любимая жена, не пожелавшая оставить его, а в изголовье стояли каменные чаши со
священным отваром красного мухомора, пробуждающим в чреве воинов бешеную силу
Ярилы-бога.
Даждьбога, и капли влаги мешались с медом в кубках собравшихся на тризну
воинов.
кольцами поменьше и плетением более плотным, другие в кольчугах. У каждого воя
на поясе висел длинный широкий меч в железных или крытых кожей ножнах, крепился
особым крюком короткий поясной нож с обоюдоострым лезвием.
столами круга. Он, как все, был в кольчатом доспехе, но отличавшемся от других
круглыми бляхами - мишенями - на груди, спине и додоле. Шею закрывал железный
воротник, застегивающийся запонами.
горящий факел.
вскоре уже вовсю трещали сосновые бревна. Майор глянул в сторону плененных
древчан и, положив руку, защищенную зарукавьем, на крыж меча, громко объявил:
кровников от смерти! Другие сегодня же предстанут пред своими предками! В том
слово мое нерушимо!
муж. Лицо воя искажали стыд и ярость - его пленили сонным. Древчанин молча
указал рукой майору на пуп, и сейчас же ему принесли все надобное. Он
опоясался, выхватил меч и пару раз со свистом рассек им воздух, привыкая к
соотношению весов крыжа и полосы. Затем бешено вскрикнул и без всякого
предупреждения ринулся на Сарычева. Майор отвел тяжелый, с потягом, удар и, с
ходу сократив противостой, крепко впечатал рукоять меча своему противнику в
лоб. Ошеломленный, тот на миг потерял Сарычева из виду и не заметил быстрого,
как молния, движения - остро отточенная сталь глубоко вонзилась ему в горло. Он
захрипел и упал на мокрую землю, обильно орошая ее кровью. Даже не глянув на
поверженного врага, Сарычев снял с головы шелом с личиной и, чувствуя, как
ярость начинает разгораться в нем подобно поминальному костру, выкрикнул
бешено:
кинулся он на майора, метя остро отточенным пером тому прямо под "ложку". В
мгновенье ока Сарычев повернул корпус грудью к удару и со страшной силой
рубанул клинком наискось по голове нападающего. Меч у майора был работы не
франкской, а с Востока - сетчатый, белый, узор отчетливо различался на нем *.
Лезвие его легко, как яичную скорлупу, прорубило шелом копьеносца и, пройдя
сквозь толстую, стеганую подкладку, развалило череп надвое. Пинком ноги в
хезевом сапоге Сарычев бросил убитого на землю, освободил меч и опять вскричал:
ли еще трое мужей, способных держать меч?
клинок окровавленный! Но смерть в бою достойнее любой другой, и супротивники
сыскались. Скоро Сарычев уже крутился волчком, уворачиваясь от трех клинков,
атакующих разом, и упоительный, ни с чем не сравнимый восторг битвы, где цена
одна - смерть! - полностью охватил его. Он скинул шлем и рубился с непокрытой
головой, целиком полагаясь на скорость и ловкость, и соленый морской ветер
развевал его длинные, русые волосы.
уронил свое оружие и замер, прижав руки к голове. Остальные двое явно уступали
Сарычеву в скорости и силе, а главное, они боялись, и страх, туманя рассудок,
сковывал их движения. Вот майор стремительно присел под клинком одного из
поединщиков, и меч его молниеносно перерезал тому горло. Хлынула кровь, и еще
одна жизнь прервалась во славу Имярыкаря. Третий противник, молодой высокий
воин, развернулся и бросился прочь.
и, кхекнув, метнул его вдогон. Свистнув, сталь вонзилась трусу под колено,
перерезав жилы и обрывая бег, и майор, не желая поганить меч, сапогом размозжил
недостойному голову.
достойно возносилась в чертоги Перуновы. Сарычев глубоко вздохнул, вытер
окровавленный меч об одежду убитого и, подобрав с земли шелом, направился к
своему месту во главе стола. Он выполнил долг товарища и содружинника - душа
покойного была им помянута достойно. Майор опустился на скамью, рука его
потянулась к чаше и... наткнулась на острый прут металлической оградки - он
сидел у чьей-то могилы.
