Чтение 14–й страницы книги ~Заклятие предков~

- Как пора? Куда? - Девица кинула кадку с портками и рубахами, побежала вслед за Олегом к дому. - Зачем?

- Жизнь моя такая, - улыбнулся ей, не останавливаясь, ведун. - Не положено на одном месте сидеть. Доглядывать за землей Русской на роду написано. Где плохо - помогать, где хорошо - не мешать жизни спокойной. У вас в Гороховце осада снята, пусть и без моей помощи. Стало быть, делать мне здесь больше нечего. Все, отгостевался.

Он прошел в свою светелку и принялся собирать в котомку немногочисленные вещи: сверток с пайцзой, разложенную проветриться сменную рубаху и с осени ненадеванные джинсы.

- Сейчас-то зачем срываться, желанный мой? Зимний день короткий, никуда доехать не успеем. Куда вернее с утра тронуться.

- Успеем? - Множественное число глагола резануло ухо.

- Опять же, я у батюшки коня спросить не успею. Неудобно на двух лошадях-то ехать, надобно одну вьючную завести.

- Так, Заряна, - остановился ведун. - Ну, я - понятно, почему еду. Меня клятва гонит, что я одному хорошему человеку на севере дал. А тебе-то зачем? Ты дома, у отца с матерью. Живи и радуйся.

- Нет! - Девушка поджала губы и мотнула головой. - Тебя прислали мне боги, отдали тебе волею своей. Я твоя, твоя навеки. И останусь тенью твоей, покуда Мара не примет мою душу и не унесет в поля темные.

- Хорошо, будь моей, - согласно кивнул Олег. - Оставайся моей. Но только здесь. А мне нужно отправляться в путь.

- Нет! Я пойду с тобой! - упрямо мотнула головой Заряна. - Ты мое спасение, ты судьба моя, ты мой суженый. Запирать станешь - пол разрою, коня отнимешь - пешая побегу, гнать станешь - сзади ютиться стану, ако пардус верный. Кормить не станешь - у ног твоих сдохну, пятки лизать стану. Ты мой милый, и другого не хочу. Без тебя нет мне жизни, свет не мил и дом чужбина... - Она сглотнула, облизнула губы. - Что хошь делай, не останусь. Люб ты мне, суженый. То судьба моя и Божье предначертание. Спорить с этим грех.

- Да ладно тебе. - Сложив небогатое свое добро в переметную суму, Олег закинул ее на плечо. - Подожди меня здесь. Как с делами управлюсь - вернусь.

- Нет, - набычившись, качнула головой бывшая невольница. - Коли вертаться сбираешься, вместе возвернемся. Вместе уедем, и возвернемся вместе.

- Слушай, Заряна, чего ты выдумываешь? - начал раздражаться Олег. - Здесь в половине дворов у баб мужья кто с товаром в дальние края отправился, кто по рыбу в ближний предел, кто по деревням окрестным. И ничего, не пропадают.

- Сердечко мое ноет. Не к добру твои сборы, не увижу тебя более. - Девушка сделала пару крадущихся шагов, прижалась головой к груди: - Не пущу одного. Следом побегу, по ночам костер твой сторожить стану.

- Да вернусь я, - погладил ее ведун по голове. - Вернусь.

- С тобой поеду, - тихо, но с прежним упрямством повторила Заряна. - Батюшка коня даст, припасы соберу, поутру и тронемся. А коли ждать не станешь, сегодня снарядишься - босая следом побегу. Что хошь делай, а побегу.

- Ква... - Олег понял, что именно так она и сделает, и мысленно сплюнул. - Не было у бабки печали...

- Не бросай меня, любый мой, - всхлипнула девушка. - Не бросай...

- Ладно, - сдался ведун. - Завтра на рассвете двинемся. Вместе.

Русь

Избавившись от вьюков, что висели на ней почти месяц пути от вогульского ханства и до первого русского городка, немного отдохнув и отъевшись сеном после набившего оскомину овса и ячменя, гнедая бежала ровно и весело, высоко поднимая ноги. Подступающие к самой дороге - так, что ветви смыкались над головой - деревья стремительно откатывались назад, снег задорно похрустывал под копытами, бодрящий морозный воздух легко и радостно вливался в легкие.

