Чтение 14–й страницы книги ~Камбер Кулдский~

О, кто даст голове моей воду и глазам моим--источник слез! Я плакал бы
день и ночь о пораженных дщери народа моего.

Книга Пророка Иеремии. 9:1

Позже Катан не мог вспомнить, как вышел из тюрьмы. Каким-то образом он
отвел мальчика к себе домой и поручил слугам, чтобы они его накормили и
уложили в постель. Он начал сознавать реальность только с того момента,
когда кончил письмо к отцу, в котором описывал свою неудачу в этом деле. Это
письмо, как только Катан подписал его и запечатал, немедленно отправилось в
путь с посыльным.

Затем он снова отключился и ничего не помнил с того самого момента, как
положил руки на стол и опустил на них голову, желая дать отдых глазам.

Очнулся Катан от легкого прикосновения к плечу и услышал голос
управляющего Вульфера, который спокойно сказал ему, что скоро рассвет и что
ванна для него готова.

Все тело его протестовало, когда он шел принимать ванну, и он
раздраженно оттолкнул слугу, который хотел побрить его. Желудок Катана
решительно воспротивился утреннему элю, принесенному Вульфером. После
завтрака, дав управляющему инструкции на время своего отсутствия и еще раз
взглянув на спящего Ревана, Катан неохотно стал спускаться во двор, где его
ждал слуга Кринан с двумя лошадьми.

Через полчаса Катан уже ехал ко двору королевской часовни. Его голова,
но не сердце, немного просветлела от этой поездки. Катан не смотрел ни
направо, ни налево, когда ехал по двору. Он поднял меховой воротник плаща и
не желал никаких встреч, никаких разговоров и бесед о вчерашних событиях.

Но ему не удалось остаться незамеченным. На пути он встретился с
родственником жены--Колем Ховеллом.

Коль, очевидно, подстерег тот момент, когда Катан и Кринан въедут во
двор. Тонкие губы Коля изобразили улыбку, в которой было больше яда, чем
доброжелательности.

-- Доброе утро!

Коль подошел совсем близко, так что у Катана не было возможности
объехать его.

-- Хорошо ли ты спал, брат мой? Ты выглядишь очень утомленным.

Катан мысленно выругался, но постарался скрыть свои эмоции.

-- Хорошо. Благодарю. А ты?

-- Я обычно плохо сплю,--пожаловался Коль. Он осторожно следил за
выражением лица Катана.--Но у меня нет причин для беспокойства.

Он посмотрел на солнце, играя своим кнутом, и перевел взгляд на Катана.

-- Я слышал, у тебя появился новый паж,--сказал он как бы между прочим.

-- Новый паж?

-- Да, тот, кого ты выбрал среди заключенных. Катан почувствовал, что
все мышцы его напряглись. Он удивился, что Колю уже все известно. Должно
быть, Молдред рассказал о случившемся в тюрьме всему двору.

-- Это правда,--наконец сказал он,--я каждый год посылал несколько
юношей для обучения. Почему ты спрашиваешь?

Коль пожал плечами.

-- Просто так. Я любопытен. Думаю, ты догадываешься, что стал темой
разговоров при дворе, когда вернулся Молдред.

-- Очень рад, что доставил развлечение всему двору даже в свое
отсутствие,--сказал Катан самым безразличным тоном, каким только мог.--Ну а
теперь извини меня, у меня дела. Да и у тебя тоже.

Он хотел пройти мимо Коля в часовню, но тот, положив ему руку на плечо,
задержал его.

-- Его Величество сегодня в хорошем Настроении, Катан,--сказал он.--Он
просил меня ехать рядом с ним на охоту.

-- Ты ждешь от меня поздравлений?

-- Это дело твое. Однако если ты хочешь что-то сказать или сделать, что
приведет его в дурное расположение духа и сделает злым и раздражительным,
каким он иногда бывает, то я не посмотрю, что ты мой родственник.

-- Об этом ты можешь не беспокоиться,--сказал Катан без всякого
выражения.--Я не намереваюсь говорить с Его Величеством, если, конечно, он
сам не потребует этого. Ну, а теперь, если ты позволишь мне наконец пройти,
я хочу помолиться один перед общей молитвой. Ведь сегодня принесены в жертву
двое невиновных.

-- Невиновных?

Коль скептически поднял бровь, когда Катан проходил мимо.

-- Катан, я очень удивлен, я не думаю, что эти крестьяне невиновны. Но
вы, МакРори, очень странные люди.

Когда кончилась месса, Катан смог выйти из церкви и сесть на лошадь, не
говоря ни с кем. Умный Кринан выбрал место для них сзади всей охотничьей
кавалькады, подальше от тех, с кем его господин был бы обязан говорить.
Самый ужасный момент был тогда, когда мимо проехала принцесса в окружении
придворных дам. Она послала кончиками пальцев воздушный поцелуй, но, к
счастью, не остановилась, за что Катан был ей очень благодарен. Он не был
уверен, что смог бы смотреть ей в лицо.

Кринан устроил так, что они выехали из городских ворот позже всех. Уже
охотники трубили в рога и хлестали кнутами своих собак, чтобы они не
сбивались в кучу, а на городской стене в петлях покачивались два трупа,
причем один из них--труп ребенка.

