он пошел с ней по главной улице на окраину города. Они остановились перед
небольшим домом, окруженным рядами колосьев, по которым волнами
перекатывался ветерок. Цементные блоки были неоштукатурены, а рифленые
цинковые листы на крыше были закреплены на месте большими камнями.
у него из рук небольшой чемоданчик. - а я уже почти перестала верить, что
она родилась ведьмой. - она позвала его внутрь небольшой передней, которая
переходила в широкую комнату, пустую, если не считать трех стульев,
расставленных у стен. Ступенькой ниже находилась спальня, разделенная
занавеской на две части. В одной из них под окном стояла двуспальная
кровать, на которую Рорэма бросила его чемодан. На другом краю комнаты
висел гамак, где, по-видимому, спала малышка.
деревянного стола, который стоял посреди комнаты.
что в город его привела не Канделярия, а плотина, которую будут строить на
холмах.
Канделярия привела тебя сюда, - пробормотала Рорэма. - и вот ты гостишь у
нас. Не так ли? - видя, что он молчит, она добавила, - Канделярия родилась
ведьмой. - круговым взмахом руки Рорэма указала на комнату, дом и двор. -
все это принадлежит ей. Ее крестная мать, знаменитая целительница,
подарила ей все это. - она снизила голос и зашептала: - но не этого она
хотела. Она хотела тебя.
лгал Рорэме о своей семье в италии. - я верю, что ее крестная мать
прекрасная целительница. Но родиться ведьмой! Это чистейший вздор. Ты же
знаешь, что когда-нибудь я вернусь к семье, которую оставил.
достала кувшин и поставила на стол изогнутый бокал. Она наполнила его и
протянула ему, добавив: - Микони, эта тамариндовая вода была околдована
твоей дочерью Канделярией. Если ты выпьешь ее, ты навсегда останешься с
нами.
ерунда и суеверие. - одним долгим глотком он осушил бокал. - это лучший
напиток, который я когда-либо пил, - отметил он, протягивая бокал за
следующей порцией.
другую часть разделенной комнаты и с тревогой склонился над спящей в
гамаке Канделярией. Грустная улыбка тронула его губы, когда он посмотрел в
ее маленькое лицо, в котором так часто пытался обнаружить сходство с
собой. Он ничего не видел. Как ни странно, бывали случаи, когда девочка
заставляла его задуматься о своем деде. Здесь не было большого сходства,
но скорее настроение, определенный жест, сделанный ребенком, напоминал то,
что когда-то пугало его.
лечила любого осла, корову, козла, собаку или кошку. Она фактически
уговаривала птиц и бабочек садиться на ее вытянутые руки. Его дед имел тот
же дар. В маленьком городе Калабрии люди называли его святым.
Однажды после полудня он нашел ребенка во дворе, лежащей на животе. Ее
подбородок упирался в сложенные руки. Она беседовала с болезненным на вид
котом, который свернулся калачиком в нескольких дюймах от нее. Кот,
казалось, отвечал ей. Он не издавал явных звуков, но короткое пыхтение
страшно напоминало смех пожилого человека.
подпрыгнули в воздух, будто какая-то невидимая нить подкинула их. Они
приземлились прямо перед ним с жуткими ухмылками на их лицах. Он
растерялся; на какой-то миг их черты, казалось, были наложены друг на
друга. Он не мог решить, чье лицо кому принадлежит. С того самого дня он
понял, почему Рорэма всегда говорила, что Канделярия ведьма, а не святая.
он вышел на цыпочках в небольшую прихожую, слабо освещенную керосиновой
лампой. Он потянулся за своим пиджаком, шляпой и туфлями, приготовленными
заранее еще вечером, и оделся. Поставив лампу у зеркала, он критически
осмотрел свое изображение. Обветренное лицо 46-летнего мужчины, слегка
худощавое, было все еще наполнено той неистощимой энергией, которая
позволила ему пройти сквозь годы изнурительного труда. Его волосы с
прожилками седины были по-прежнему густы, а ясные коричневые глаза ярко
блестели под косматыми бровями.
перебирала ногами, он вышел на улицу. Прислонясь к стене, он подождал,
пока его глаза привыкнут к темноте. Вздохнув, он проводил взглядом ранних
тружеников, идущих на работу. Они словно призраки скользили в пустоте
предрассветной тьмы.