- А хорошо-то тут как! - оглянулся на Заряну ведун. - Не то, что в этой тоскливой Болгарии. Сразу чувствуется: родные места, добрые, целительные. Вот завяжи глаза - по одному воздуху определю, дома я или на чужбине.

- Попутчиков дождаться не мешало бы, - покачала в ответ головой девушка. - Не ровен час, лихие люди попадутся.

- Как попадутся, так и отвадятся...

Замечание бывшей невольницы пришлось как нельзя к месту, поскольку впереди, поперек дороги, накренился толстый сосновый ствол. Олег, решив не дразнить понапрасну судьбу, натянул поводья, снял с задней луки и перехватил в левую руку щит, расстегнул крючки налат-ника, открывая рукоять сабли, снял толстые заячьи рукавицы, и только после этого пустил кобылку вперед, к завалу. Отвернул в лес. Гнедая, вскидывая тонкие ноги и проваливаясь по брюхо, подвезла всадника к основанию ствола. Олег наклонился.

Нет, на засаду это не походило ничуть: сосну выворотило с корнями, открыв глубокую яму, даже сейчас, в конце зимы, еще не полностью засыпанную снегом. А может, просто выворотило недавно, оттого и не засыпало?

- Заряна, а часто к вам слухи доходили про нападения татей на проезжий люд?

- Не знаю, желанный мой. Давно дома не была. Почитай, с прошлой весны. Все переменилось округ. Позади на месте избушки бортников боярских поляна одна осталась, впереди в полуверсте деревня прежде стояла, а ныне ни единого дымка не видно, собаки не лают, скотина не мычит. Странно...

- Сейчас узнаем... - Ведун обогнул повалившуюся сосну, выбрался на дорогу, пустил гнедую в галоп.

Несколько минут скачки - и лес раздвинулся в стороны, открывая два пологих заснеженных взгорка, меж которыми тянулась узкая прямая полоска кустарника. Видимо, два хозяина поделили так здешние луга. Или залежи - оставленную на несколько лет для отдыха пашню. Теперь это не имело особого значения: деревенька в три дома виднелась с края леса. И вся она - дворы, крыши, колодец - была покрыта ровным, искрящимся на свету, снежным одеялом.

Краем глаза ведун заметил возле ивовой межи движение, потянул правый повод, доворачивая гнедую, сунул руку в карман косухи. Кобыла, сбавив скорость, стала высокими скачками пробиваться через сугробы, но ближе к вершине пригорка наст сделался тоньше, и лошадь снова перешла на галоп. С высоты стала видна неуклюжая коричневая фигура, бредущая к лесу.

- Гей! - крикнул Олег, вытягивая кистень. Монгол медленно повернулся и, тяжело покачиваясь с боку на бок, двинулся навстречу. Когда расстояние сократилось до нескольких метров, глиняный монстр раскинул руки с крепко сжатыми кулаками - но ведун послал кобылу левее, а сам, далеко отклонившись от седла, широким взмахом метнул серебряное шипастое грузило чудищу в плечо. Удар разнес в черепки половину грудной клетки - если можно так назвать верх земляного человека, - и монгол бесформенной кучей осел на снег.

- Вот так... - Середин повернул обратно к деревне, остановился рядом с поджавшей губы Заряной: - Ну что?

- Крожино это, - вздохнула девушка. - Трое братьев тут поселились, Крожиных. Один вроде как молодой еще, но хозяйство свое вел. Другие с женами, малые народились. Мы тут завсегда останавливались. Правда, не брали у них ничего. Многовато просили.

- Не поломано ничего во дворе, - - пожал плечами Олег. - Стало быть, не разорили их. Сами ушли.

- Может, и сами, - согласилась Заряна. - Братья схрон в буреломе вырыли, загон сделали. На случай, коли поганые налетят. Как дым сигнальный видят, сказывали, так сразу добро и малых на телеги - и в лес. И скотину туда же, до последнего цыпленка. А амбар в седле не увезешь, ничего с ним не сделается.

