дороги, параллельно ему, обгоняя или отставая, шли знакомые люди - врачи и
медсестры, он кивал, поднимал в приветствии руку, улыбался в ответ, все
было привычно, так же, как и вчера, и десять лет назад. Его догнал
Чумаков. Сильная мужская ладонь хлопнула его по плечу.
Любая семья - маленькие хитрости.
ты накаркал?
здравый смысл - бобыль с комплексами.
семейной жизни не для меня, ты это знаешь. А дедушка вернется.
вернется в его холостяцкую квартиру, но обижать друга не было желания, и
он перешел на привычный разговор о том о сем, не вслушиваясь ни в свои
слова, ни в реплики Чумакова. Его не покидала назойливая, будоражащая
мысль о потерянной возможности обретения новой жизни, неизведанных чувств,
непрошеных слов, неслыханных поступков.
скажу ей? О своей любви? Это глупо. Она примет меня за идиота или за
нахала. Я так и не научился знакомиться с женщинами. Как это невероятно
трудно - подойти к незнакомому человеку и сказать, что хочешь быть рядом с
ним. Всю жизнь. До конца".
вчера звонили из больницы. Говорят, что ворвался в мое отделение и стал
искать добровольцев для проведения своих эпохальных опытов. Его вежливо
выперли. Жаль, что пинков постеснялись надавать. Я уж ему сам сегодня
всыплю. До чего обнаглел!
не все средства хороши для достижения цели. Он сам поймет, вот увидишь.
переключился на чужие беды и горести.
раскрытой дверкой шкафа. Шли обычные разговоры: о детях, погоде, дежурный
хирург, распекал Веселова, остальные смеялись. Веселов, дождавшись, когда
коллега заснет, ухитрился прибить его тапочки к полу гвоздями, а потом
позвонил по телефону из приемного покоя. Спросонья тот вскочил, накинул
халат, сунул ноги в тапочки и...
Достукаешься.
в чай мочегонное в лошадиных дозах, да перед очередной конференцией. Во
попляшете!
похмелья?
Ни-ни!
Теперь до обеда не сыщешь.
Температура, давление, пульс, общее состояние. Умерла бабушка с запущенным
раком, привычная фраза: "Реанимационные мероприятия к успеху не привели".
Это означало, что дежурные врачи и сестры, зная наперед о бесполезности
своих усилий, делали все возможное в течение часа, если не больше, все еще
надеясь на обратимость неотвратимого.
об лед, выматываешься до предела, когда уже почти все определено заранее.
Организм подошел к грани, все наши лекарства и аппараты ничего не могут
поделать. Мы можем лишь помочь человеку напрячь последние силы,
подтолкнуть к жизни. Так и не сбывшийся миф о возможности оживления... Чем
больше работаешь, тем больше убеждаешься в своем бессилии. Так дальше
нельзя..."
в двух ипостасях. Как реаниматолог - специалист по тяжелым больным, и как
анестезиолог - человек, дарующий забвение во время операции. Два лика
одной профессии, слитые воедино. Вернуть человека к жизни, выгнать из его
тел-а поселившуюся смерть и наоборот - ввергнуть в бессознательность, пока
больной лежит, на операционном столе с разъятым телом. Наркоз -
искусственная обратимая полусмерть-полужизнь, и все ниточки в руках
анестезиолога, пока хирурги неторопливо делают свое дело, убежденные в
надежности партнера. Как альпинисты в одной связке - больной, хирург,
анестезиолог.
казалось, что он сам избрал ее, сам пришел к мысли, что именно здесь
сможет выявить свои способности. И только теперь, рассеянно слушая
немногословные распоряжения Марии Николаевны, Оленев впервые подумал о
том, что выбор был навязан ему в те далекие годы при первой встрече с
Философским Камнем.
батарею, - кем бы я мог стать? Химиком, как мечтал в детстве? Биологом?
Палеонтологом? Лингвистом-полиглотом? Десятки возможностей, непрожитых
судеб. Теперь это в руках моей дочери. Возвращаться в точку отсчета, в
далекое детство, когда все впереди и жизнь кажется безграничной, как
звездное небо. Но обретет ли она счастье в бесконечном поиске вариантов? И
разве я несчастлив? Разве я не на своем месте?"
своему любимому напарнику Чумакову. Шла плановая операция, Чумаков напевал
вполголоса, неимоверно фальшивя, руки его сноровисто мелькали над
окровавленной простыней, а Юра привычно выслушивал краткие сообщения
сестры о давлении, пульсе, изменял параметры на респираторе, просил ввести
в вену то или иное лекарство, но почему-то ощущение близкой беды отяжеляло
душу, словно вот-вот должно случиться что-то непоправимое и он, Оленев,
окажется если не виновником, то соучастником страшной ошибки. Первой за
все годы работы в больнице.
зрачки, сам считал пульс, заходил за спину Чумакова, смотрел, как тот
накладывает швы, операция близилась к концу, ничто не предвещало
неожиданной трагедии, и Оленев гнал от себя назойливые мысли, объясняя их
событиями вчерашнего сумбурного дня и переломом в душе.
скидывали пропотевшие халаты, закуривали, кто-то непринужденно рассказывал
анекдот, а Оленев не покидал больного, хотя все шло нормально, как по
учебнику. Восстановилось дыхание, ровное и спокойное, давление держалось
на должной высоте, больной приоткрыл глаза и пошевелил губами, пытаясь
что-то сказать. Сестра-анестезист вопросительно посмотрела на Юру, она
знала, что больного пора переводить в палату, но Оленев мешкал, послал за
лаборантом, чтобы взяли анализы, хотя в этом не было необходимости.
операционную. - Что-нибудь не так?
Подобное объяснение его вполне устраивало.
Давай-ка закругляйся, там женщину привезли на попутной машине, трамваем
сбило. Машка у главного, остальные в операционных торчат, я один в палате.
А после дежурства башка дурная. Давай на подмогу.
Там шла размеренная суета. Опытные сестры молча и сноровисто готовили
системы для переливания, шприцы, необходимые лекарства, аппарат для
искусственной вентиляции легких - респиратор. На койке лежала женщина в
окровавленной одежде, санитарки бережно раздевали ее, она стонала с
закрытыми глазами. Оленев быстрыми, точными движениями ощупал тело,
переломов не было, приоткрыл лицо от спутанных прядей и узнал.
увиденная сегодня в утреннем автобусе.
пульс, прислушиваясь к хрипящему дыханию. - Так, закрытая черепно-мозговая
травма, ушиб легкого, возможен отек".
интубацию. Кровь на группу забрали? Аппарат для гипотермии...
и быстро. Многолетний навык брал свое. Остальное делал Оленев. Все то, что
зависит в реанимации от ловкости натренированных рук, способных выполнить
любую манипуляцию в любых условиях, проводилось автоматически, а мысли
были заняты другим, не менее важным: что еще сделать как можно быстрее,
чтобы отвоевать секунды у грозной беды.
предвидел любые скачки и перемены, возможные в ближайшие мгновения, но
вдруг на него напало оцепенение, он облокотился о спинку кровати, чтобы не
пошатнуться, провел ладонью по вспотевшему лбу.