как хозяева не могли их
прокормить. Порою парил в серых тучах сокол, холодный ветер гнал птицу на
юг. Я заражался грустью этой дикой природы, и воспоминания уносили меня в
родные края.
фьордов и, наконец, через настоящий залив; на море как раз был штиль, и мы
поэтому могли продолжать путь, не мешкая, и вскоре добрались до деревушки
Альфтанес, расположенной на расстоянии мили оттуда.
провели ночь в покинутом, ветхом домишке, достойном служить обиталищем
всех озорных кобольдов, скандинавской мифологии; во всяком случае, злобный
дух холода чувствовал себя здесь, как дома, и он терзал нас в течение всей
ночи.
почва, то же однообразие, тот же печальный пейзаж. К вечеру мы прошли
половину пути и переночевали в "annexia" Крезольбт.