- Другие деревни поблизости есть?

- Просье за дубравой стояло... Как ныне, уж и не знаю. Верст десять отсель.

- Показывай...

Путники снова вывернули на дорогу, поскакали широкой рысью. Что такое десять верст для верхового? Меньше часа, и то не торопясь... Тракт нырнул в лес, запетлял между холмами с крутыми откосами и вскоре снова вывел в чистое поле.

- Да что же это творится? - зло сплюнул ведун, увидев впереди монгола, увлеченно расшатывающего частокол. - Полгода назад здесь же проезжал, и все спокойно было!

Из-за тына, вкопанного вокруг селения без всяких премудростей, без валов или рвов с залитыми водой склонами, местные мужики в три пары рук кололи земляного человека вилами и копьем. Монгол кое-как отмахивался, но своего занятия не прекращал. На приближающихся всадников монстр никакого внимания не обратил, и ведун, проезжая мимо, бесхитростно огрел его кистенем по голове. Лишившись макушки, уродец ткнулся плечами в колья, на глазах превращаясь в рыхлую глиняную массу, стек по стене вниз.

- День добрый, - кивнул Олег, убирая кистень в карман. - Весело живете, как я погляжу. Коней напоить позволите? А то снег топить лениво. Да и времени жалко.

- Может, и добрый, - переглянулись мужики. - К воротам подъезжай. Отчего и не пустить хорошего человека?

- Здравствуй, дядя Малой. - подала голос девушка.

- Никак, Заряна? - прищурился седобородый мужик в полотняном колпаке, понизу обшитом белкой. - Цела? А тут слух про тебя нехороший прошел...

- Стрибог милостью не оставил, спас. Вот, суженый мой выручил.

- А-а, - старик перевел взгляд на Олега. - Ну, так заезжайте. Велю бабке стол собрать по такой радости. Дом ты знаешь, сразу к нам и иди.

Пойти в гости сразу путники, естественно, не смогли - шедшие галопом больше получаса лошади здорово упарились, а потому сперва их пришлось немного выходить, потом развьючить и расседлать, снова прогулять под уздцы по кругу, пока дыхание не установилось, а пена из-под ремней упряжи не сошла на нет. Только после этого скакунов напоили теплой - не колодезной, а настоявшейся в чьих-то сенях - водой. И уж в последнюю очередь подпустили лошадей к стоявшему во дворе За-рянина знакомца стожку.

К тому времени, когда путники наконец освободились и вошли в длинную и широкую, как самолетный ангар, избу, хозяева успели накрыть стол по всем правилам. Стоял он посреди небольшой, метров двадцати, но чистой горницы с вышитыми занавесками на затянутых бычьим пузырем окнах и белыми покрывалами на лавках. Стол тоже был застелен белым наскатерником с кружевными уголками и уставлен мисками с грибами, квашеной капустой, пареной репой, мелко натертой редькой со сметаной, соленой рыбой и холодной тушеной свининой, вываленной из крынки, где она ждала своего часа, залитая жиром и завязанная чистой тряпицей, на оловянный поднос. Разумеется, не пожалел хозяин и пива - выставил к столу в объемистом деревянном бочонке.

Подождав, пока гости утолят первый голод, дядя Малой прокашлялся и поинтересовался:

- А далеко путь держите, земляки?

- В Суздаль суженому моему нужно, - ответила за Олега Заряна. - По делам торговым спешит.

Ведун удивленно приподнял брови, но вмешиваться в разговор не стал.

- Охо-хо, - зачесал голову Малой. - Тяжко ныне по земле русской ездить. От нас до Коврова, почитай, ни единого хутора не осталось. Кто в поселки большие ушел, дабы за тыном отсидеться, а кто и вовсе на север подался. Там спокойно, нежить по полям и долам не гуляет.

- Что до Коврова, что до самого Суздаля малых деревень ни одной не уцелело... - В дверях появились еще трое мужиков, скинули шапки, скромно уселись у стены на лавки.

- А на что они нам? - оглянулась на Олега за поддержкой девушка. - От нас до Суздаля всего един переход.

