Чтение 14–й страницы книги ~Загон~

Никита Николаевич скривил губы и по-стариковски сам себе хмыкнул.
Посмотрим, посмотрим...

Наставник сказал Андрею, что придет в двенадцать. Он, естественно, не
опоздает. Белкин, бедолага, размечтается, планов настроит... Жалко дурачка.
Ну, добавят несколько баллов - мол, сеанс подействовал. Какой у него ИС?
Восемьдесят, примерно. Будет восемьдесят пять. Что изменится? Ничего. Тот же
бак, те же вентили - в лучшем случае. А в худшем?..

Профессор покачал головой и, придвинув кресло ближе к стене, снова тронул
экран - новости кончились, пошла реклама.

...Нет, худшего случая у Белкина быть не должно. Андрей, безусловно,
обычный чер. Зауряднейший. Такие, как он, сюрпризов не преподносят. Его ведь
еще на первом контроле опустили. Контроль-два - другое дело, но
контроль-один проходит, как правило, честно.

У пятилетнего ребенка устанавливают тип личности и уровень интеллекта.
Некоторые, с выраженными способностями, направляются в специализированные
школы. Этим детям уже повезло: государство даст им превосходное образование
и будет полностью обеспечивать до двадцати лет - при условии, что они не
решат сменить профессию.

Еще одна часть, также немногочисленная, аналогично вундеркиндам поступает
в особые школы, правда, совсем иные. Они получают минимальный объем знаний,
ровно столько, сколько необходимо для примитивного быта: чтение, письмо и
арифметика. Юридически они обычные дети, фактически - уже черы. Каждый из
них имеет либо скверную наследственность, либо неустранимые пороки в
развитии. Чаще бывает все вместе: потомственные алкоголики рожают таких же
потомственных алкоголиков и навязывают им извращенные поведенческие нормы.

Остальные, пройдя контроль-один, надолго забывают о мягком обруче,
который им надевали на лоб.

Надолго - до двенадцати лет, пока тестирование не повторяется. К этому
возрасту окончательно формируется мотивационная база, иначе говоря -
личность. Цель у контроля-два та же: определить склонности и рассортировать.
Подросткам достается либо направление в профессионально ориентированные
лицеи, либо сразу - лимитная карта и бесплатная квартира на окраине. Таких
при втором контроле оказывается около десяти процентов. Это не полные
кретины, хотя от последних их порой отличает лишь более качественное
образование.

Третье тестирование, или контроль-три, происходит в двадцать лет, перед
выдачей гражданских документов. Человек подвергается всестороннему
обследованию и получает свой ИС - интеллект-статус. Присвоение ИС дает право
на работу, и большинство граждан это право немедленно используют,
устраиваясь служащими или руководителями низшего звена. Единицы продолжают
образование и впоследствии становятся учеными, юристами, а то и политиками -
словом, кем-то становятся, если их интеллект-статус соответствует
требованиям профессионального ценза.

С двадцати лет гражданин обязан подтверждать свой ИС ежемесячно. Эта
процедура гораздо проще: достаточно подойти к любому тест-автомату и
заглянуть в сканер. Автомат считывает информацию с сетчатки и выплевывает
новую карту, действительную в течение тридцати двух суток. На карте
проставлен персональный гражданский номер, интеллект-статус в баллах и
совершенно ненужные литеры "СР". Или "СЧР", если статус оказывается ниже ста
пятидесяти.

Вот так же было и с Никитой Николаевичем. Подошел к автомату, чтобы
исполнить обычную формальность, и вдруг получил карту чера. В ней стояло сто
сорок баллов и его собственный гражданский номер перед ненужной буквой "Р"
появилась еще и "Ч".

Профессор - тогда еще "академик" - разумеется, затребовал повторный тест.
И получил то же самое. И в придачу - вторую карту, пошире, похожую на
обычную кредитку. Только это была не кредитка, а лимитная карта, на которую
каждый месяц и каждый квартал поступает социальное пособие. Со времени
окончания университета государство впервые что-то предлагало Никите
Николаевичу бесплатно. Но это его совсем не радовало. Впрочем, и не огорчало
- тогда, два года назад.

Он долго не мог избавиться от мысли, что его разыграли, - умело и весьма
жестоко. Грешил и на коллег-преподавателей, и на студентов. Долго - это
потому, что попал в пробку на старой развязке. Долго - пока не пришел к себе
на кафедру. Там - опять же, формальность! - нужно было предъявить карту.

Он предъявил. И с ним даже не стали разговаривать.

У Никиты Николаевича ничего не отняли, но в центре с картой чера он мог
устроиться лишь консьержем или дворником. Работай он хоть круглые сутки,
зарплаты не хватило бы и на половину текущих расходов. Он предпочел не
работать вообще.

Это была стандартная ошибка всех опустившихся: ждать и надеяться на
лучшее. Он мог бы продать квартиру, машину и кое-что еще, потом перебраться
в какой-нибудь блок и преспокойно доживать - почитывая книжечки и внушая
себе, что находится в неком сказочном путешествии.

Однако Никита Николаевич ждал и надеялся. Он искренне верил, что в
следующем месяце все образуется, встанет на место, и тогда он о-го-го как
отомстит!.. Кому?.. К концу месяца уже нашлось, кому.

