и попыталась убежать. Ее сверкающие топазом волосы всей массой хлынули по
спине, как водопад. Я с легкостью поймал ее за волосы, повернул лицом к
себе и сорвал маску.
была белая, волосы серебристо-белые по всей длине до самых корней, рот
нежный, красиво очерченный и красный, как летние ягоды, а глаза были
зеленые, как камни ее корсажа. Все это я увидел разом, как во вспышке
ослепительного огня.
женственностью. Я не причинил ей боли, в этом не было необходимости, она
не сопротивлялась мне; и она не была девственницей. Я и не ожидал иного,
раз она вышла из той мужской палатки. Она была их шлюхой, или чьей-то еще,
теперь она будет моей. Врата между ее бедрами были золотыми, как и ее
волосы, а дорога за этими вратами была вымощена для королей. Ее зеленые
глаза-изумруды отражали свет лампы, свисавшей с крыши. Она не закрыла их
ни разу, и она не смотрела на меня. Вопреки ее сердцу и уму, тело ее было
щедрым со мной.
глазами и открытым телом. Я все еще был доволен своей победой, победой над
ней.
хозяина.
хлам. Будь счастлив и умри от этого.
только тошнотворный, но и глупый, проклятая вонь?
бесчисленных налетов и племенных войн. Они кусались, кричали, плакали или
пищали от удовольствия. Они не бросали мне холодных оскорблений. И у них
не было таких глаз.
мужчины сами отняли свои жизни.
могилы.
страха, сколько от нежелания пугаться.
крарле.
вонючем логове его идиотского племени.
- твое имя?
города, которым я пользовался.
в ней разобраться, хотя собирался оставить ее себе.
тебя Вазкор.
сожгли своих мертвых с их украшениями и оружием; горожан мы оставили
птицам-стервятникам горных долин. Мы забрали все их богатства и всех их
лошадей. Мы не очень нравились этим лошадям после их прежних хозяев, но
они полюбят нас, так как другого им не остается. Я почти мечтал увезти с
собой одну из труб-пушек на телеге, но мои герои ни за что не соглашались
даже прикоснуться к ней. Это был только каприз - я не имел представления
об их действии и почти никакой надежды научиться управлять ими - так что
пусть остаются.
мы не искали их. У нас была только одна пленница, и она была моя.
сокровищ из драгоценностей и живой плоти и не стали завидовать. Днем я
заставил ее завязать волосы куском бархата, только маска-олень была видна.
Она была спокойнее днем.
попытайся что-нибудь выкинуть, и окажешься во власти других, еще менее
любезных, чем я.
выходили, она насмешливо позвала меня: - Вазкор, Вазкор.
хотел повредить его, и она знала это, уже чувствуя свою власть, она, моя
рабыня. Я взял ее за плечи и поднял над землей.
- ведь он был король, золотая маска - может быть, он во мне, как говорили
старики, когда упали на колени. Так вот. Зови меня этим именем. Я побью
тебя, если ты будешь звать меня иначе. Я Вазкор. Как-нибудь я украду
золотую маску и буду надевать ее, когда буду закупоривать тебя.
другие женщины.
принца, именно его дух и направлял, должно быть, мою одержимость.
Происшествия на скале не отступили в памяти, как сон, который положил им
начало, но я говорил себе, что не стану раздумывать над ними. И у меня
были другие проблемы, требовавшие раздумий.
как они приветствовали бы вождя после воинственного налета. Когда они
заметили, что я заполучил себе девку из городских палаток, они закричали
еще громче. Я мог бы взять, что пожелаю, они не стали бы ворчать, по
крайней мере в тот час, потому что я был героем, освободившим их. Позже
они будут ненавидеть меня еще больше за то, что обязаны мне.
верхом, моя женщина должна ехать верхом. Пусть она и рабыня, ее ценили в
крепости.
которого притягивал к ней сексуальный инстинкт, и я чувствовал, что она
воображала, что благодаря этому она сможет вертеть мной. Поэтому я не
прикасался к ней, хотя низ живота у меня сводило от желания. До этого я
никогда не занимался дипломатией в отношениях с женщинами. Как мальчишка,
потерявший голову от какой-то девчонки, которая не дается, я упражнялся в
произнесении ее имени про себя, старясь добиться правильного звучания.
Когда я предлагал ей еду и питье, она отворачивалась, как будто это было
насилие, и она предпочитала, чтобы ею насильно овладели, чем насильно
кормили. Я вспомнил мифы о сверхъестественных силах в городах и оставил ее
в покое.
чубы заглушить голод. Я отнес ей чашу городского вина - в их палатках оно
хранилось в бочках - но она ни за что не пила в моем присутствии. Я
оставил ей чашу и, когда вернулся, обнаружил, что она осушена.
гордости. Воины раздули бы целую историю, если бы я взял девушку и не
обслужил ее. Я спал плохо, споря с самим собой, то ли не трогать ее, то ли
овладеть ею и кончить с этим.
что поступил мудро, не давая себе заснуть. Я вспомнил кинжал, который она
метнула в меня. Вскоре я различил ее силуэт на светлеющем небе. Она стояла
на краю обрыва. На секунду я вообразил, что она собирается броситься со
скалы так же, как городские мужи бросились на свои мечи.
крайней мере.
тебе?
платье я видел все изгибы ее тела, которое сводило меня с ума.
Двадцать лет назад он взял города в свои руки, подчинил своей воле и
разгромил их. Он женился на богине-ведьме; ее звали Уастис. Есть детская
легенда о том, что она была убита, но восстала из смерти, приняла образ
белой рыси и скрылась прежде, чем солдаты пришли за ней. Говорят, она еще
живет в другой стране, Уастис Карнатис. Но Вазкор мертв.
ее замолчать. Я все еще видел, как они преклонили передо мной колени в
крепости, старшие воины, которые могли помнить его, может быть, смотрели
ему в лицо и снова увидели его в моем.