спилены для защиты хозяев и их самих от порезов. Армида поглаживала одного
из сидераулов. Он спокойно слизывал листья с ее рук. В некоторых местах на
панцире сидераула были вырезаны различные инициалы и даты.
дворике Чабриззи, были, возможно, последними во всей Малайсии.
Древнезаветные животные вымирали.
которой алтарь был устроен в стене из известняка, а скамьи для моления
украшены богатой резьбой. Скала сочилась влагой. Журчание воды, стекавшей по
стене, усиливало атмосферу таинственности в часовне. Из скалы росли
папоротники, рядом горели жертвенные свечи. В часовне висело огромное
торжественное полотно с изображением богов тьмы и света: один рогатый,
другой с огромной бородой, между ними находилась Минерва со своей совой.
известняка на оконное стекло непрерывно капала вода. Сквозь узкое окошко мы
смотрели на очертания далекого Мантегана, где проживали моя сестра и ее
редко бывавший дома муж. Внизу под нами был служебный дворик. Тонкий луч
света пронзал сумрак этого влажного места и освещал две фигуры. Я сжал руку
Армиды, затянутую узким рукавом, и направил ее взгляд на эту пару.
были молоды. Мужчина был юн, женщина - полногруда, в переднике и чепце. Мы
видели, как она улыбается, щурясь от солнца. Рассмотреть лицо юноши нам не
удалось. Он наклонился к женщине и поцеловал ее, она не сопротивлялась. Он
положил одну руку на ее пышную грудь, в то время, как его вторая рука
оказалась у нее под юбкой. Знакомые действия освещались лучами солнца.
то же время вызывающе.- Почему слуги всегда так развратны?
перевязаны ее волосы, в то же время моя вторая рука оказалась у нее под
юбкой, что очень походило на действия слуги во дворике под нами.
попытался дотянуться до нее. Армида снова увернулась, я начал ее
преследовать. Когда я подходил слишком близко, она била меня по рукам. Лишь
раз я поймал ее, и мы начали пылко целоваться, ее губы постепенно разжались,
и я просунул язык в ее рот. Но как только наше волнение достигло
определенной точки, она снова оттолкнула меня. Вначале это было весело.
Затем я подумал, что Армида ведет себя как ребенок. Устав от игры, я
опустился на одно из подбитых ватой сидений и стал наблюдать, как она
резвится.
влаги и соединялись в У-образном пересечении, по ним струилась и капала
вода, из трещин поднимались побеги папоротника.
сдержанную со мной. С отсутствующим видом, совершая грациозные движения
руками и ногами, как бы давая представление перед избранной публикой -
гораздо более избранной, чем я, Армида сняла и отбросила свои белые чулки,
затем платье. Мое внимание было привлечено к ней, я с трудом верил, что этот
эротический танец исполняется в мою честь. Вскоре Армида освободилась от
остальных предметов женского туалета, завершив раздевание снятием лифчика.
танцевала обнаженная Армида Гойтола.
и тугие ягодицы ритмично покачивались. Волосы в треугольнике основания
маленького живота были такими же темными и густыми, как на голове.
походила на персик. Чего она добивалась? Я молил Бога, чтобы наши желания
совпали.
прикрывала в порыве запоздалой скромности свои укромные места. Ее одежды
были разбросаны по полу.
задумчивым голосом,- и всегда страстно желала повторить этот танец,
освободившись от семьи и от себя. Я бы хотела стать диким зверем.
в виду,- тяжело дыша, сказал я, показывая на букву V в известняке и медленно
поднимаясь из кресла.- На скале изображены прекрасные части тела призрачной
женщины. Папоротник растет там из скромности, ты видишь, Армида?
женщины, а вторую положил на шею Армиды и поглаживал мочку ее уха. Затем моя
рука совершила плавное движение и оказалась на округлом бедре Армиды, с
которого соскользнула в У-образный изгиб живота и осталась среди покрывающей
его растительности.
быстро освобождался от одежды.
Чабриззи, у которых, наверняка, никогда не было лучшего алтаря для
почитания, чем тот, который держал в своих руках я.
