Чтение 14–й страницы книги ~Далекий закат~

черной статуэткой, высеченной из живой скалы, отважно противостоящей
времени и пространству.

В следующий момент она уже засыпала ямку и, бережно прижимая к груди
новорожденного, села на землю, скрестив ноги. Она внимательно разглядывала
своего ребенка... а Пол Мэрлоу, не отрываясь, смотрел на нее. Ему
почему-то казалось, что все это только сон, не больше.

И вдруг она вновь запричитала. На этот раз горько, безутешно. Это был
крик души, плач бесконечного горя. И Пол понял, что это совсем не сон.

Он встал, и женщина увидела его. Крик замер у нее на устах. Она
нервно прижала к себе ребенка. Женщина держала его так, словно не верила,
не хотела поверить в его существование. Страх исказил ее лицо.

Пол спустился к ней.

- Орури приветствует тебя, - мягко поздоровался он.

- В приветствии благословение, - прошептала она в ответ.

Ее голос дрожал. Похоже, только огромным усилием воли она
удерживалась от рыданий.

- Прости меня, - сказал Пол. - Я был на той стороне холма. Я услышал
твой плач и пришел узнать, что случилось...

- Господин, но за что мне вас прощать? - слезы покатились по ее лицу.
- Воистину, господин мой, здесь нечего прощать... разве только... - не в
силах больше сдерживаться, она разрыдалась. Заплакавший было младенец
вновь замолчал, словно почувствовав горе матери.

- Но что случилось, дочь моя? - Пол бессознательно перешел на диалект
байани, на котором разговаривал простой люд.

- Это, отче, мой третий смертный грех пред лицом Орури - которого я
люблю всем сердцем. А плачу я потому, что теперь клинок Энка Нэ должен
пронзить и чрево мое, и его плод Если только... Если только...

- Если только что? - ошеломленно переспросил Пол Мэрлоу.

- Если только вы, отче, не соблаговолите забыть все, что видели. Если
только воля Орури не в том, чтобы я и это несчастное творение моей плоти
покинули родные места.

- Но, почему, дочь моя? Ты жива, и твой ребенок тоже. Чего еще можно
желать?

Женщина понемногу приходила в себя.

- Мой господин спрашивает, чего еще можно желать? - вызывающе
переспросила она. - Много чего... Очень много!.. Смотрите, вот он - третий
грех... - и она протянула Полу своего ребенка.

Пол непонимающе глядел на младенца.

- Дочь моя, - наконец произнес он, - ты родила красивого, крепкого
сына. Произвести на свет такого ребенка - не самое большое несчастье в
жизни.

- Смотрите, - повторила женщина, и это прозвучало почти как приказ.

Она показала левую ручку младенца.

Пол Мэрлоу посмотрел и увидел, как четыре крохотных пальчика
судорожно сжимаются и разжимаются. Обычная ладошка новорожденного. Пол
почувствовал глухую боль в руках, там, где несколько месяцев тому назад
были отсеченные по приказу Энка Нэ мизинцы.

- Очень энергичное дитя, - выдавил он. - Ну и что?

- Смотрите, - печально повторила она и показала правую ручку ребенка.

Остолбенев от изумления, Пол Мэрлоу увидел пять пальчиков. Пять
пальцев! Пять!

- Отче, теперь вы понимаете, почему я должна бежать отсюда? Почему ни
я, ни мой сын не можем вернуться в Байа Нор?

Упав на колени, она прижалась лбом к его ногам.

- Господин мой, вы чужестранец, и, говорят, Орури наградил вас
мудростью. Скажите только, что вы забудете все, что видели. Скажите
только, что я могу уйти отсюда с миром. Я не прошу ничего больше.

- Но дочь моя, я ровным счетом ничего не понимаю.

- Отче, есть много такого, чего не понимает никто... никто, кроме
Орури и Энка Нэ. Скажите, что я могу уйти с миром. Скажите, что вы все
забудете...

Пол почувствовал, как ее слезы катятся по его ногам.

- Тебе нечего меня бояться, дочь моя, - тихо проговорил он. -
Воистину я ничего не видел... Но скажи мне, куда ты пойдешь?

- Вон туда отче, - и она показала на зеленую полоску леса. - Там нет
ни греха, ни наказания. Там я и мой сын будем жить... или умрем.

- Надеюсь, вы будете жить, - выдавил Пол.

Женщина встала и робкого улыбнулась. - Помолитесь за меня, отче... -
и крепко прижав к груди ребенка, пошла прочь.

Как завороженный, Пол смотрел ей вслед, пока она не скрылась в
изумрудном колышущемся лесном море...

Ветер снова донес до него песню: "...И краток день, и ночь без
снов..."

