ко склонилась, как если бы намеревалась встать на колени, и, не будучи в
состоянии вымолвить ни слова, только поднесла к губам мертвенно-бледную
руку великого старца, но, поднимаясь, она кинула на Андзолето взгляд,
который, казалось, говорил ему: "Неблагодарный, и ты не разгадал меня!"
энергии и такие природные данные, что все требования, какие мог бы еще
предъявить граф Дзустиньяни, оказались удовлетворенными. Она вела за со-
бой, поддерживала и воодушевляла весь хор и по мере исполнения своих
партий обнаружила огромный диапазон голоса и все разнообразие его досто-
инств, а также неистощимую силу своих легких, или, вернее, совершенство
своего искусства: ведь умеющий петь не знает усталости, а петь для Кон-
суэло было так же легко, как для других дышать. Ее чистый, звучный голос
выделялся из сотни голосов ее подруг, и ей не надо было для этого кри-
чать, подобно бездарным и безголосым певицам. Вдобавок она чувствовала и
понимала до тончайших оттенков мысль композитора. Словом, она одна была
и артистом и мастером среди всего этого стада заурядных певиц с вялым
темпераментом, хотя и со свежими голосами. Естественно, не кичась этим,
она царила, и, пока длилось пение, всем поющим казалось, что иначе и
быть не может. Но когда хор умолк, те самые хористки, которые во время
исполнения взглядом умоляли Консуэло о помощи, теперь в глубине души бы-
ли сердиты на нее за это и все похвалы по адресу школы Порпоры приписы-
вали себе. Все эти похвалы Порпора выслушал молча, улыбаясь, но при этом
он смотрел на Консуэло, и Андзолето прекрасно понимал, что говорит его
взгляд.
жил хористкам отличное угощение. Решетка разделяла два больших стола,
поставленных в форме полумесяца друг против друга: просвет, рассчитанный
на размер огромного пирога, был оставлен посреди решетки для того, чтобы
передавать блюда, которые граф сам любезно предлагал старшим монахиням и
воспитанницам. Одетые послушницами, последние приходили по двенадцати
разом и по очереди усаживались на свободные места в глубине залы. Насто-
ятельница сидела около самой решетки, направо от графа, сидевшего в на-
ружной части залы, а слева от него было свободное место. Дальше сидели
Марчелло, Порпора, приходский священник, старшие священники, участвовав-
шие в церковной службе, несколько аристократов - любителей музыки,
светские попечители школы, и, наконец, красавец Андзолето в своем парад-
ном черном костюме, при шпаге. Обыкновенно в подобной обстановке молодые
певицы бывали очень оживлены: их приводили в приятное и возбужденное
состояние вкусные яства, общество мужчин, жажда нравиться или хотя бы
быть замеченными, и они весело болтали наперебой. Но на этот раз пир-
шество проходило невесело и как-то натянуто. Замысел графа перестал быть
тайной (разве есть секрет, который каким-либо образом не просочится
сквозь щели монастырских стен?), и вот каждая из молодых девушек в глу-
бине души мечтала, что именно ее Порпора предложит графу взамен Кориллы.
Сам профессор хитро поддерживал в некоторых из них эту мечту: в одних -
чтобы заставить их лучше петь в присутствии Марчелло, в других - чтобы
неминуемым разочарованием отомстить им за все то, что он претерпел от
них на своих уроках. Так или иначе, приходящая ученица школы Клоринда
разрядилась в этот день в пух и прах, собираясь восседать рядом с гра-
фом. Каково же было ее бешенство, когда она увидела, что эта нищенка
Консуэло в своем черном платьишке, эта дурнушка, отныне признанная луч-
шей певицей школы, единственной ее красой, садится с невозмутимым видом
за стол между графом и Марчелло! Злоба исказила ее лицо, она стала такой
уродливой, какою никогда не была Консуэло и какою стала бы сама Венера
под влиянием столь низких и злобных чувств. Андзолето, торжествуя побе-
ду, видел, что происходит в душе Клоринды; он подсел к ней и рассыпался
в пошлых комплиментах, которые та имела глупость принять за чистую моне-
ту. Это вскоре ее утешило: она вообразила, что, завладев вниманием жени-
ха Консуэло, может отомстить ей, и пустила в ход все свои чары. Но она
была слишком ограниченна, а Андзолето слишком хитер, и эта неравная
борьба неминуемо должна была поставить ее в смешное положение.
тем, сколько такта, здравого смысла и обаяния обнаруживает она в разго-
воре, вдобавок к могучему таланту, проявленному в церкви. При полном от-
сутствии кокетства в ней было столько искренности, веселости, доброты,
доверчивости, что при первом же знакомстве она внушала неотразимую сим-
патию. После ужина граф пригласил Консуэло прокатиться вместе с ним и
его друзьями в гондоле, подышать вечерним воздухом. Марчелло не мог
из-за болезни участвовать в этой прогулке, но Порпора, граф Барбериго и
несколько других аристократов с удовольствием приняли предложение графа.