по крайней мере, мне так показалось вначале, когда она с восторгом взяла в
руки ту штуку, которую я ей предложил, и прижалась к ней губами. Армида
ласково играла с ней, как с куклой, пока я не забеспокоился, что моя штука
взыграет в ответ. Но даже в этот момент Армида не разрешила мне сделать то,
чего я желал больше всего на свете, объяснив, что это предназначено для ее
будущего мужа, в противном случае она потеряет всякую цену на рынке невест -
таков был закон ее семьи.
достаточное удовлетворение - поскольку запрет повлек за собой использование
многих тайных приятных ухищрений, к которым прибегают любовники в нашей
стране. В восхитительных объятиях Армиды я потерял представление о времени.
Мы любили друг друга до тех пор, пока солнце не спряталось за скалы и
сидераулы не начали реветь перед вечерней кормежкой. Подремав немного, мы
рука об руку пошли вниз через лабиринт теней и проходов.
необычной чувствительностью кожа ощущала поднимавшиеся из скал пары,
чередование холодных, теплых и влажных помещений.
взгляд, Армида побежала вперед. Я оставался в тени портика до тех пор, пока
вдалеке не затих стук колес.
Моста. Настроение резко поднялось. Я не чувствовал желания с кем-нибудь
делиться охватившим меня счастьем. Я шел по городу, на который опускались
вечерние сумерки, с твердой решимостью зайти к священнику, представителю
Высшей религии, бритоголовому Мандаро.
дворца, основателей Малайсии. Это здание являлось частичкой подлинной
Малайсии.
огромным, словно настоящий город. Большая часть его была разобрана - камни,
горгульи и составные конструкции разворовывались на строительство более
поздних зданий, в том числе и на сооружение резервуаров под городом и
фундамента собора св. Марко. В сохранившейся части дворца не осталось ни
одной комнаты, которая служила бы для первоначально предусмотренных целей.
Тряпье бедняков свисало с балконов, где когда-то нежились на солнце дамы
основателя нашего государства, Деспорта. Нынешние обитатели развалин дворца,
ежедневно борющиеся за свое существование, наполнили шумом муравейник, через
который я шел. Вся атмосфера развалин дышала темным прошлым. Пробираясь
через трущобы, я поднялся на четвертый этаж и открыл деревянную дверь в
комнату Мандаро. Она никогда не закрывалась. Как всегда вечером Мандаро был
на месте. Он разговаривал с незнакомцем, который, когда я вошел, встал и, не
поднимая на меня глаз, вышел из комнаты. По середине комната была разделена
перегородкой, которая служила для уединения посетителей и самих священников.
Я никогда не видел священника, живущего в другой половине помещения, хотя
слышал его низкий меланхоличный голос, когда он начинал читать молитвы.
Мандаро поманил меня, приглашая подойти поближе. Из крошечного кухонного
шкафа он вытащил немного джема на крошечном блюдце и стакан с водой. Это
было традиционное приветствие священников Высшей религии. Я медленно, без
возражений, съел джем и выпил стакан желтоватой воды.
вижу, это приятное беспокойство.
лет, с твердым, как бы выточенным из дерева телом. Грубоватые черты его лица
говорили о незаконченности работы создателя. Чтобы компенсировать отсутствие
волос на бритой голове, Мандаро отрастил бороду. В черных усах проглядывала
седина. Это несколько воодушевило меня, так как с сединой он выглядел менее
святым. Его цепкие, непроницаемые глаза, похожие на карие глаза де Ламбанта,
не отрывались от собеседника.
ночь. Освещенная в некоторых местах Сатсума со своими кораблями и пристанями
лежала под нами. За ней несла свои воды Туа. Под звуки музыки, разнося
вокруг запахи растительного масла, вниз по реке плыла баржа-ресторан. На
противоположном от нас берегу раскинулись ясеневые рощи, которые можно было
принять за силуэты древних строений. За ними в темноте лежали виноградники,
а еще дальше начинались Вукобанские горы, которые различались на фоне
бледно-темнеющего неба в виде зазубренной линии. На небе появилась звезда.
смехом и голосами из соседних комнат.
я.- Но я чувствую, что меня охватывает паутина обстоятельств, которые, с