- Так и не утро ныне, Заряна, - покачал головой знакомец. - Засветло не дойдете. Остановиться бы вам, отдохнуть...

- Постой, Малюта, - неожиданно поднялся один из сидевших у стены мужиков. - Лихо ты, мил человек, нежить у тына завалил, все видели. Помог бы ты и с прочим отродьем. Много их окрест бродит. Может, поболе десятка наберется. Подсоби, сделай милость...

- Да чего тут сложного, земляки, - пожал плечами Олег. - Топором по ногам рубите, а как свалится - голову и руки отсекаете. Тут он и дохнет, монгол этот.

- Да как к нему с топором подойдешь-то, к исчадью этому? - отмахнулся дядя Малой. - В нем росту одного с двух человек!

- Помолчи. Малюта, - опять оборвал хозяина мужик. - Мы же не просто просим, мил человек. Мы тут помыслили: по две деньги новгородских за каждого заплатим.

- Торопимся мы, мужики, - вздохнул ведун.

- Ты ведь человек ратный, - мягко укорил его Малюта. - Кому еще, как не тебе, за это браться? А мы под-могнем, чем можем. Накормим, напоим, спать уложим, с собой припаса в дорогу дадим. А до Суздаля вам за день не дойти. Все едино ночлега искать придется.

- Коли в дороге переночуем, засветло в стольный город придем, - покачал головой Олег. - А коли с рассветом отсюда тронемся, то только к сумеркам доберемся. А нам еще ночлег искагь, волхвов местных.

- Эх, мил человек, - тиская в руках шапку, опустился обратно на лавку мужик. - Никому до нас дела нет. Ладно, сейчас, пока снег кругом, мы за тыном отсидеться можем, с погребов и амбаров харчась. Да и то на Суворощь за рыбой не спуститься. Двое там таких бродят. То сани поломать норовят, а то и лошадь с человеком вместе. А как весна-краса придет? Как в лес выйти, как пашню поднимать? И баб с детьми на подмогу не позовешь, да и самим страшно. Что же нам, святилища отцовские бросать, земли отчие, да в иные края за путной долей отправляться?

- Двое, говоришь? - переспросил Олег, похрусты-вая капустной прядью. - Стало быть, вы кое-кого из них и выследить успели?

- Чего их выслеживать? Бродят окрест тудыть-сюдыть.

- Понятно... - кивнул ведун.

Разумеется, Сварослав и Лепкос направляли его в Суздаль. И, конечно, ехал он до стольного града уже куда как больше месяца. Но что сможет изменить один лишний день? Тем более что Олег остался в этом мире, чтобы бороться с нечистью. Людям помочь, себя показать... Так чего тогда зацикливаться на одном городе, коли помощь сразу везде нужна?

- Коней седлайте.

- Куда? - вскинул голову мужик.

- Сперва на реку, а там еще куда отвезти успеете. До сумерек время есть, что успею - сделаю. По коням!

Громить одиночных глиняных чудищ особого труда не представляло - налетай да колоти кистенем по голове или под вскинутую для удара руку. Это не ратное поле, где монстры валят большой толпой и плотным строем, а тебе или прорываться, или товарищей своих защищать нужно. Однако каждый раз вид разлетающихся в куски коричневых тел вызывал у деревенских мужиков вопли восторга и радости. До заката Олег истребил их штук семь - двух на реке, одного в кустарнике на противоположном берегу, еще двоих сам выследил по овальным отпечаткам в редком березняке, а последние пришли со стороны дороги, обсыпанные крупными сосновыми ветками, и закончили последний путь в десяти саженях от ворот. В этому времени стало смеркаться, и с охотой мужики решили заканчивать. Вернулись к дяде Малому в дом, расселись в горнице за столом, принялись черпать пиво огромными деревянными ковшами, выпиленными в виде купеческой ладьи - но с птичьим клювом на носу и павлиньим хвостом в качестве ручки. Кто-то из соседей принес жирного гуся, запеченного с мочеными яблоками, кто-то выложил кабаний окорок, и пир затянулся едва не до полуночи.

