отчетливее стала заметна ямочка. - Ну, что мне с вами делать, что мне с
вами делать? - повторил он.
диски захлопнутой дверцы, сказал:
столе, и запихнул в нее бумаги.
Наконец-то она у вас есть, эта ваша инструкция, причем в какой папке! В
желтой... ого-го!
теперь мы пройдемся вместе. Мне лучше самому отвести вас, так будет
быстрее. Прошу, туда.
коридор и зашли в следующее, длинное, напоминающее классную комнату
помещение. На стенах над головами работников висели плакаты с изображением
акведуков и водных шлюзов. В следующем помещении их сменила огромная, от
потолка до пола, карта полушарий какой-то красной планеты.
майор открывал передо мной двери. Мы шли один за другим по узкому проходу
между столами. Сидевшие за ними даже головы не поднимали, когда мы
проходили мимо них.
была изображена увеличенная в размерах крыса в разрезе от головы до
хвоста. В стеклянных ящиках блестели чистенькие, словно бы наскоро
собранные из вылущенных орехов, скрепленных проволочками, скелеты
грызунов. Комната эта отличалась от других тем, что загибалась вбок. В ее
изгибе корпело за микроскопами десятка полтора человек. Вокруг каждого
были разложены стеклянные пластинки, пинцеты, баночки с какой-то густой
прозрачной жидкостью, вероятно, клеем.
разглаживали их, высушивали специальными подогревателями и соединяли с
ювелирной точностью. В воздухе чувствовался резкий запах хлора.
майор, взяв меня за руку, когда мы оказались одни среди белых стен. - Если
вам нужно будет что-нибудь выбросить или уничтожить - какой-нибудь
документик ненужный, лишнюю записочку, черновичок - прошу вас, не
пользуйтесь уборной. Этим вы только доставите нашим людям лишние хлопоты.
этом. Это был Отдел Утилизации. Он соседствует с моим, и мы прошли через
него, чтобы сократить путь. Так вот, все нечистоты фильтруют и поцеживают
- это ведь дорога наружу, возможность для потенциальной утечки информации.
А вот и наш лифт.
из кабины вышел офицер в длинной шинели со скрипичным футляром под мышкой.
Он извинился перед нами, что слегка нас задержит, поскольку ему нужно еще
вынести свертки.
охапкой свертков, которые держал в руках, а сам побежал по коридору,
открывая на ходу футляр. Тяжелый сверток, как снаряд, угодил мне в грудь.
над моей головой, и все заволокла известковая пыль.
ним среди раскиданных свертков, все вокруг прямо-таки гудело от выстрелов,
грохот гулял по коридору из одного конца в другой, пули пели над нами,
стены взрывались белыми облачками рикошетов. Бежавший высоко задирая полы
шинели офицер упал на самом повороте, выпустив из рук скрипичный футляр.
Оттуда выпорхнуло белое облачко бумажек, закружившихся словно снежинки.
Воздух уже пропитался едким запахом пороха. Майор сунул мне в руку
маленькую непрозрачную ампулу.
ухо.
выхватывать из кармана запечатанные сургучом пакеты. Он запихивал их в
рот, жевал с величайшей поспешностью, выплевывая печати, как косточки.
о каменный пол.
Два и пять, наша взяла! - и вскочил на ноги.
словами:
которым шел мальчик с колокольчиком.
дверь.
напоминающий портмоне.
неимоверно толстый человек, который, помешивая чай, грыз конфеты из
бумажного пакета.
маленькая, совершенно черная дверца. Даже ребенок едва ли смог бы в нее
протиснуться.
на нем был расстегнут. У меня создалось впечатление, что он вот-вот стечет
со стула, на котором сидит.
он шумно, с присвистом. Казалось, того и гляди задохнется.
здесь. Он вами займется. Когда освободитесь, зайдите, пожалуйста, ко мне
за талонами. Хорошо?
конфеты.
офицера, потому что он раздражал меня своим чавканьем, а еще более тем,
что выглядел так, словно его в любую минуту может хватить апоплексический
удар. Складки кожи на его шее прямо-таки посинели под щетиной коротко
остриженных волос. Его тучность была его крестом, мученичеством. Он дышал,
прилагая такие усилия, на которые можно было решиться, пожалуй, лишь в
случае крайней необходимости, и то на минуту, а он делал это постоянно, и
притом будто бы вообще этого не замечал.
неодолимое желание вырвать у него пакет со сладостями. Он жрал их, глотал,
краснел, синел и лез липкими пальцами за новыми. Я переставил стул и сел к
нему боком. Повернуться к нему спиной я как-то не решился - вовсе не
потому, что это было бы невежливо, но просто я боялся, что он там сзади
задохнется, а мне вовсе не хотелось иметь позади себя труп.
улучшилась ли моя ситуация. Мне казалось, что да, но слишком многое этому
"да" противоречило. То, что Эрмс готов был меня отравить - а сомнений в
отношении содержимого ампулы у меня не было, - в этом я не имел к нему
претензий. Несколько хуже обстояло дело со старичком в золотых очках. У
меня не было уверенности, окончательно ли я развязался с этой историей. Во
всяком случае не было похоже, чтобы это дело грозило мне какими-либо
неприятностями в будущем. Теперь у меня была более серьезная причина для
озабоченности - инструкция. Дело было вовсе не в том, что она очень уж
сильно походила на протокол моих перемещений внутри Здания и даже, более
того, моих мыслей. В конце концов я все еще мог оставаться объектом
испытаний, хотя Эрмс и отрицал это категорически. Ведь он сам потом