балладам, которые она выучила, будучи юной жрицей Гробниц Атуана,
убаюкивая Тенар заунывными и слащавыми молитвами Безымянным Силам и
Пустому Трону, наполненному теперь пылью и обломками разрушенного
землетрясением Зала. Тенар не взывала к могучим силам, а просто пела,
наслаждаясь звуками родного языка, поскольку она не знала, какие песни
поют матери своим детям на Атуане, какие песни ее мать пела ей.
коленей, подложила под нее подушку и подождала немного, дабы убедиться,
что малышка уснула крепко. Затем, оглянувшись вокруг и убедившись, что
никто ее не видит, она поспешно, словно совершая нечто зазорное, но
получая от этого подлинную радость, превеликое наслаждение, положила свою
узкую, белокожую ладонь на лицо девочки, туда, где глаз и щека были
съедены безжалостным огнем, оставившим после себя безобразный гладкий
рубец. После ее прикосновения он исчез. Плоть круглого, нежного лица
спящего ребенка казалась неповрежденной, словно прикосновение руки Тенар
исцелило ее.
глубокие рубцы, залечить которые не удастся никогда.
горизонте. Все куда-то разошлись. Сокол, скорее всего, пропадал в лесу.
Последнее время он часто приходил на могилу Огиона и часами сидел под
буком в этом уединенном месте, а когда достаточно окреп, стал бродить по
лесным тропинкам, по которым так любил гулять Огион. Про еду Сокол
постоянно забывал, и Тенар приходилось напоминать ему, чтобы он поел. Ища
уединения, он избегал общества других людей. Столь же молчаливая Ферру, не
мешая ему, ходила за ним по пятам, но Сокол был неутомим, и когда малышка
уставала, он отсылал ее домой, а сам продолжал бродить по лесам уже в
одиночку. Что он там искал, Тенар не знала. Он возвращался домой поздно,
неслышно укладывался спать, и частенько уходил вновь прежде, чем
просыпались Тенар и Ферру, взяв с собой хлеб и мясо, которые ему оставляли
на ужин.
тропинке, которая показалась ей бесконечной, усеянной рытвинами дорогой в
ту ночь, когда она помогла Огиону преодолеть ее в последний раз. Сокол
отрешенно шагал среди колышущейся от ветра травы, сквозь светящуюся
предзакатную дымку, безразличный ко всему, с головой погруженный в свое
несчастье.
поближе. - Ферру спит, а я хочу немного прогуляться.
насколько безразличны мужчины к побудительным мотивам женщин: Ведь кто-то
же должен был присматривать за спящим ребенком. Свобода одного не
обходится без закрепощения другого, если только не удается добиться
некоего равновесия, подобного четкому взаимодействию ног при ходьбе.
Раз-два, левой-правой, идет она сейчас, ни секунды не задумываясь над тем,
какое это великое искусство - сохранять равновесие при ходьбе... Затем
пронзительная красота предзакатного неба и мягкое дуновение ветерка
завладели ее вниманием. Выбросив из головы все метафоры, она продолжала
шагать, пока не пришла к песчаным утесам. Там Тенар остановилась и
некоторое время наблюдала за тем, как солнце медленно опускается в
безмятежную розоватую дымку.
подушечками пальцев длинную размашистую борозду на камне у самого края
обрыва - след от хвоста Калессина. Тенар вновь и вновь проводила по нему
пальцами, задумчиво всматриваясь в сумеречные дали и о чем-то грезя. Она
произнесла вслух лишь одно слово. Имя с шипением и свистом сорвалось с ее
губ, на этот раз не обдав огнем горло:
отливали багрянцем, ловя последние лучи заходящего солнца. Они тускнели у
нее на глазах. Тенар на миг отвела взгляд, а когда посмотрела на Гору
вновь, ее склоны уже приобрели тускло-серый оттенок, переходивший внизу в
темень лесов.
Тенар нехотя побрела к дому.
присматривает за его козами и огородом, вместо того, чтобы жить на
собственной ферме, работать на своем огороде и пасти свои стада?
Гед теперь уже достаточно окреп. Она выполнила свою миссию. Нужда в ней
отпала. А ей необходимо было присматривать за фермой. Настало время
уходить отсюда.
покинуть этот утес, это ястребиное гнездо, и вновь спуститься в низины, к
плодородным полям, не знающим безжалостных ветров. Что за мечты будоражили
ее разум у крохотного окошка, глядящего на запад? Что за дракон прилетал к
ней сюда?
легче дышалось. Сокол сидел, не зажигая лампы, на табуретке у потухшего
очага. Он частенько сидел здесь. Тенар решила, что это было его любимое
место в те далекие дни, когда он, будучи еще мальчишкой, учился у Огиона.
Когда Тенар сама была ученицей Огиона, она тоже любила сидеть там
холодными зимними днями.
от двери. Там стоял дубовый посох Огиона, тяжелый и длинный, в рост
человека, отполированный до блеска там, где его касалась рука старого
мага. Рядом с ним Ферру поставила свой ореховый прутик и ольховый посох
Тенар, которые та срезала, когда они шли в Ре Альби.
волшебника, который дал ему Огион?.." И тут же: "Почему я вспомнила об
этом только сейчас?"
чувствовала себя подавленной. Она надеялась, что Сокол еще не лег и
поговорит с ней, но вот он сидит там, а им нечего сказать друг другу.
полке, - что мне пора возвращаться на свою ферму.
сторону.
еще не совсем стемнело, а он сидел посреди комнаты, и она не могла
раздеться у него глазах. Покраснев от стыда, Тенар разозлилась и уже
готова была попросить его выйти на минуту из дома, когда он, вдруг
прочистив горло, нерешительно заговорил.
собой?
большинство из них. Огион еще учил меня языку, на котором говорят драконы.
Некоторые слова я помню до сих пор. И это все. Я не стала волшебницей. Ты
же знаешь, я вышла замуж. Разве Огион оставил бы свои мудрые книги жене
фермера?
сказал, но они, конечно, теперь принадлежат тебе.
окно еще сочился призрачный свет. Неприкрытая, необъяснимая ярость,
прозвучавшая в его голосе, вывела ее из себя.
сделать из меня большую дуру, чем я есть на самом деле?
следа?!
выражение его лица.
остатка. Чтобы закрыть... Что сделано, то сделано.
землю. Я вынужден был сделать это. Но теперь мне нечем напиться. Но что
изменилось? Что такое чашка воды для необъятной пустыни? Разве пустыня
исчезла?.. Прислушайся!.. Кто-то шепотом звал меня из-за порога вот этой
самой двери: "Прислушайся! Прислушайся!" - и я смолоду отправился в
безводную страну. Там я встретил свою Тень, я слился с ней, породнился с
собственной смертью... Я выжил благодаря воде, животворной влаге. Я был
журчащим фонтаном, родником, источником. Но там не бегут ручьи. В конце
концов у меня осталась последняя чашка воды, и мне пришлось выплеснуть ее
на черный песок у истока пересохшей реки. И вот вода кончилась, истрачена
до последней капли... Что сделано, то сделано.
понимала, о какой стране идет речь. Гед оперировал образами, но те
являлись не иносказательным отражением истины, а голой, неприкрытой
правдой, как он ее понимал. Тенар также было абсолютно ясно, что она
должна отрицать сказанное им, независимо от того, правда это или нет.