Когда Олег с облегчением вытянулся на расстеленном возле печи тюфяке, правое плечо его болело не столько от работы кистенем, сколько от постоянного поднятия ковша с хмельным янтарным напитком. В голове шумело, глаза слипались, и ведун уже успел ненадолго провалиться в сон, когда ощутил на своих губах горячее прикосновение.

- Храбрый ты мой, богатырь мой...

Олег открыл глаза и увидел, как Заряна снимает через голову исподнюю рубашку. В серых сумерках темные точки сосков почти не различались, черты лица выглядели смазанными, будто у призрака. Но призраки всегда холодны и влажны, словно ночной туман, а прикосновение девушки было жарким, как пламя кузнечного горна.

- Желанный мой, суженый мой... Родной... - Она расстегнула ворот его шелковой рубахи, по коже мягко заскользили легкие, как тополиный пух, волосы, напрягшаяся плоть ощутила призывное прикосновение...

- Заряна... Зорюшка моя ясная... Моя красивая, хорошая моя...

Комната начала наполняться светом, возникли какие-то странные клубы, словно склеенные из ваты облака... Но когда яркость их стала ослепительна до боли, все мигом растворилось, сделалось однообразным, совершенно неразличимым, как и при полном мраке. И тут сверху в несколько прыжков спустился огромный леопард, на спине которого сидел хорошо сложенный парень лет двадцати пяти, в лавровом венке, с очень коротким, чуть более метра, бунчуком, украшенным двумя атласными лентами - синей и белой. Под мышкой парень держал книгу - все ту же, коричневую, из непонятного материала, с глубоким тиснением. На обложке красовалась длинная спираль с раздвоенным кончиком в центре, и две двойные окружности у нижних углов с золотыми точками посередине. Гость спрыгнул с леопарда, протянул книгу Олегу и...

Ведун перевел дух, приходя в себя, вытер лоб. Мрак в доме казался ему теперь и вовсе непроницаемым.

- Разве тебе плохо со мной, мой милый? - услышал он возле самого уха. - Разве лучше скитаться одному, не зная ни ласки, ни заботы, не слыша ни единого нежного слова? Неужели ты хочешь меня прогнать?

- Нет, не хочу... - Олег подсунул правую руку девушке под голову, другой обхватил ее за бок, привлек к себе и крепко, крепко обнял...

- Ну что, мил человек, кваску али рассольчику?

Олег, зевнув, продрал глаза, непонимающе уставился на склонившегося над тюфяком дядю Малого, потом улыбнулся:

- Лучше, конечно, рассольчику. Да с капусткой. Да с парой яиц вареных, да хлеба с маслом. Слабо?

- Да там Заряна твоя уж с рассветом у печи шурует. Она хозяйка, ей видней, чем суженого с утречка потчевать. Коней как - в дорогу сбирать, али еще на денек останетесь?

- Ты б хоть подняться дал, отец, - возмутился ведун. - По сторонам посмотреть, репу почесать. А уж потом бы спрашивал.

- Ну, прощенья просим, - отступил хозяин. - Однако же мужики ужо у ворот собрались, беспокоятся.

- Зима на дворе, отец! - Олег вскочил на ноги, крутанул руками, разгоняя кровь. - Зима, работы нет. Чего вам не спится? Зимой у нас на Руси токмо пиво пить да снежные крепости штурмовать заведено! И-эх, малохоль-ные...

Прямо босиком он выскочил на улицу, наклонился над ближним сугробом, растер снегом лицо, ноги, руки до локтей. И лишь когда выпрямился, то обнаружил, что человек пять мужиков стоят в нескольких шагах, глядя на него напряженно, выжидающе. За их спинами теснилось с десяток баб и столько же детей разного возраста.

- Вот ведь электрическая сила...

Олег вернулся в дом. Тюфяк из горницы исчез, Заряна расставляла на столе плошки. Поймала его взгляд, застенчиво улыбнулась.

- Ладно, я сейчас... - Ведун натянул меховые штаны, сапоги, подхватил переметную суму, снова вышел во двор, огляделся, указал мужикам на отдельно стоящий овин: - Туда не входить! Один хочу побыть, понятно?

