как убила Адейра и Моссмана, неужели зубы человеческие так остры, что
могут прокусить кожу и добраться до вены? Где она этому научилась? И он
никак не может ее остановить. Он умирает, не в силах спастись.
впился зубами, используя остатки уходящих сил. Кожа подалась. Ее кровь
заполнила его рот, она жгла, как огнем. Конвульсивно он проглотил, обожгло
горло, но... с этим укусом он почувствовал прилив новых сил. Лейн
отдернула руку, но он цеплялся за нее, стараясь сделать ей как можно
больнее. Еще кровь устремилась в его горло. Он умудрился поднять обе руки
к ее плечам и оттолкнуть ее.
его горла. Он чувствовал, как ее зубы рвут его тело. Она попятилась, и он
упал на землю.
кровь льется из его разорванного горла, образуя алую лужу у головы.
Удушающий туман затягивал мир, гасил все чувства... осязание, слух,
обоняние.
выходу из переулка, чтобы позвать на помощь, но свинцовая тяжесть
прижимала его к земле, делала беспомощным. Он не мог двигаться, мог только
смотреть на растущую остывающую лужу крови. Он проклинал свою глупость...
пришел сюда один, никому не рассказал, что узнал, но больше всего -
дыхание его слабело, сердцебиение смолкало - больше всего он проклинал
себя за то, что недооценил ее... точно как предупреждал его "Я Чинг". Как
он объяснит это Марти, когда они встретятся?
истекает кровью... умирает в одиночестве в холодном и грязном переулке.
небо... даже не к забвению. Смерть не такова. Смерть - это ад.
невозможно облегчить, зуда, от которого не избавиться. Это галлюцинации,
заполняющие пустоту перед полуоткрытыми глазами, которые невозможно
сфокусировать... какие-то руки, шарят, ощупывают, потом огни, шаги,
сирены, голоса. О, Боже! Позовите полицию... Я не убивал его, офицер! Я не
связываюсь с копами. Да и как я мог это сделать? Я только взял его
пистолет и пошарил в карманах. Разве я стал бы показывать, где тело, если
бы сделал это?.. Гаррет?... Спокойней, Такананда. Гаррет! О, Боже, нет!..
Он умер совсем недавно, все еще теплый... Может, в этом районе бродячие
собаки?
отчаянный панический страх. Неужели все мертвые испытывают это? И остаются
такими вечно... лежат в темноте и кошмарах, горло горит от жажды, тело
кричит об изменении позы, мозг бессильно мечется? Неужели Марти так лежит
в своей могиле, сходя с ума от одиночества, моля о мире, моля о конце?
Нет, не она... нет!
- это плата за беззаботность, за ошибку, а он сильно ошибся. Отказаться от
жизни, чтобы встретиться с Марти, это было бы радостью. Он приветствовал
бы даже забвение. Но это... этот ад? Мысль о том, что придется выносить
его вечно, приводила его в ужас.
сна и мира, мучающихся в своих могилах. Он кричал, и крик этот был
беззвучным, он бесконечно отдавался эхом в длинных темных одиноких
коридорах его мозга.
температуре он не ощущал; он не дышал и поэтому ничего не обонял, но знал,
что лежит в морге. Оказавшись там, он узнал его холодное эхо, чувствовал,
как его укладывают в шкаф, слышал, как защелкнулась дверь. Бесконечно
долго слышал он шум рефрижераторных моторов, видел кошмары, жалел, что
Лейн и его не бросила в залив. Может, его вынесло бы в море. Лучше быть
рыбьим кормом, чем лежать в ненавистном чистилище из холода и стали. Он
молился, чтобы родители не дожили до того, чтобы увидеть его здесь.
от страха. На что это будет похоже? Каково лежать обнаженным в бегущей
воде на холодной стали, разрезанным от шеи до паха, вышелушенным, как
гороховый стручок...
вот оно! Как отдаленный гул барабана, звучало сердце в груди. Сократилось.
Теплая волна покатилась по артериям. Он ощущал каждый их дюйм. Много
спустя барабан ударил снова, и еще.
мертвым. Тело налито свинцом, оно неподвижно на какой-то поверхности, но
молчаливый радостный крик разогнал внутреннюю тьму. Жив. Жив!
менее это вздох.
билось. Он чувствовал - о, как он чувствовал! - тишину в своем теле. Что
за чудо заставило снова действовать сердце и легкие? Он не мог этого
понять, но в тот момент, переполненный радостью, причина казалась ему
неважной.
выбраться, может снова умереть. Можно ли привлечь внимание стуком в дверцу
шкафа?
удерживала его в неподвижности, сохранилась. Он по-прежнему не может
двигаться.
вообще не чувствует. Если сознание сохранится, он сможет бороться с
переохлаждением.
кончиков пальцев.
ударам сердца и первым вдохам, движения получались страшно медленными. Но
он настойчиво пытался переместить центр тяжести и наконец лег на бок. Не
очень помогло: по-прежнему неудобно, но по крайней мере боли
переместились.
стучал так слабо, что ему самому звук был едва слышен. Придется ждать,
пока не откроют дверцу.
дремать, потому что удивился движению носилок. Он не слышал, как открыли
дверцу. Простыню сняли, и его ослепил свет.
тяжесть придавливала его. Он не сопротивлялся, когда его уложили на
подвижные носилки и прикрыли простыней.
произвести вскрытие.
за резиновые бортики. Если он не сумеет сесть, если они не обратят
внимания на медленные движения его груди, то уж это заметят.
Гаррет вцепился в носилки.
уложили на носилки.
Вокруг послышалось с полдесятка возгласов. Он сосредоточил взгляд на
докторе Эдмунде Турлоу.
меня отсюда.
громко, удивился Гаррет. Он ясно слышал каждое слово.
него никаких признаков жизни, ни сердцебиения, ни дыхания, зрачки его были
неподвижны и сужены.
- Но это сейчас уже неважно. Вопрос в том, сможем ли мы сохранить ему