окружающее, ну совсем как в недавнем сне про пещерного искателя жемчуга. Он в
недоумении потер глаза, однако ничего не изменилось - хуже не стало, и, ловко
лавируя между могилами, майор направился к шоссе... Оно было печальным и
пустынным - ни машин, ни одной живой души. Батюшки святые угодники, сколько же
сейчас времени-то? Майор взглянул на часы и присвистнул - четыре утра. Ну и ну!
Да, болезнь, видимо, взялась за него основательно и начала с головы.
дискредитацию и на удивление быстро. Без пенсии и выходного пособия - пшел вон!
А то, что протрубил ты почти двадцать лет, имеешь именной ствол, два боевых - в
мирное-то время! - ордена и целую гору медалюшек, так это не в счет. Это ты
только маскировался под порядочного, гад!
половых партнеров, и майор еле сдержался, чтобы не дать ему в морду. День,
солнечный и ясный, начинался, похоже, не очень хорошо...
положительная реакция на СПИД подтвердилась. "Да, чудеса бывают только в
сказках, - подумал он, садясь за руль. - А мы родились, чтобы сказку сделать
былью..."
"аляске".
золотой фиксой, завлекательно махнул пухлым лопатником, из которого
высовывалась сторублевая купюра, и майор сдался:
шрама, а на пальце правой руки перстневой татуировки "Отсидел срок звонком" и
насторожился. Весь путь до рынка больше концентрировался на попутчике, чем на
дороге. И не зря, предчувствие его не обмануло.
"девятки". Тут же из нее выскочил здоровенный стриженый боец, распахнув
водительскую дверь "семака", выдернул ключи, а фиксатый, щелкнув прыгунком *,
приставил его к печени майора:
засылаешь? Максай штрафные, а то почину * раздербаню. Ну!
Сарычев не дал ему закончить монолог.
вооруженную кисть супостата и пальцами правой резко ударил его по глазам. Очень
эффективное движение, "граблеобразный хлест" называется. Пассажир слабо
вскрикнул. Майор, повторив удар, для верности локтем раздробил фиксатому нос.
Теперь следовало поговорить с бойцом. Тот в поисках банки по пояс залез в
багажник и, лишь когда хлопнула дверца, удивленно приподнял стриженую башку с
большими, оттопыренными ушами. В ту же секунду Сарычев наградил его двумя
ударами по почкам. Бойца скрючило. Приласкав его носком ботинка в копчик и не
опуская ногу, майор провел рубящее движение в коленный сустав. Одновременно он
перекрыл стриженому кислород и, взвалив сразу обмякшую тушу на бедро, держал,
пока противник не потерял сознание. Затем плавно опустил на снежок
бесчувственное тело и вновь переключился на пассажира. Тот уже начал приходить
в себя, слабо стонал, прижимая к лицу залитые кровью руки, и майор внутренне
похолодел - едрена вошь, чехлы! Финские, велюровые, нежно-розового колера...
Бережно, словно лучшего друга, выволок фиксатого из салона, подобрал выпавший
из его руки нож и, уже не церемонясь, всадил острие в заднее колесо "девятки".
Зашипело, будто потревожили десяток гадов, Александр Степанович вытащил ключи
из крышки багажника, быстренько завелся и отчалил. Между прочим, особо не
переживая. Извоз - та же "русская рулетка", в большом городе грязи всегда
хватает.
Эх, бляха-муха! Как ни старался Александр Степанович действовать ювелирно,
фиксатый все же изгадил резиновый коврик. Чертыхаясь, майор принялся оттирать
кровищу и внезапно обнаружил завалившийся к катушке ремня безопасности толстый
бумажник. Тот самый, с торчащей сторублевкой. Разыгравшееся воображение тут же
нарисовало пачку "зеленых", но суровая жизнь внесла коррективы - в лопатнике
было всего около пятисот долларов. И все же ни хрена себе! Майор
"Колесо", воплощать в жизнь свою давнишнюю мечту... Рванул за аккумулятором.
прикупил увесистое заморское чудо с дивной свинцовой начинкой, ручкой для
Володихин Дмитрий
Максимов Альберт
Сертаков Виталий
Андреев Николай
Лукин Евгений
Каменистый Артем