Андзолето был также допущен. Консуэло со смущением подумала о том, что
ей придется быть одной в таком большом мужском обществе, и тихонько поп-
росила графа пригласить также и Клоринду. Дзустиньяни, не понявший при-
чины ухаживания Андзолето за бедной красавицей, был даже рад, что тот во
время прогулки будет больше занят ею, чем своей невестой. Доблестный
граф, благодаря своему легкомыслию, красивой наружности, богатству,
собственному театру, а также легким нравам своего народа и своего века,
был наделен довольно большим самомнением. Возбужденный выпитым греческим
вином и музыкой, стремясь отомстить поскорее кованой Корилле, граф не
нашел ничего лучшего, как сразу начать ухаживать за Консуэло. Усевшись
рядом с ней и устроив так, что другая юная пара очутилась на противопо-
ложном конце гондолы, он достаточно выразительно впился взглядом в свою
новую жертву. Но простодушная Консуэло ничего не поняла. Ей, такой чис-
той и честной, даже в голову не могло прийти, чтобы покровитель ее друга
был способен на подобную низость. К тому же при своей обычной скромнос-
ти, которую не смог поколебать даже блестящий нынешний успех, Консуэло
не допускала мысли о желании графа поухаживать за нею. Она упорно про-
должала относиться почтительно к знатному вельможе, покровителю ее и
Андзолете, и простодушно, по-детски, наслаждалась приятной прогулкой.
знал, отнести ли их к веселой непринужденности женщины, не помышляющей о
сопротивлении, или к наивной глупости совершенно невинного существа. В
Италии девушка в восемнадцать лет весьма просвещена, - я хочу сказать,
была просвещена, особливо сто лет тому назад, да еще имея такого друга,
как Андзолето. Казалось бы, все благоприятствовало надеждам графа. А
между тем всякий раз, когда он брал Консуэло за руку или собирался об-
нять ее, его удерживало необъяснимое смущение, он ощущал неуверенность,
чуть ли не почтительность, в которой не мог дать себе отчета.
ей простотой, и охотно возымел бы на нее такие же виды, как и граф, но
считал неделикатным идти наперекор намерениям своего друга. "По заслугам
и честь, - думал он, видя, как блуждают в сладостном упоении взоры гра-
фа. - Еще придет и мой черед". Пока же, не имея обыкновения любоваться
звездами во время прогулок с женщинами, молодой Барбериго задал себе
вопрос, на каком основании этот ничтожный мальчишка Андзолето захватил
себе белокурую Клоринду, и, подойдя к ней, дал понять юному тенору, что
было бы более уместно, если б вместо ухаживания он взялся за весла. Анд-
золето, несмотря на свою необыкновенную проницательность, был все-таки
недостаточно хорошо воспитан, чтобы понимать с полуслова. К тому же он
вообще держал себя с аристократами с заносчивостью, переходящей в наг-
лость. Он ненавидел их всем сердцем, а его уступчивость по отношению к
ним была лишь хитростью, за которой скрывалось глубочайшее презрение.
Барбериго, поняв, что тенору хочется его позлить, задумал жестоко отомс-
тить ему.
обратился он к Клоринде. - До чего она дойдет сегодня? Ей недостаточно
фурора, который она произвела своим пением во всем городе, ей надо еще
свести с ума своими огненными взорами нашего бедного графа. Если пока он
еще и не потерял окончательно головы, то, уж наверно, потеряет, и тогда
горе синьоре Корилле.
влюблена вот в этого самого Андзолето, она его невеста. Они пылают друг
к другу страстью бог знает сколько лет.
бериго, - особенно когда глаза Дзустиньяни мечут свои смертоносные стре-
лы. Разве вы этого не находите, прекрасная Клоринда?
змей уж начинали шевелиться в его сердце. До сих пор подобное подозрение
не приходило ему в голову: ни о чем не думая, он наслаждался победой
своей подруги, и если в течение двух часов он и забавлялся подтрунивани-
ем над несчастной жертвой сегодняшнего упоительного дня, то делал это
лишь для того, чтобы как-то справиться со своим восторженным состоянием,
а отчасти из тщеславия. Перебросившись с Барбериго несколькими шутками,
Андзолето сделал вид, что заинтересовался спором о музыке, разгоревшимся
в это время на середине лодки между Порпорой и другими гостями графа, и,
постепенно отдаляясь от того места, которое ему уже не хотелось больше
оспаривать, он проскользнул, пользуясь темнотою, на нос гондолы. Здесь
Андзолето сразу заметил, что его появление пришлось не по вкусу графу:
тот ответил холодно и даже сухо на несколько пустых вопросов юноши и по-
советовал ему пойти послушать глубокомысленные рассуждения великого Пор-
поры о контрапункте.
пытаясь скрыть закипевшее в нем бешенство, - он учитель Консуэло, и если
вашему сиятельству угодно, чтобы моя бедная Консуэло не брала никаких
других уроков, как только у своего старого профессора... - ласково и
вкрадчиво продолжал юноша, нагибаясь к графу.