Чтение 14–й страницы книги ~Война мертвых~

Успехи в мнимом суициде никого не впечатлили. Игорь был чернее тучи. Егор
за пультом даже не обернулся.
Изматывающие стрельбы продолжались больше сорока часов. Паузы были
разными, но не .превышали часа. Иногда Тихон успевал перекусить, иногда -
даже вздремнуть, но расслабиться ему не удавалось. Мысль о том, что с
минуты на минуту лейтенант прикажет явиться, держала его в постоянном
напряжении. Если перерыв затягивался, Тихон начинал нервозно бродить по
кубрику, теребя магнитную пряжку пояса.
За серией занятий последовал двенадцатичасовой отдых. Тихон провалился в
бездонный колодец, но вскоре проснулся - кровать хлюпала от пота. Он
лунатически прошествовал в санблок и, приняв душ, там же и заснул. Пот
свободно лился по наклонной полипластовой поверхности и исчезал в ажурной
решетке водостока. Тихону это не мешало.
После передышки все повторилось: полтора-два часа в кабине - сорок минут в
кубрике, и снова в кабину. Когда Тихон подсчитал, сколько времени он
теряет, мотаясь по коридорам, то ему стало дурно. Здесь был и полноценный
сон, и просмотр интервидения, и все радости жизни, которые он мог себе
позволить до того, как Игорь впряг его в этот безумный цейтнот.
Мягкий лежак капсулы стал ему ближе кровати. Вылезая из кабины, Тихон
чувствовал себя намного бодрее, чем если бы он минут двадцать прикорнул -
больше никак не выкраивалось. Тихон подозревал, что офицеры отсыпаются,
когда он ползает по полигону, другого времени у них не было, однако,
уничтожая танк и возвращаясь в реальность, он часто заставал в классе
инструктаж.
С Мартой он виделся не единожды и всякий раз старался проскользнуть мимо,
не глядя ей в лицо. Удавалось это не всегда, бывало, что Тихон получал
задание вместе со всей группой - расходясь по капсулам, они непременно
сталкивались, и тогда пухлые губы Марты растягивались в гадкой
сочувственной улыбке.
В таких случаях Тихон поспешно нырял внутрь и надевал датчик еще до того,
как опустится крышка. Пройдя через страдание от запаха клубники, он с
наслаждением растворялся в КБ, идеально защищенном логове его личности.
Тихону не нравилось, что ему вверяют не весь танк, а только половину, но
особенно его возмущало то, что выбирает эту половину лейтенант. Это Игорь
решал, кем быть Тихону, - стрелком или водителем, мотором или пушками.
Впрочем, бытие в форме двух башен и шести орудий его тоже устраивало. Это
было не так мучительно и бесполезно, как обычное человеческое
существование.
Война, из-за которой он попал в Школу, по-прежнему оставалась далекой и
чужой. Макеты на полигоне не имели с ней ничего общего. Они даже не
уклонялись от голубых разрядов, случайно ложившихся рядом, и в
смертоносность конкурской техники Тихон верил все меньше.
Привычная активация танкового самоликвидатора утвердила его в мысли, что
смерть - это не точка, а лишь запятая, за которой всегда следует
продолжение.
Может быть, именно поэтому стрелял Тихон неважно. Дисковидные
ракетоносцы-медузы не только катались по степи, но еще и периодически
взлетали, причем в самый неподходящий момент. В тире их обычно было не
более пяти, хотя количество роли не играло - к концу занятия все они
оставались целехоньки.
Против юрких мух он тоже оказался бессилен. Кроме того, что они были
склонны резко менять траекторию, в воздухе отсутствовали кусты, канавы и
прочие ориентиры, благодаря которым Тихону иногда удавалось распотрошить
пару блох. Как-то раз в свинцовом небе нарисовались светлые облака - не
иначе, капитан решил подсобить, - но использовать их как привязки для
стрельбы все равно не удалось.
Слонов к нему не подсылали. Огромная медлительная машина была слишком
легкой мишенью даже для Тихона - естественно, при условии, что она не
вздумает обороняться.
Печка кормила все той же гадостью. Лишь изредка, словно забывшись, она
потчевала его чем-нибудь приличным типа куска свинины, но это означало,
что следующие двадцать часов он просидит на одном пюре.
С Игорем отношения не клеились. Во время третьей серии занятий Тихон
попытался заговорить, но лейтенант отвечал строго и односложно, как и
подобает армейскому начальнику.
Тучную Зою Тихон видел настолько редко, что с ней не имело смысла даже
здороваться.
Анастасия была ему чем-то симпатична, и, чтобы порадовать старушку, он
каждый раз учтиво склонял перед ней голову. Тихон завидовал вовсе не ее
меткой стрельбе, хотя это ему тоже не помешало бы. Анастасия была
курсантом "номер раз" и в Школе оставалась по каким-то формальным причинам
- когда она торжественно и величаво выбиралась из своего обтекаемого
гроба, Егор не уставал повторять, что ее место на Посту.
Нетрудно было догадаться, что танк Анастасия освоила в совершенстве, - вот
это Тихона и смущало. Глядя на семидесятилетнего оператора, он испытывал
какую-то иррациональную ревность, точно старушка не просто заняла его
личную территорию, но и переустроила ее по своему вкусу. Для Тихона танк
давно уже не был машиной, он стал больше, чем домом, больше, чем телом, -
образом жизни. Тем досаднее были неуспехи Тихона на стрельбище. В памяти
все чаще всплывала история с неудачником Филиппом, и он боялся даже
подумать о том, что когда-нибудь его могут точно так же отправить на Землю.