Проведя целый день за выделкой и сушкой самых больших, какие только
можно найти, листьев каппы, (они должны были стать гибкими и прочными,
словно пергамент), Пол Мэрлоу, к своему удивлению, чувствовал себя Поулом
Мер Ло. Он сидел на своем излюбленном месте - на веранде принадлежащего
ему дома. Внутри, терпеливо окуная глиняный горшок в чан с водой, Мюлай
Туи охлаждала вино из каппы. Скоро она принесет ему еще один кувшин. Скоро
он напьется.

Прошло уже семнадцать дней с тех пор, как Орури прижал к своей груди
Энка Нэ 609-го. Садилось солнце, отражаясь в безмятежной водной глади
Зеркала Орури. Пол Мэрлоу сидел и смотрел на Священный город, на
величественный храм Плачущего Солнца.

Он не присутствовал на церемонии. Эта честь была дарована лишь
избранным, самым высокопоставленным вельможам. За три дня до нее Шах Шан
подробно описал Полу, как все произойдет. Судя по его рассказу, церемония
проводилась со всей пышностью и торжественностью, присущей древним земным
коронациям... правда, с некоторыми ужасающими дополнениями.

Словно коронация наоборот. А как иначе?.. Энка Нэ подойдет к
каменному фаллосу, обнимет его, а жрец, нанеся точный удар, вырвет у него
из груди живое, бьющееся сердце. К этой минуте на нем уже не будет регалий
божественной власти: Орури примет в свои объятия всего лишь Шах Шана -
бедного водоноса с необычайно острым умом и отличным знанием английского.

И взметнется нож, и увидит свет окровавленное сердце - под радостные
возгласы присутствующих - и упадет к подножию фаллоса бездыханное тело. И
тогда раздастся пронзительный крик, и из-за фаллоса выйдет огромная птица
с ярким, переливающимся всеми цветами радуги оперением, с блестящими
желтыми глазами и кривым черным клювом. Родится Энка Нэ 610-й.

Король умер. Да здравствует король!

Так вновь утвердится вечная слава Орури.

Пол Мэрлоу смотрел на отражавшуюся в воде пирамиду храма Плачущего
Солнца, и слезы текли по его лицу.

Мюлай Туи принесла кувшин холодного вина.

- Спасибо, любимая, - сказал Пол по-английски.

- Пожалуйста, - по-английски ответила девушка.

Как старательно она учила это слово! Подав кувшин, нойте села рядом,
терпеливо ожидая дальнейших приказаний своего господина.

Пол глотнул вина, и огонь заструился по его жилам. Но голова
оставалась ясной и холодной.

Он думал о том, что сказал ему Шах Шан во время их последней встречи.

- Не надо грустить, Пол, - говорил он. - Пусть ты пока не понимаешь
наш народ. Все равно не надо грустить. Возможно, Энка Нэ вспомнит о тебе,
когда его призовет к себе Орури. Может случиться, что он пожелает сделать
тебе маленький подарок за доброту и терпение, с которыми ты отнесся к
бедному водоносу...

Так оно и произошло. В день жертвоприношения маленький чернокожий
байани из личной охраны Бога-императора принес Полу сто двадцать восемь
медных колец и длинное зеленое перо из плюмажа Энка Нэ. Пол только
собрался спросить, не передавал ли Энка Нэ чего-нибудь на словах, как из
храма Плачущего Солнца раздался многоголосый радостный крик.
Жертвоприношение свершилось. С выражением неземного блаженства на лице
воин поднял трезубец и мощным ударом вонзил его себе в горло. Смерть была
эффектной, кровавой и практически мгновенной.

Пол сделал еще глоток и посмотрел на Мюлай Тук.

- Ты помнишь юношу по имени Шах Шан, - хрипло спросил он
по-английски. - Юношу с горящими глазами и миллиардом вопросов в голове?

- Я не понимаю, господин, - ответила нойя на байани. Она уже привыкла
к тому, что Поул Мер Ло все чаще и чаще говорит на своем чужеземном языке.
Она редко понимала, что он говорит.

- Пол, черт побери!

- Извини, Пол, - сказала она по-английски. - Ты говорил слишком
быстро.

- Ты помнишь Шах Шана, - повторил Пол, на этот раз на байани, - в тот
раз, когда он впервые пришел в наш дом?

- Да, господин, - ответила она. - Я помню, как Шах Шан пришел в
первый раз. Он был худ и очень голоден.

- У него были ясные глаза. В нем чувствовалось величие... - Пол
сделал еще глоток. - Мне жаль, что больше он никогда не поднимется по этим
ступеням.

- Господин, - тихо сказала Мюлай Туи, - я счастлива, что мне довелось
лицезреть образ бога на челе человеческом.

- Теперь бог мертв, - мрачно заметил Пол.

- Нет, господин, это человек мертв. А бог - жив. Так было всегда. Так
будет всегда.