эта модель была удивительно эластичной, что, в сочетании с ее не менее
удивительной легкостью, - несколько даже пугало. Казалось, что ты ничем не
защищен от окружающего вакуума... Лакки, будучи нормальным человеком, тоже
испытывал некоторую тревогу по этому поводу, - но вскоре успокоился.
по Стандартному времени с тех пор, как он видел его в последний раз.
Меркурий успел преодолеть 1/44 своего обычного пути вокруг Солнца. Это
означало, что примерно 8 градусов неба выползло с восточной стороны и
столько же исчезло на западе. Появились новые звезды и планеты. Взошли
Венера и Земля.
показалось бы с Земли, - оттуда наблюдатель никогда не видел ее такой,
полностью освещенной.
свет этой крошечной блестки был сильнее света короны.
А может быть, и третья, порожденная светом Земли.
тусклой, чем Венера. Это объяснялось большей удаленностью от Солнца, а
также незначительной облачностью.
казалась самой прозаичной электролампой.
Луны. Эта пара являла собой уникальное зрелище, оценить которое мог
всякий, находящийся на планетах внутри орбиты Юпитера. Казалось, по небу
блуждают огромные часы с маятником... Лакки, конечно, понимал, что это не
лучший момент для созерцаний, - и ничего не мог с собой поделать. Чем
дальше забрасывала его судьба, - тем нежней любил он родную планету.
Квадриллионы людей давно разлетелись по всей Галактике, - но
разлетелись-то они именно оттуда, с Земли, и только там их единственный
Дом...
едва касались грунта, а фонарь освещал многочисленные неровности.
а так, ничем не подкрепленным предположением. Лакки всегда избегал
обсуждать такого рода предположения с кем бы то ни было и даже не слишком
разрабатывал их в своем мозгу, - чтобы, превратившись в версии, они не
перекрыли доступ свежим идеям... Ему часто приходилось наблюдать подобное
в Бигмене, который любую зыбкую полумысль норовил тут же возвести в ранг
неоспоримой истины...
конечно, Бигмен частенько вел себя неблагоразумно, никому и никогда не
докучая своей уравновешенностью. Но каким преданным он был всегда, сколько
бесстрашия в этом малыше! Такое понадежней, чем если бы за Лакки стояла
целая флотилия грозных космических крейсеров...
поскорей отвлечься от грустного, он принялся думать о другом.
ступил на поверхность Меркурия! Сплошные вопросительные знаки.
говорить... Но не настолько же, чтобы поливать человека из бластера, как
из лейки! Тут, скорее всего, был и какой-то расчет. А кто есть Гардома?
Друг Майндса и романтик, носящийся с идеей Светового Проекта, или он
приятельствует с доверчивым инженером из каких-то практических
соображений! Вопросы, вопросы...
вознамерился развалить Совет, и пока что объектом его наскоков прежде
всего является Майндс, страстно ненавидящий Уртила. Самоуверенность этого
фрукта вызывает, впрочем, неприязнь и в Гардоме, и в Пивирейле. Последний,
правда, старается не проявлять своих чувств, избегая всяких разговоров об
Уртиле.
позволил себе лишь мельком взглянуть на того. Что это - нежелание
нарваться на грубую реплику? Или причины глубже? Кук невысокого мнения о
Пивирейле и считает, что старик слегка помешался на сирианских кознях...
Кстати, о кознях. Кому понадобилось резать скафандр?
Лакки, который только что взобрался на гору.
протуберанцы. Ярко-красные струи, лениво и причудливо изгибаясь, двигались
вверх. Безоблачная, незагрязненная и крайне разреженная атмосфера Меркурия
доносила всю красоту этого зрелища без малейших потерь. Казалось, языки
пламени лижут планету.
сотню шаров размером с Землю или же несколько тысяч Меркуриев.
ярко пылала, а противоположная - была чернее дегтя.
глазах становился все более неровным и напоминал скомканную, а затем
кое-как расправленную фольгу.
моменту, когда должна была появиться основная часть Солнца, он рассчитывал
уже пересечь терминатор. Лакки спешил на солнечную сторону, к возможной
разгадке тайны, - и даже не подозревал, что его верный друг Бигмен в эти
минуты замерзает.
блекло на глазах.
мало, и Лакки побежал. Он мог бы бежать и бежать, не уставая, часами. Так,
во всяком случае, ему казалось.
получать земляне, показалось Солнце.
у огромной уродливой скалы.
самых ног причудливо играли крупные кристаллы.
диск был так близок и так огромен, что верхняя его часть выглядела
совершенно прямой.
короны и походили на рыжие развевающиеся волосы.
Ведь если бы его глаза не были должным образом защищены, он давно бы ослеп
или даже умер, потому что человек не может выдержать такую в буквальном
смысле ослепительную яркость, такое интенсивное ультрафиолетовое
излучение. Лицевая пластина шлема обладала поистине замечательным
свойством становиться все более темной и матовой по мере возрастания
яркости падающего на нее света.
и висмут отражали ультрафиолетовые и рентгеновские лучи. А положительно
заряженные протоны космического излучения легко рассеивались одноименным
зарядом оболочки. От жары защищала надежная теплоизоляция, а также
зеркальное покрытие скафандра - тончайший молекулярный слой, активируемый
при помощи нагрудного регулятора... Только одно вызывало досаду -
отсутствие прочного металлического каркаса. Скафандр был уязвим для
старого доброго удара дубиной и для прочих деликатностей этого ряда.
Лакки не чувствовал. Это нисколько его не удивляло, так как в отличие от
тех, кто знал космос лишь по бесчисленным и бойким субэфирным триллерам,
Лакки не был уверен, что солнечная сторона всякой безвоздушной планеты -
это обязательно невыносимая жара. Все зависело от того, насколько высоко в
небе находится Солнце. Когда оно - как сейчас - выглядывало из-за
горизонта, вполне сносное тепло мелкими волнами растекалось по огромным
пространствам. Но стоило человеку зайти подальше, в ту часть, где Солнце -
наверху, над головой - и вот тут вспоминались все когда-либо виденные
"страшилки"...
спасительные островки тени были неразбавленно-черными и удивительно
холодными. По мере того как Солнце поднималось все выше, тени - кроме
имевших надежное укрытие - сгорали.
он нырнул в прорубь. Без фонаря здесь невозможно было что-либо разглядеть,
а в двух шагах чуть ли не скворчала яичница меркурианского грунта.
Азота, кислорода, двуокиси углерода или водяных испарений - всего этого не
было и в помине. Однако здесь, на солнечной стороне, поверхностному слою
планеты время от времени приходилось кипеть. Серные и прочие пары стлались
над лопающимися пузырями. В тени же эти пары превращались в подобие
вязкого инея.
были выпачканы замерзшей ртутью, которая - когда он покинул свое убежище -
сразу растаяла, а потом и вовсе испарилась.