Строение для сушки снопов в эту пору, разумеется, пустовало. Олег поднялся на помост, прошелся из угла в угол, обнаружил у стены кусок старой мешковины, кинул в центр, на решетку из толстых дубовых реек, лег головой в самую середину. На ощупь вынул из сумки пайцзу, положил на лоб, потом развернул заклинание и начал его читать...

Тело охватило ощущение огромного, безмерного покоя. Он словно плыл в мягких струях теплой реки. Лас-кающе овевали лицо нежные, как стебли травы, струи, растекались за ненадобностью руки, ноги, перестала раздражающе трепыхаться какая-то штучка в груди. И сама грудь тоже замерла...

И тут по глазам, разрывая плоть мира, резанула молния. Олег увидел злое лицо старика, и в лоб, распугивая ворон, ударил тяжелый посох, отчего кожа невыносимо зачесалась. Избавляясь от наваждения, ведун смахнул его с лица и... Тело - со страшной болью, словно разрывая стальные обручи, сделало глубокий вдох, лихорадочно застучало сердце.

Ведун сел, не в силах отдышаться, нащупал сбоку сброшенную пайцзу, сунул ее в сумку, немного выждал, а затем, сделав немалое усилие, встал.

- Значит, покой... Прямо кладбищенский покой...

Никаких зовов, однако. Наверное, у колдуна выходной. Ну, тогда и нам отдохнуть можно.

Олег, покачиваясь, пересек двор, поднялся на крыльцо и, распахнув дверь, крикнул внутрь - так, чтобы на улице услышали:

- Ты пока не собирайся, Заряна! Я сегодня еще разок с местными на охоту скатаюсь. Завтра дальше тронемся.

Для Олега это действительно был отдых: промчаться вскачь по овальным следам, налететь быстрым кречетом на неуклюже ворочающуюся фигуру, расколошматить ее молниеносным ударом, не снижая разбега, посмеяться новой удаче с мужиками, затем хлебнуть медовухи из пущенного по кругу ковша и поскакать дальше. А вечерком отведать зайчатинки на вертеле, да мелко порубленной свежей капусты из прохладного погреба, да хмельного меда, да запеченной с чесноком и петрушкой осетрины. А потом, когда мужики разойдутся по своим избам, - опрокинуть бывшую невольницу на тюфяк и целовать ее счастливые глаза, мягкую грудь, чуть солоноватый живот...

- Я останусь верной тебе всю жизнь, любый мой, - прошептала она. - Верной половиночкой стану, думать только о тебе, помнить только о тебе. Мальчиков тебе рожу, любый мой. Таких же сильных, отважных. Умных. Хочешь? Мы ведь теперь навсегда вместе останемся, правда?

Олег перевернулся на живот, навис над Заряной, пытаясь разглядеть ее глаза.

- Хорошая моя...

Женщина и дети... Конечно, это изрядная морока. Куда легче жить одному. Не за кого бояться, некого терять, некого защищать. Гнедая, сабля да прочный щит - с ними живешь, с ними умрешь. Железо как потеряешь, так и найдешь, сам сгинешь - так и оно пусть пропадает, мертвому ничего не жалко. А с женой, с малышами своими так не поступишь. Разве бросишь малютку, который смотрит на тебя любящими глазками, смеется беспечно, в груди которого бьется такое крохотное, но уже жаркое сердечко? Тут и погибнуть не посмеешь - чтобы на поругание всякой нечисти их не оставить. Да, морока... Но, наверное, прав вогульский хан Ильтишу: зачем жить на этом свете, если после тебя не останутся ступать по нему ноги твоих детей? Для кого тогда защищать эту землю, строить города? Ради чего проливать кровь, если вместе с тобой уйдет в сумрачное царство Мары весь твой род? Все едино придут на опустевшую землю орды диких варваров, переименуют города, загадят реки, порежут на газончики хлебные пашни, а череп твой выроют из могилы и выставят под стеклом в музейной витрине - где-нибудь между египетской мумией и бенгальским тигром.

- Так мы останемся вместе, желанный мой?

