Шульгин задвинул над головой герметическую крышку, и через несколько
секунд шлюзовая камера заполнилась водой.
любимая в детстве "Тайна двух океанов".
глубину, чтобы не попасть под винты, краем глаза заметил, как быстро
растаяла в мути блестящая обшивкой из бериллевой бронзы подводная часть
яхты, окруженные вихрем пузырей кавитации винты.
берег, Шульгин разделся, привязал гидрокостюм и акваланг к скутеру,
открыл клапан балластной цистерны.
глубине. Привалил сверху для надежности парой камней. Глядишь, еще и
пригодится когда... Впрочем, ерунда все это. И баллоны акваланга
заправить в этом мире негде, и аккумуляторы скутера через сутки-двое
сядут полностью. Так что лежать имуществу на дне до скончания веков...
При себе он оставил только часы, компас и десантный нож. Голый (лишь в
шерстяных плавках) человек на голой земле, как любил говорить великий
анархист князь Кропоткин. Или Бакунин.
заветам классиков его не увлекало. Погодка не совсем подходящая. Не на
Таити, чай.
воды громоздились тучи, подобных которым и видеть раньше не приходилось.
больничной желтизной и чернью. То плоские, то скрученные жгутами,
похожими на струи дыма из труб идущего полным ходом миноносца.
смешивались друг с другом. Мрачноватое зрелище и тревожное своей
необычностью. А как завершающий штрих мастера - короткий мазок
багрово-алым там, где предположительно должен быть край заходящего как
раз сейчас солнца.
парохода.
Если очень уж припрет, то, конечно, помощь друзей гарантирована. Но это
будет означать проигрыш, что Шульгина никоим образом не устраивало.
***
кустарником, было легко. Почва песчано-щебенчатая, не раскисающая даже
после многодневных дождей.
обрушивающихся на голову и плечи с низко нависающих ветвей, удовольствия
не доставляли.
последние пятьсот метров тропа круто пошла вверх и вывела на край
глубокой балки, заросшей неожиданно густым для этих мест лесом.
реликтовых генуэзских сосен надежно скрывали укромную полянку, где у
подножия двухсотлетнего, наверное, дерева, кипел родник чистейшей
минеральной, похожей на боржоми воды.
же возможных и в этом глухом месте посторонних взглядов, притаился
зеленовато-песочный "Додж 3/4".
хозяина, сидел человек, удивительно похожий на Джо Кеннеди, слугу
доктора Фергюссона из романа Жюля Верна "Пять недель на воздушном шаре",
как его описал автор и изобразил художник Луганский.
сильный, как буйвол, и ловкий, как обезьяна, с открытым, честным и
мужественным лицом, смышленым взглядом. Откровенный, решительный и
упрямый. Его внешность невольно располагала к себе: потемневшее от
загара лицо, живые карие глаза, смелость и резкость движений, наконец,
что-то доброе и честное во всем его облике.
неподкупный и верный до смерти, должен сопровождать джентльмена славной
викторианской эпохи в его странствиях по миру.
тем более. Сразу всем будет виден "человек из раньшенного времени", как
говаривал Шура Балаганов, а такие люди способны внушать скорее
почтительное, пусть и несколько жалостливое уважение, но отнюдь не
подозрения и не неприязнь... - Вот и я, Джо, - сообщил Шульгин,
разумеется, по-английски, стряхивая воду с лица и волос, как будто
биоробот мог не заметить его появления. - Полотенце, одежду, и -
согреться... Слуга, у которого от этих слов включилась его программа (до
этого он находился в режиме ожидания и охраны вверенного ему объекта),
быстро, но не торопливо встал, поклонился без подобострастия, позволил
себе улыбнуться.
Посторонних здесь не появлялось. Извольте... - не теряя ни секунды,
поскольку знал наизусть, где и что у него хранится, извлек из чемодана в
кузове большое махровое полотенце. - Какой костюм прикажете?
поужинаем... Джо кивнул, сноровисто свернул сеть, аккуратно, без
ненужной лихости тронул машину с места.
больше в этом мире Александра Шульгина, есть путешествующий для
собственного удовольствия сэр Ричард Мэллони, которого неудержимая
любовь к приключениям привела в самый экзотический на сей момент уголок
планеты.
происходит, каким образом из осколка Великой империи образуется
современное, динамичное, похоже, смертельно опасное для "европейского
равновесия" государство.
волновали мало, поскольку себя он считал существующим вне всяческой
политики, но вот очевидцем быть любил. Начиная со времен Англо-бурской и
Испано-американской войн. И очень надеялся к старости издать мемуары.
Оставить, так сказать, свой след на Земле.
охотничьими трофеями, и заготовленной заранее могильной плиты с
продуманной покойником эпитафией. Вроде той, что сочинил для себя
Стивенсон.
камня, на высоком цоколе, с мансардой под крутой, как у швейцарского
шале, черепичной крышей, малоприметно расположился на краю высокого
обрыва.
скрывали кривые стволы крымского карагача и колючий кустарник.
мечтавшей иметь нечто подобное в личной собственности, но даже
приличного ремонта сделать не успел. Да и выезжали они сюда с женой
всего три раза, шашлыки пожарить, да ночь провести "вдали от шума
городского".
без дыма, по крыше и листьям деревьев шуршал явно надолго зарядивший,
обложной дождь. Шульгину нравился этот антураж, заходить в дом ему не
хотелось.
ужин, откупорил бутылочку бренди, приготовил кофе и любимую хозяином
после ужина сигару, после чего удалился обратно в машину.
отварная телятина с острым соусом "кэрри", ароматный сыр, жестяная
коробочка маринованных трепангов, в меру поджаренные тосты.
"предлагаемых обстоятельствах".
Ближайшая цель достигнута. Каким образом? Ну, скажем, на этом самом
автомобиле. Своим ходом он добрался в Крым из Баку, куда, в свою
очередь, приплыл пароходом из Энзели, а туда - верблюжьим караваном из
Абадана через Тегеран.
рекомендательных писем - от Королевского географического общества, от
русских, еще царских консулов в Индии и Персии. Очень похожие на
настоящие, не придерешься.
путешественника-иностранца, исколесившего полмира и вот добравшегося и
сюда. К примеру, желает он ознакомиться с достопримечательностями
Севастополя, при осаде которого дедушка нашего героя в 1855 году потерял
ногу.
Адамов Григорий
Прозоров Александр
Сапковский Анджей
Березин Федор
Конан-Дойль Артур
Куликов Роман