вверху над ямой. Они пытались двигаться, чтобы согреться, но у них не было
сил.
тьмы под резким холодным светом звезд. Время от времени начинали дремать и
просыпались от дрожи. Они были почти без сознания, время тянулось ужасно
медленно, и всю ночь их преследовали галлюцинации. Однажды Торнтону
послышалось, что кто-то зовет его; он мгновенно проснулся; голос глухо
звучал где-то внизу, он обвинял марсианина в грехах, и Торнтон знал, что
это не те, кто их разыскивает. Долгая ночь кончилась. Когда первые лучи
света озарили узкий кусок неба над их головами, они тупо удивились, что
еще живы.
воздух. Эхо отдавалось вокруг, и Торнтон с усилием вспомнил топографию
окружающей местности. Трудно было об этом думать, но он понял, что
окружающие скалы не позволяют звуку распространяться далеко. Их никогда не
найдут, их кости будут лежать здесь, пока двойная звезда не превратиться в
пепел.
иней, и дюжина холодных ручейков побежала в яму. Фон Остен оттирал
отмороженный палец, стараясь вернуть его к жизни. Торнтон хотел молиться,
но слова не шли на ум, как будто бог проклял и забыл его.
увидел, как они смотрят на него через край ямы. Вначале он их не узнал:
мозг его был затуманен. Затем пришло понимание, и он с усилием очнулся от
полузабытья.
выбил у него ружье их рук.
- Они вяло боролись. Три рорванца, стоя на краю ямы, смотрели на них.
Ветер раздувал их мех, лица-маски были совершенно невыразительны. Они
молчали.
видно. Холодная рука сжала его сердце. Так просто, так легко. Если
рорванцы хотят всех перебить, их они уже убили. Они просто скажут, что не
нашли и следа пропавших.
лица земли! - А что-то в глубине его души безумно хохотало и кричало, что
бог устал от людей, что это новые избранные люди, они изгонят грешное
человечество прямо в ад.
здесь, в тридцати тысячах световых лет от дома, и бог отвернул свое лицо
от Джоаба Торнтона. Он склонил голову, чувствуя слезы в глазах.
вокруг тела, а остальные спускались в яму. Вниз, чтобы спасти землян.
далеко внизу морю. Это напомнило Лоренцену часть калифорнийского побережья
- суровая красота гор, трава, кусты и низкие темнолиственные деревья вдоль
их склонов, широкий белый берег далеко внизу; но эти горы были выше и
круче. Он вспомнил слова Фернандеса о том, что ледниковый период на Троасе
наступил вслед за недавним периодом тектонической активности. Огромный
спутник, вероятно, делает здесь процесс диастрофизма более быстрым, чем на
Земле. Лоренцен подумал о маленьком геологе и его могиле. Он потерял
Мигеля.
разговор, который был у него после этого события с марсианином; Торнтон
рассказывал ему о своих планах короткими отрывистыми предложениями,
побуждаемый внутренней необходимостью убедить себя. Он признал, что был
неправ. Ибо если рорванцы замышляли убийство, почему они спасли его?
Лоренцен никому не говорил об этом разговоре, но добавил этот вопрос к
своему списку.
старался не проявлять этого. Торнтон, потрясенный происшедшим, ударился в
другую крайность - он теперь доверял рорванцам не меньше Эвери. Марсианин
размышлял над теологической проблемой, имеют ли рорванцы душу. Он
чувствовал, что имеют, но как это доказать? Гуммус-луджиль бодро и
святотатственно ругал бесконечное путешествие. Лоренцен чувствовал себя
очень одиноким в эти дни.
Джугаца и убедился, что это были вовсе не уроки. Психолог, неопределенно
улыбаясь, ответил на его вопросы с ловкостью, которая заставила Лоренцена
заикаться и говорить бессвязно. Да, конечно, он уже хорошо овладел языком,
и рорванец рассказывал ему разные интересные подробности о своей расе.
Нет, он не хотел бы терять время и учить Лоренцена тому, что знает; позже,
Джон, позже, когда мы будем посвободнее.
на слово, перестань размышлять, беспокоиться и бояться. В свое время будет
дан ответ на все вопросы. Это его не касается.
Ему не приходило в голову, что он сильно изменился. Раньше он не был таким
упрямым и агрессивным. В том, что не касалось его исследований, он был
подобен другим людям, склонен позволить другим думать и решать за себя;
больше он уже никогда таким не будет.
Спустившись к ровной береговой линии, они почувствовали себя так, словно у
них начались каникулы. По словам Эвери, Джугац утверждал, что до цели им
осталось несколько дней.
она сужалась до километровой ширины полоски, покрытой травой и деревьями,
а дальше начинались высокие скалы - подножие гор. Берег был похож на
калифорнийский, широкая полоса прекрасного песка, собранного в пологие
дюны и омываемого соленой водой. Но на Земле никогда не бывает такого
яростного прибоя, ревущего и пенящегося у берега, не бывает и такого
мощного прилива, который дважды в день заливает весь берег. Никакой добычи
здесь не попадалось, и отряд питался травами и кореньями.
позади оставались километры пути. Еще несколько дней, и тогда ответ? Или
новые вопросы?
обрывались прямо в море, их застиг прилив. Скалы и обветренные валуны
лежали, наполовину погрузившись в песок и образуя невысокую стену поперек
их пути; за стеной берег изгибался длинной узкой петлей, образуя залив,
ограниченный десятиметровой высоты утесом. Вода в заливе была пробита
зубами скал, разрывавших ее поверхность; устье залива в километре от
берега было белым от яростных волн, разбивавшихся о линию рифов.
узкую полосу песка.
приближается.
получаса, чтобы перейти этот залив; мы даже не замочим ног. Пошли!
ним. Рорванцы шли впереди, двигаясь с грацией, которая стала уже привычна
за последние недели.
залив ворвалось море.
прибоя превратился в ревущую канонаду. Лоренцен отпрыгнул назад и побежал
вдоль берега.
ледяные зубы сомкнулись вокруг его колен. Вторая волна шла за первой, в
зеленой и белой ярости, брызжа ему в лицо, и море захватило его по горло.
Он упал, вода сомкнулась над его головой; ему показалось, что кто-то
кулаком сбил его с ног.
Сапоги тянули вниз. Вода проглотила и выплюнула его, гребень прибоя понес
его к скалам.
полуослепшими глазами. Впереди возвышался утес. Лоренцен старался
удержаться на поверхности воды. Он услышал чей-то короткий предсмертный
крик, и море вновь сомкнулось над ним.
руках. Волна подхватила его и понесла назад, потом вперед, под скалой, он
сомкнул на ней свои руки и повис.
ничего не чувствовал, он лежал слепой, глухой, немой, полумертвый, только
воля к жизни удерживала его здесь.
тело уже лишь наполовину погружено в воду, и с трудом взобрался на утес.
Когда он делал это, море вернулось, но он успел опередить его. Волна