- А разве ты сомневалась? - пожал плечами ведун. - Конечно, да. Навсегда...

- Ну что, мил человек, кваску али рассольчику?

- А что, уже утро? - Олегу показалось, что он всего лишь ненадолго закрыл глаза. И вдруг нате вам: в горнице уже светло, теплой девушки под боком след простыл, а доброжелательный хозяин с ковшом рядом стоит.

- Долго спишь, мил человек...

- Куда денешься, - пожал плечами, поднимаясь, Середин. - У меня половина работы заполуночная. Вот и не привык с петухами вскакивать.

Тем не менее, он выбрался из-под шкуры, снова прогулялся на улицу, обтерся для бодрости снегом. На этот раз неподалеку опять собрались зрители, но уже без детей и женщин - только трое мужиков.

- Может, еще на денек останешься? - предложил один из них, скинув шапку.

- Зачем? - отозвался Олег. - Основную толпу монголов вчера и сегодня мы перебили. А коли еще какой одиночка появится, так вы его всем миром заваливайте. Сами же видели, по одному они бойцы не аховые: неуклюжие, медлительные. А что стрелы, копья или вил не боятся - так веревки набросьте, опрокиньте, да топором на куски посеките. Вот и вся премудрость. Хуже, если кернос забредет. Двуногая тварь такая, зеленая, хвост длинный, а на конце - набалдашник. Они куда как более вертлявые и сообразительные. Но зато их как раз можно и из луков расстрелять, и на вилы взять. Управитесь.

Ведун вернулся в дом, к накрытому столу, и на всякий случай предупредил Малого:

- Съезжаем мы от тебя, хозяин. Седлай после завтрака лошадей, никого не слушай.

- Я уж и припасы обещанные сложил, - закивал хозяин, - упредила Заряна, еще с утра.

- Хорошо. - Олег поймал счастливый взгляд девушки, кивнул.

Досыта наевшись белого кулеша - слоистой каши, в которой рыба перемежалась с распаренной пшеничкой, - ведун забрал переметную суму, отнес в конюшню, перекинул гнедой через холку, вытянул сверток с пайцзой, отправился к овину. Пригрозил наблюдающим за сборами мужикам:

- Сюда не входить! - и поднялся на помост для сушки хлеба.

Олег прекрасно понимал, что в прошлый раз буквально чудом не превратился в прах земной, в размякшую глиняную кучу, которую не захотел вытаскивать из небытия колдовской зов. Но и отказаться от попытки "прослушать эфир" тоже не мог. Ведь это был единственный способ нащупать местоположение неведомого мага и выйти к нему заодно с поднятой из земли нежитью.

Ведун опустился на колени, закрыл глаза, склонив голову и сосредотачиваясь на том, что ему предстояло сделать. Лечь, отключиться, смахнуть пайцзу. Лечь, отключиться, смахнуть. Лечь, отключиться, смахнуть... Он повторял это себе раз за разом, вдалбливая в подкорку, в подсознание. Это нужно сделать, нужно, нужно, нужно... Когда-то, очень давно, в далеком будущем, точно таким же образом он пытался программировать себя перед посиделками с выпивкой - что можно делать, когда соображать перестаешь, а чего нельзя. И обычно поставленные заранее "блоки" надежно удерживали от глупостей. Ну, что же, посмотрим, как они помогут на этот раз! Середин откинулся на спину, положил пайцзу на лоб, начал негромко произносить уже успевшее засесть в памяти заклинание:

- Ра амарна нотанохэ, кушаниба ханнуасас богазхем миру, ра...

Мир вокруг подернулся пеленой, пахнуло застарелой гарью, потом, перепревшей соломой. Вокруг было тихо и покойно! Но ему требовалось идти. Идти немедленно! Мчаться со всех ног! Не то он рисковал опоздать...

Олег ощутил удар по лбу и понял, что стоит он лицом к стене, а совсем рядом во всю глотку визжит на одной ноте женщина.

- Заряна? - повернув голову, узнал он свою красавицу.