Через тридцать дней у него были те же сто сорок баллов. Никита Николаевич
погоревал и настроился на новое ожидание.

Поскольку на прежней должности он получал не мало, привычка к экономии
появилась слишком поздно - как раз к тому моменту, когда из банка прислали
напоминание о том, что он просрочил очередной платеж по процентам.
Телемонитор поминутно выкидывал сообщения о неоплаченных счетах за квартиру,
штрафах за парковку, фактурах на продукты, которые он по рассеянности
продолжал заказывать в дорогих магазинах, - словом, о всех тех грошах, что
составляли сотую часть его прежнего жалованья.

Суммы в счетах стояли смехотворные, по сто-двести кредитпунктов, но эти
пушинки довольно быстро слиплись в тяжеленный ком, придавивший Никиту.
Николаевича так, что он уже не выбрался.

Вскоре его посетила бригада судебных приставов, и все имущество пошло за
долги. Он пытался занять у знакомых, молил о помощи, но никто не помог,
поскольку ситуация была стандартной - абсолютно. Он в таких случаях тоже не
давал. Черы денег не возвращают, откуда у них деньги? Да и сами люди - не
возвращаются. Уехав из центра и поселившись в окраинном блоке, человек
остается там навсегда.

Никита Николаевич пробовал добиваться пенсии, но в социальном фонде ему
объяснили, что он ее уже получает - средства идут прямиком на лимитную кар-1
ту, которую он без проблем может отоварить в любой гуманитарной лавке.
Правда, лавки эти по большей части находятся на окраинах, ну так и жить он
будет там же. Удобно. Что?.. Непонятно?.. Хорошо. Ему объяснили еще раз, как
ребенку. Что?.. Деньги?.. А зачем они вам? Вы ведь теперь...

"Ты ведь теперь чер", - сказала ему какая-то пигалица. Одним взглядом
сказала, но он все услышал. И сдался. Сходил для самоуспокоения к ближайшему
автомату, удостоверился: ровно сто сорок баллов, и вечером уехал в
Бибирево-6. Просто так, наугад.

Первую половину жизни он учился сам, вторую - учил других, и учил
неплохо, а под старость оказался в одной смене с Белкиным. В пять лет судьба
развела даровитого Никиту и невезучих сверстников по разные стороны от
интеллектуальной нормы - чтобы в пятьдесят свести их вновь. Верно говорят:
от кладбищенской травки и гуманитарной лавки не зарекайся.

Единственное, что у него осталось от прошлой жизни, - это терминал. Еще
оставались ботинки из натуральной слоновьей кожи, выигранные в лотерею во
время последнего круиза. Никита Николаевич ни разу не надевал их в городе, и
тем более берег в блоке - все ждал подходящего случая. А недавно его ИС упал
до шестидесяти баллов, ниже всяких цензов. Профессора отстранили даже от
корыта с дерьмом. Он осознал, что подходящих случаев уже не будет никогда, и
презентовал ботинки какому-то бродяге.

Очнувшись от раздумий, Никита Николаевич проверил часы и набрал на
тактильной клавиатуре сетевой адрес Андрея. Маленький экран мигнул и передал
картинку с монитора Белкина - тот, как обычно, смотрел "Московские тайны".
Конечно, боевик, что же еще?

Нет, все-таки зря ему голову морочат. Чер - он и есть чер.

Вот с Тарасовым они не ошиблись... Сволочи. Двадцать семь ножевых ранений
- "с особой жестокостью", как в той газетенке написали.

Тарасов профессору был далеко не симпатичен, ко многим вещам они
относились по-разному, но чтоб ножом... двадцать семь ударов! Того, кто это
сделал, их разногласия не волновали. С оппонентом спорят, а эти подонки
приходят и убивают. Это не противники, это враги.

Никита Николаевич не понимал, почему до сих пор не пришли за ним. И
Владимира Тарасова, и Аристарха Павлова вычисляли - как и многих других. Его
же вычислять было не нужно: вот он, вчерашний преподаватель, с тысячью
тремястами баллами интеллект-статуса.

Но Белкин... На что им сдался дурачок Белкин?

Профессор вызвал из памяти терминала порнографический сборник и наиграл
на плоских клавишах бессмысленную на вид команду. Имитация видеофайлов
расшифровалась и активировала развед-программу.

По быстродействию аппарат отстал на целый порядок и штурмовать в лоб уже
был не в состоянии, но тихой сапой, маскируя сигнал под помехи и ложные
запросы, он еще мог проникнуть в чужой канал - не в любой и не всегда, но
мог.

Никита Николаевич задал параметры поиска и включил караульный режим.
Теперь все зависело от Белкина, то есть от его наставника. Какой канал он
откроет, в таком профессор и пошарит, сколько линия продержится, столько
развод-программа и скачает.

Профессор догадывался, куда его выведут, однако он ни разу не успевал
дойти до самого конца. Операция заканчивалась слишком быстро, и он получал
не полные данные, а фрагменты: куски досье, отдельные строки из отчетов, при
большой удаче - адреса новых поднадзорных. Собственно, про покойного
Тарасова он узнал именно через Сеть. Тарасова разрабатывали около года, и
профессор его об этом предупреждал. И Аристарха - тоже, но, как видно,