Однажды, прибыв по очередному вызову, Тихон обнаружил в классе незнакомых
курсантов - двоих мужчин и женщину. Первый имел внешность настолько
скучную и невыразительную, точно его специально выбирали как некое среднее
арифметическое: пшеничные волосы с косым пробором, ровные ухоженные баки и
короткие усики. На родине он наверняка служил каким-нибудь небольшим
начальником. Тихону почему-то подумалось, что до Школы мужчина жил на
Земле, однако эта мысль не принесла ничего, кроме глухого раздражения.
Второй был намного моложе, почти ровесник Тихона, но выглядел куда более
развитым. Задняя часть его бритого черепа сливалась с шеей и отвесно
уходила под черный воротник рубахи. Массивная, округлая нижняя челюсть не
сулила в случае ссоры ничего хорошего, а внимательные глаза под широкими
бровями, кажется, так и выискивали способ доказать это на деле.
Женщина производила впечатление вечно усталой работницы с фермы для не
слишком одаренных людей. Ее обветренное лицо в обрамлении рыжеватых кудрей
не было ни дебильным, ни даже глупым, но взгляд, маниакально устремленный
в какую-то пылинку на полу, побудил Тихона встать от дамочки подальше.
Марта топталась в другом углу, терпеливо ожидая, пока лейтенант
распределит новобранцев по кабинам. Незнакомка заняла место Анастасии, из
чего Тихон сделал вывод, что старушка наконец отправлена на Пост. Мелкий
начальник неловко перевалился через борт капсулы и, устраиваясь на лежаке,
что-то вполголоса забормотал. Тихон понял, что усатый земляк будет его
соседом, и вконец огорчился. Когда настала очередь крепыша, в класс,
смешно тряся животом, вбежала Зоя.
- Прости, Игорь, я опоздала, - выдохнула она, оглаживая взмокший лоб.
- У тебя было тридцать шесть минут, - монотонно произнес лейтенант.
- Последний раз, - жалобно молвила Зоя.
- Последний раз был в прошлый раз, - дурным стихом ответил Игорь. - От
имени армии выражаю тебе благодарность за сотрудничество.
- Игорь... - Она уронила руки и стала еще ниже и еще толще. - Не надо,
Игорь! Я согласна на кару, пусть будут все семь баллов, только...
- Только не клянчи. Ты боишься скорости, а медленный танк - это не танк.
- Зато маскировка... - с надеждой начала Зоя, но умолкла. Спорить с
лейтенантом было бесполезно, и она это знала.
Филипп, паж удачливой Анастасии, также пытался уговорить Игоря, но все же
вернулся домой, предварительно забыв и о Школе, и о самой войне. Узкие
специалисты на Посту не нужны, тот, кто не может овладеть каждым элементом
управления, никогда не станет оператором. Машина живет в бою недолго,
поэтому она должна выдать максимум того, на что способна. Оба оператора,
втиснутые в чип командного блока, отвечают одновременно за все. Филиппу не
удалось упросить лейтенанта, не удастся этого и Зое. Чтобы предсказать
финал ее карьеры, напрягать воображение Тихону не пришлось: "сброс до
жопы" и платформа переноса. Из какой она колонии? А черт ее знает. После
того знакомства в проходе они больше не общались. Но даже если б они стали
близкими друзьями, что он мог от нее услышать? "В Школе с такого-то
года..."
С первых же минут в чреве мертвой планеты курсант подвергается мягкому
обезличиванию: никакого прошлого, никакого будущего - только настоящее, от
которого зависит все. Родина вместе с воспоминаниями о ней осталась где-то
там, под теплым солнцем. В капсуле для нее слишком мало места, в КБ боевой
машины его еще меньше. И отсутствие привычного времяисчисления, и
пронумерованные коридоры, для прогулок по которым требуется не память, а
лишь знание арифметики, - все это было направлено на подавление связи с
внешним миром.
Вместо мира им дали нечто другое - возможность уйти и вернуться. Тихон
понимал, что двигало Владом, но взглядов его не разделял. Прерывая свою
жизнь, человек теряет самое главное - шанс. В танке все по-другому. Ты
ложишься в кабину и умираешь - за тебя начинает жить машина. Когда она
становится не нужна, ты убиваешь и ее, и возрождаешься тем, кем был.
Возможность выбора - вот что им дали вместо предопределенности судьбы
обычного человека. Их научили умирать, оставаясь в живых.
Это неважно, в какую колонию попадет Зоя. Она не будет помнить Школы, но
никогда не утратит того ощущения власти над смертью, что получила во время
влипания. Рано или поздно она повторит этот счастливый опыт, с той только
разницей, что возврата уже не будет.
- Скорость, - сказала Зоя. - Однажды у меня получилось целых сто
двадцать...
- Это не целых, курсант, - возразил Игорь. - Сто двадцать - это всего
лишь. Иди и жди меня в кубрике. Да, и вот что. Отдай мне свой пояс.
Зоя покорно сняла ремень, и ее пузо из квадратной подушки превратилось в