- Оборотень! Мертвяк! Нежить! - Она, попятившись, выскочила из овина, и Олег услышал удаляющийся крик: - Рятуйте! Оборотень! Люди! Волкодлак! Бейте его, бейте! Он не человек! Убейте его!

- Ква... - Олег скатился с помоста, поднырнул под него, торопливо сунул пайцзу в карман косухи, метнулся к двери. И понял, что древние боги еще не лишили его своей благосклонности: у самого крыльца стояли уже оседланные и навьюченные кони. Сидящий на ступенях дядя Малой провожал мечущуюся по деревне Заряну непонимающим взглядом. Остальные мужики тоже не успели сообразить, в чем смысл ее слов и откуда исходит опасность. Но некоторые уже на всякий случай подобрали от сарая оглоблю или сбегали в избу за топором.

- Оборотень! Убейте, убейте его! Ночник! Люди-и!

Ведун быстрым шагом дошел до крыльца, рывком поднялся в седло, подхватил повод навьюченного чалого, пнул кобылу пятками:

- Пошла, родимая!

- Вот он! Держи-и-и!!!

- Давай! - Олег пустил лошадей в галоп. Теперь, если кому и вздумается попытаться его остановить - скакуны враз собьют, а то и затопчут.

- Волкодлак!!! - Заряна вырвала у нерешительного мужика вилы, кинулась наперерез.

Олег выдернул саблю, опустил вниз и, когда она попыталась ткнуть острыми деревянными штырями в ногу, резким движением снизу вверх отбил удар, бросив на прощание только одно слово:

- Дура!

Ворота стояли распахнутыми - то ли деревенские перестали бояться бродячей нечисти, то ли гостей собрались выпускать, во всяком случае Середин вырвался на свободу без откидывания засовов и таскания тяжелых створок. Да оно и к лучшему: чего доброго, пришлось бы с местными насмерть рубиться. Лишняя кровь...

Небо затягивала легкая дымка, почти не задерживающая солнечный свет, и просторы вокруг искрились, словно усыпанные мелко растертым стеклом; лес, отступивший от дороги больше чем на полкилометра, выглядел хмурым и неприветливым.

- Интересно, а серебро они мне отсчитали? - неожиданно вспомнил ведун. - Припаса обещанного положили, овса для коней насыпали? Хотя теперь лучше не возвращаться. На привале по сумкам посмотрю.

Олег попытался вспомнить, куда именно он смотрел, когда пришел в себя в амбаре. Получалось, куда-то на юго-запад, почти под прямым углом к дороге. Увы, Русь - это не степь, здесь по азимуту так просто не поездишь, нужно просеки среди лесов искать.

- Ладно, поищу ближайший поворот налево, а там посмотрю, - решил ведун. - Наверно, следовало из деревни не на дорогу, а на реку сворачивать. Хотя... Хотя кто знает, в каком направлении этот ручей петлять станет? Может, вообще обратно в Болгарию заведет...

Кони перешли на рысь, звонко цокая подковами по мерзлой земле. Олег погонять не стал. Вряд ли деревенским взбредет в голову устраивать погоню после того, как ратный гость у них на глазах столько нежити перебил. А уж тем более - если они Заряне поверят с ее фантазиями...

- Вот дура, - опять сплюнул ведун.

Впереди несокрушимой стеной поднялся лес, но, когда путник подъехал ближе, среди могучих стволов обнаружилась брешь, куда и нырнул Ковровский тракт. Дальше шел лес, лес и лес. Примерно через час дорога пересекла узкую речушку, протянувшуюся прямо на юг. Однако на ней не было видно никаких следов ни конного, ни пешего, и ведун решил не рисковать. Еще верст через десять кони перемахнули другую, такую же, протоку, а спустя полчаса вышли на берег уже более широкой реки, по которой тянулся изрядно заметенный санный след. Куда ехал обоз, выбирался ли на дорогу или с нее свернул в удобном месте, было непонятно, однако след означал, что где-то там, ниже по течению, есть жилье.

Олег скинул жаркий малахай, прислушался... Нет, кроме щелканья клестов, потрескивания деревьев и далекого перестука дятла никаких звуков не доносилось. Ни ржания, ни голосов, ни топота копыт.