сын Вазкора. И ты делаешь это не только для того, чтобы проложить путь к
логову белой ведьмы, но и для того, чтобы показать этим людям, кто
появился среди них".
тогда, когда я победил шторм, когда шел по воде океана: в тот день
высокомерная гордость смешивалась с удивлением. Сегодня была только
гордость.
поток перетекал из моих рук к Лели, яркий, как пылающее солнце.
чердак мыслей старой женщины, в душу, где обитали каркающие вороны. Свет
разогнал пыль и ворон. С его помощью я высушил эту потайную комнату. На
мгновение я дал ей свою Силу, позволил питаться ею, и почувствовал, как
умирающее дерево задрожало под своей корой.
прозаические секунды, прежде чем чувство победы пришло ко мне, я никак не
мог предвидеть, что это окажется столь зрелищно - плоть отслаивалась от
нее, как штукатурка от стены. Первой появилась ее левая рука, как бледный
цветок, пробивающийся из мертвых корней. Одна совершенная женская рука с
миндалевидными ногтями и ладонью, как цветок лотоса.
ко мне. - Это богохульство! Остановитесь, вы убьете эту женщину!
глаза и не отвернулся в ужасе. Я чувствовал, как ее жидкие волосы густеют
под моими пальцами. Левая грудь, более круглая, чем раньше, мелко
подрагивала в такт быстрому, как у птицы, сердцебиению. Ее ладонь, нежная,
как цветок, лежала на желтом узле колена, который постепенно осыпался
шелухой, как расколотый хризолит, высвободив крепкий новый девичий сустав.
как какая-то женщина-змея, вылезающая из своей старой кожи.
ужасного. Это перепугало меня. Это произошло благодаря _м_н_е_.
не могли оторвать от нее глаз.
густые черные хессекские волосы, волосы девушки. Как серая чешуя,
осыпалось на мозаику пола старое тело и превращалось в пыль. Ее белая
гладкая спина поднималась над обширными ягодицами. Она двигалась, я видел
контур одной груди, совершенной до самого леденцового соска. Профиль, как
полированный алебастр, черный глаз, соблазнительный рот, маленькие белые
зубы. Она посмотрела на меня через плечо. Ее лицо было неожиданно
притягательным, однако пока еще холодным, как неразогретый металл, краски
были слишком свежими, еще не обжитыми.
будто он чествовал ее, что он, возможно, и делал. Она повернулась, и ее
глаза задвигались в глазницах. Она беззвучно упала ничком поперек крыльев
яшмовой лошади на мозаике.
весь город: в Обществе врачей колдовством старуху превратили в девицу.
песчаника. Пять дней пролежала она там.
к моим воротам, но никто не пришел. Они боялись дьявола - чудотворца
Вазкора.
определенно я послал на смерть Длинный Глаз, сделав из него убийцу. Вскоре
мне предстояло драться с Соремом и убить его, одного из храгонских
принцев, юношу, с которым я едва успел поговорить, юношу, который так
напоминал меня самого. Все это произошло из-за моей Силы и моего поиска,
моего малодушия и гордости, моей неспособности удержать в себе равновесие
между человеком и магом. И все-таки я использовал Лели в еще одной игре.
Эти игры вслепую привели меня к чувству вины и боязни самого себя.
я должен был посещать богачей в Пальмовом квартале, лечить их недуги и
собирать их монеты. Эти искушенные люди не боялись меня. Они были рады
меня видеть, жадные до чего-нибудь новенького. Это была работенка!
Прекрасные дома, дорогая мебель, всхлипывания толстых патрициев, чьи
хессекские рабы - казалось, у всех масрийцев были рабы-хессеки - лежали,
полуголодные, кучами в подвальных кухнях или, покрытые свежими шрамами,
торопились исполнить приказания хозяев.
колдунье. Я часто лежал без сна соловьиными ночами в Бар-Айбитни и говорил
себе, что ошибся, приняв запах зла за признак ее пребывания здесь. Дурной
запах шел от города и от моих деяний в нем. Слава померкла. Любой закат,
неважно нисколько сияющий и яркий, означает, что солнце садится. И у меня
тоже за светом последовал период внутренней темноты, который, похоже,
поймал в ловушку мой тщательно разработанный план.
аристократическому кодексу чести, между оскорблением и дуэлью должно
пройти определенное количество дней, в течение которых патриции могли бы
отточить свое боевое мастерство и позаботиться о других делах. Время паузы
уже прошло. Я заметил, что разговоры о стычке Сорема со мной уже шелестят
в городе. Определенно какая то сила специально этим занималась, подгоняя
события. Может быть, это были люди императора. Это едва ли имело
какое-нибудь значение; я должен был встретиться с Соремом и покончить с
ним. В конце концов, с клинком в руках это будет просто и ясно. Я буду
придерживаться их смехотворного кодекса, потому что я был сыт по горло
своей магией, меня тошнило от самого себя.
на пол пергаментный свиток и не вышла парадным маршем. Я удивлялся, что
могло произойти и почему он отложил дуэль.
мной. Она была достаточно хороша собой и аккуратным масрийским почерком,
не похожим на хессекские иероглифы, писала, что, если я к ней не явлюсь,
она умрет и посмотрит, как меня в этом обвинят. Ее слуга, похожий на лису
парень с серьгой в ухе, сообщил мне, что я могу найти ее в белом павильоне
у дома ее мужа, и, желая рассеяться, я, как дурак, пошел. Она была одета в
масрийском стиле: юбки из парчи с оборками и кофточка, вышитая жемчугом, а
там, где не было газа шелка, рукава или оборки, были браслеты, ожерелья,
кольца и ленточки. Было бы легче раздеть дикобраза.
павильона не перешли в синие. Она сказала мне, что с моей стороны жестоко
так мало обращать на нее внимания, тогда как она изменила мужу, чтобы
доставить мне удовольствие. Это была не самая большая чепуха, которую
бесчисленные глупые девчонки мяукали мне в уши с тех самых пор, когда я
впервые лег с женщиной. Она еще сказала мне, что я не бог, как сказали ей
рабы-хессеки, а всего лишь мужчина, и опять захочу ее. Но я не нуждался в
ее поучениях.
ваших моряков-охранников.
дразнило меня, пока я не вспомнил, что Кай был тот самый хессек, которого
Чарпон посадил под арест, потому что он поклялся, что видел, как я шел по
океану. Я знал об этом от Кочеса.
спину. Прошло некоторое время, прежде чем я увидел окровавленную птицу, но
ведь не из-за мяса же ее убили.
врачей. Этого было достаточно. Я не видел ее ценности как показательного
номера, несмотря на то, что я ей тогда говорил. В том, что я сделал,
что-то раздражало меня. Я был почти рад, что такое доказательство
отсутствовало. Я не размышлял ни о том, куда она ушла, ни что делала.
Только воспоминания о лице в полупрофиль - этом доисторическом,
девственном, злом лице - тревожило меня. Это да еще мертвая ворона,
оставленная у моей двери. Жертвоприношение богу. Не Масримасу, для
которого они убивали белых лошадей на празднестве в середине лета, а
какому-то темному идолу, не-богу Старой веры. Я коротко расспросил Лайо.
Но симейз немного мог мне сказать. Когда я расспрашивал хессеков, они
бормотали что-то невразумительное. Они допускали, что исчезнувший Кай мог
бы познакомить меня с древней религией Старого Хессека.
проходило мое прошлое и мое сумбурное настоящее, и, как вопрос без ответа,
стояло будущее.
Пехов Алексей
Лондон Джек
Посняков Андрей
Доценко Виктор
Пехов Алексей
Сертаков Виталий