плотины ожидал грузовик, Микони направился на рыночную площадь. Там
останавливался автобус на каракас. Слабый свет внутри автобуса очерчивал
фигуры нескольких пассажиров, дремавших на своих местах. Он прошел в самый
конец и, поднимая чемодан на багажную полку, увидел тень через грязное
стекло автобуса. Черная и огромная, она стояла напротив белой церковной
стены. Он не знал, что заставило его подумать о ведьме. И хотя он не был
верующим, его губы тихо зашептали молитву. Тень растворилась в слабом
облаке дыма.
подумал он. Рорэма и Канделярия объяснили бы это по-другому. Они бы
сказали, что он видел одно из тех ночных существ, которые бродят по ночам.
Существо, которое никогда не оставляет следов, и лишь таинственными
сигналами оно сообщает о своем присутствии и исчезновении.
спросил, как лучше проехать в порт Ла Гуэйра, а затем закрыл глаза.
пыльную извилистую дорогу. Микони прильнул к окну, рассматривая все в
последний раз. Отступающие пятна крыш и белая церковь с колокольней
проплыли перед его помутневшими от слез глазами. Как он любил звон этих
колоколов! Он больше никогда не услышит их снова.
Гвидо Микони прошелся по площади и свернул на сонную, узкую улочку,
которая кончалась кривыми ступеньками, вырезанными в холме. Он поднялся до
середины и осмотрел порт. Ла Гуэйро - город, зажатый между горами и морем;
розовые, голубые и буро-желтые дома, церковные башни-близнецы и старая
таможня, которая, как какой-то древний форт, врезалась в гавань.
необходимостью. Только здесь он чувствовал себя в безопасности и покое.
Иногда он проводил здесь несколько часов, наблюдая, как швартуются большие
корабли. По флагам и цвету дымовых труб он пытался угадать, какой стране
они принадлежат.
же необходимы для его благополучия, как и это наблюдение за судами. Прошел
месяц с тех пор, как он оставил Рорэму и Канделярию, а он все еще не мог
решить, вернуться ли ему в италию напрямик или проездом через Нью-Йорк.
Или последовать совету мистера Гилкема из судоходной конторы: сесть на
один из немецких сухогрузов, плывущих через Рио, Буэнос-айрес, через
африку в средиземное море и посмотреть на мир. Но какими бы заманчивыми ни
были его возможности, он не мог заставить себя заказать обратный билет в
италию. Он не понимал, почему. Хотя в глубине души он знал причину.
ведущую к пальмовой рощице. Он сел на землю, прислонив спину к стволу, и
начал обмахивать себя шляпой. Тишина была абсолютной. Пальмовые листья
неподвижно обвисли. Даже птицы парили без каких-либо усилий, словно
падающие листья, подколотые к безоблачному небу.
оглянулся. Звенящий звук напомнил ему смех его дочери. Внезапно ее лицо
материализовалось перед его глазами. Мимолетный образ, бестелесный,
плывущий в каком-то слабом свете; ее лицо, казалось, было окружено нимбом.
Гвидо Микони замахал своей шляпой.
он. - может ли ребенок действительно быть причиной его нерешительности с
отъездом? - спрашивал он самого себя. Была ли она причиной его
неспособности вспомнить лица жены и детей, оставшихся в италии, как бы
сильно он ни желал этого?
что спит и видит огромный корабль, который появился словно мираж в
дрожащем мареве раскаленного воздуха. Судно подходило все ближе и ближе,
направляясь в гавань. Несмотря на расстояние, он ясно различал белую,
красную и зеленую трубы.
был уверен, что теперь его наконец оставят чары Венесуэлы, Рорэмы и
Канделярии, этих суеверных созданий, которые читают приметы по полету
птиц, движению теней, направлению ветра. Он счастливо улыбнулся. Это
судно, входящее в гавань, было прекрасным чудом, было его освобождением.
ступенькам. Он помчался мимо старых колониальных домов. Не останавливаясь,
он мельком услышал плеск воды в фонтанах, пение птиц в клетках, вывешенных
у открытых окон и дверей. Он бежал в контору судоходства. Он бежал, чтобы
купить билет в этот же день.