Что-то щелкает внутри, голова откидывается назад, рот капризно
искривляется, по телу пробегает дрожь воскрешения, и она кричит.
важных слов.
идти, куда захочешь, и говорить, что хочешь. Скажи что-нибудь.
же время новым голосом:
свободу! Уйдем отсюда. Мы больше не зависим от кукольника. Мы будем жить,
как захотим.
пригладила волосы, капризно пожала плечами. - Оставь меня в покое,
пожалуйста. Мне не о чем говорить и некуда идти. Мне было совсем неплохо и
раньше. Ну, подумай сам, куда мы пойдем? Кому мы нужны? Ведь только здесь
мы что-нибудь значим.
мы найдем в чужом мире людей, мы, куклы, незаконнорожденные, уроды,
гомункулусы? И как жить, если мы все равно зависим от кукольника, от его
аппарата, вливающего в нас силу, от его рук, охраняющих нас? Мне стало
грустно, я сел и попытался успокоиться, чтобы не заплакать.
дергающегося в конвульсиях освобождения:
показывает нос двери, проходит колесом по полке.
что-нибудь придумаем. Он не похож на эту раскрашенную дуру Коломбину, он
энергичен, сметлив, умен. Арлекин легонько пинает лежащего Панталоне.
заводная кукла! Я-то смогу сделать, что захочу. Вот оторву тебе голову или
нос, чтобы смешнее было, или переставлю тебе руки на место ног. То-то
повеселюсь. Давай, Пьеро, придумаем что-нибудь забавное.
вынужденного паралича думали об этом? Неужели слово "свобода" для одной
означает растерянность, а для другого - неограниченную возможность
удовольствий? Почему они не понимают, что теперь они приблизились к
человеку? Значит, есть не просто свобода действия, но и свобода
бездействия.
завидовал, если их свобода так многогранна и противоречива.
тебе надо?
поиграем с ним в прятки. Пусть побегает за нами, пусть позлится. Он ни за
что не угонится за нами. Ну, пошли. Он здесь, рядом.
скажу!..
старое место, лежащую неподвижно, как до воскрешения, но уже добровольно.
Вдвоем они впервые пересекают комнату, осторожно толкают дверь,
придерживая ее, чтобы не скрипела. Полутемный длинный коридор перед ними.
Шаги тихи, почти неслышны, только легкое жужжание работающих механизмов
выдает их. Словно муха в стеклянной банке, бьется внутри их тел
механическая жизнь, обретенная свобода, не находящая выхода.
за которой должен быть кукольник. Пьеро медлит. Арлекин тоже не спешит.
под кровать до моего сигнала, а я потихоньку разбужу старикана и уж сумею
повеселить его. Он у нас попляшет!
трогается на смазанных петлях. В комнате темно, настолько темно, что мрак
кажется осязаемым, плотным, тугим, враждебным. Пьеро на ощупь, по стенке,
входит в комнату вслед за Арлекином и прикрывает за собой дверь. Они
стоят, прислушиваются, но слышат только собственное тиканье и жужжание.
Арлекин тянет за рукав Пьеро, так же по стенке они пробираются дальше,
натыкаются на стол, огибают угол, пока не упираются в мягкую тяжелую
ткань, свисающую до пола. Это штора. Арлекин тянет ее за край, штора
отодвигается, обнажает окно, неяркий свет уличного фонаря освещает
комнату.
кровать.
спиной к окну.
постели и заползает неслышно в душную темноту. Он ждет, что будет делать
Арлекин. Тот ходит по комнате, шуршит, поскрипывает, потом легкие шаги его
приближаются, слышно, как он шебуршит в изголовье, пришептывает,
посмеивается. Наконец он вползает под кровать и шепчет:
груди специально для меня. А эта веревка привязана к его шее. Если мы
хорошенько потянем, то...
поговорим. Он у нас за все ответит.
веревку, кричит:
Просыпайся-ка!
привязанный, хрипит, сдавленный веревкой за горло, и, кажется, поняв и
разглядев, в чем дело, затихает. Арлекин ослабляет путы.
говорить все, что мы захотим. Ну-ка, спой ту дурацкую песню, что я пою в
первом действии. У меня она вот здесь сидит! Надо же придумать такие
идиотские слова! Пой!
тело крепко привязано к кровати. Лицо его синеет.
пришли сюда за этим? Дай мне спросить у него.
все его издевательства?
бог-создатель, для чего ты дал мне способность мыслить, если я парализован
по твоей же воле? Для чего дал мне волю к свободе, если лишил самой
свободы?
Я создал вас такими же, как люди, не хуже и не лучше. Ты считаешь себя
несвободным, а людей - свободными существами, но ведь на самом деле ты и
так равен им и ничего не изменилось после того, как ты получил право на
собственные слова и поступки. Неужели ты стал более счастливым, когда стал
двигаться и говорить якобы по своей воле? Ведь тотчас же ты применил свою
свободу, чтобы лишить свободы меня. Сначала меня, а потом, быть может, и
других. Не лучше ли было оставаться тебе в прежнем состоянии, там, на
полке? Подумай сам, сынок, ведь я вложил в тебя разум, в отличие от
Арлекина, который если и страдает, то лишь от скуки - болезни пустых
людей. Подумай.
собственного рабства. Но теперь я свободен и хочу показать тебе, как
невыносимо рабство, как подло и несправедливо лишать живое существо того,
что принадлежит ему по природе, - свободы. Эта веревка у нас в руках не
напоминает ли тебе ключик, которым ты заводишь нас? Это ли не знак
насилия? Там, на полке, я мечтал о веревочках, привязанных к твоим рукам и
ногам, чтобы ты сам ощутил все унижение, причиняемое тираном.
свобода! - И легонько натянул веревку.
ответил. Скажи мне, кукольник, как ты, свободный и счастливый, мог
посягнуть на чужую свободу? Неужели бы мы, освобожденные, хуже играли на
своей сцене? Ведь мы, одаренные разумом и волей, могли бы играть намного
лучше, живее, разнообразнее, чем сейчас, ограниченные пружинами. Отпусти
нас на волю, и мы останемся в твоем театре, но только не лишай нас
свободы. Мы по горло сыты рабством.