У Катана на глаза навернулись слезы, и он долго ехал молча, с опущенной
головой. Одна рука была прижата к ноющей груди. Он старался не думать о тех,
кто болтался на виселице, и о тех, кто вскоре разделит их участь, но не мог
избавиться от чувства вины перед ними. Оно разъедало его сердце и разум.
Наверное, он мог бы их спасти, если бы постарался.

Теперь он не мог найти успокоения, и ему еще долго не найти его.

Прошел почти весь октябрь, а с ним и казни заложников. Верный своему
слову, Имр не отменил казни и не возобновил репрессии против убийц
Раннульфа. Крестьяне оплакивали своих земляков, но по крайней мере новых
смертей не последовало.

Казненных оплакивали не только родственники. Больше всех страдал Катан,
который в течение двадцати пяти дней мучился с каждым восходом солнца, с
каждым рассветом, предвещающим смерть еще двоим несчастным, каждый из
которых мог бы жить, если бы Катан выбрал его, а не Ревана.

Но каким-то чудом он сохранил рассудок, возможно, благодаря специальной
тренировке дерини. Во время охоты с королевским двором он пытался, и весьма
успешно, скрыть неприязнь к тупому упрямству Имра. Эта черта раньше была
несвойственна юному королю, которого он так хорошо знал и любил.

Охота продолжалась почти три недели. К тому времени, как охотники
вернулись в Валорет, единственное, что мог делать Катан,--это тщательно
скрывать свое горе.

Имр уже стал посмеиваться над Катаном, над его угрюмым видом и вовлек в
эту игру весь двор. Так что Катан не мог больше оставаться при дворе и
отправился вместе с Реваном в святой Лайэм к своему брату-священнику. Однако
это не спасло его от глубокой депрессии, в которую он погружался с каждым
рассветом в течение двадцати пяти дней.

Теперь он все чаще запирался в отведенной для него комнате и не говорил
ни с кем, почти не ел и даже не мог смотреть на Ревана, чья жизнь была
куплена ценой жизней остальных заложников. И в день последней казни, когда
он получил известие о смерти женщины, у которой неделю назад, в день казни
ее мужа, родился мертвый ребенок, Катан больше не смог сдерживаться.

Сумасшедшее письмо Йорама заставило лететь в святой Лайэм и Камбера, и
Риса, а затем последовали долгие часы бесед, молитв и убеждений, прежде чем
Катан начал постепенно выходить из состояния депрессии, и даже несколько раз
потребовалось искусство Риса-Целителя, чтобы начал появляться прежний Катан.

Спустя неделю, в день Всех Святых, Катан провел один в холодной церкви
аббатства всю ночь. Он никогда не рассказывал о том, что случилось с ним в
эту ночь, но на следующее утро после мессы он, Камбер, Рис и Йорам выехали
из аббатства в Кэррори. Это было спокойное возвращение домой.

Все эти события, естественно, отодвинули поиски наследника Халдейнов.
Во время казней Рис и Йорам были вместе с Камбером и его людьми, а болезнь
Катана задержала их отъезд.

И только в праздник святого Иллтида в первую неделю ноября они смогли
отправиться в дорогу к святому Пирану.

За несколько миль до монастыря их нетерпение достигло предела.

На земле уже лежал первый снег. Он падал всю ночь, пока они спали, и
теперь покрывал землю мягким белым ковром, который раздражал глаза и
заставлял горизонт сливаться с бесцветным небом. Сырой воздух пробирал до
костей; иней оседал на ноздрях лошадей, и еще не привыкшие к снегу животные
раздраженно фыркали. Всадникам приходилось внимательно следить за дорогой,
чтобы не попасть в яму или на камень. Сегодня они первыми прокладывали путь.
Лошадиные копыта оставляли глубокий след на девственно-белом снегу.

-- Мы уже где-то совсем рядом?--спросил Рис после того, как они молча
проехали целый час.

Йорам поднес перчатку ко рту и стал дыханием согревать Руку.

-- Мы уже рядом. Скоро появятся первые постройки. Вообще-то мы доехали
бы и вчера вечером, но было уже слишком поздно. Для нас лучше приехать сюда
утром.

Они остановились на холме, чтобы взглянуть на широкую долину,
расстилавшуюся внизу. Здесь снега было совсем мало, и по всей долине были
видны монастырские строения. В другом конце долины стояла большая церковь со
сверкающим крестом. Там и сям были раскиданы стога сена, чуть присыпанные
снегом. Справа братья монахи в рабочих сутанах сгоняли коров на ферму. Рядом
с главным зданием монастыря возвышался холм, из трубы которого струился
тоненький дымок.

-- О, у них здесь огромные владения,--заметил Рис, когда они
приблизились к главным воротам.--А я думал, что этот Орден совсем бедный.

Йорам кивнул.

-- В этих Орденах есть отпрыски знатных фамилий и даже королевской
семьи, думаю, что эти маленькие земельные угодья--дары короля.

Их приняли здесь совсем иначе, чем в первый раз, когда они вместе