него воздух, потом был разгерметизирован стыковочный люк. С полчаса Блейд
слушал заковыристые проклятия Нибела, возившегося внутри крохотной кабины,
тот проверял комплект жизнеобеспечения и навигационные приборы, ругая
тесноту, скупость чиновников НАСА, холод и всех своих жен, прошлых,
настоящих и будущих. Наконец все было готово. Командир и второй пилот
облачились в неуклюжие скафандры, с трудом пролезли в люк и пристегнулись к
креслам. Шлемы они пока не надели; в челноке было еще прохладно, но воздуха
хватало.
искомому объекту и попытаться вступить в контакт. Дуглас в это время
оставался на орбите, по мере сил наблюдая за ходом операции; он также
поддерживал постоянную связь с Землей -- то есть с генералом Стоуном,
потеснившим у передатчика, в силу особой секретности данной миссии, всех
чинов НАСА. Если контакторы останутся в живых, они могли взлететь в любое
время в течение двадцати часов; еще четыре были зарезервированы на
непредвиденные обстоятельства и маневр стыковки. После этого экипажу
следовало отправляться домой, прямо в ласковые объятия тихоокеанских волн,
оставив на память Луне свой челнок, тащить его обратно никакой необходимости
не было.
пилот закончит переговоры с Дугласом. По сравнению с покинутым им отсеком
кабина челнока и впрямь напоминала собачью конуру -- для мастифа или
ньюфаундленда, кроме двух кресел, небольшого пульта с иллюминатором над ним
и баллонов с кислородом, здесь не было ничего. Под креслами располагались
два контейнера с бортовым пайком и кое-какими инструментами, рядом с
сиденьем пилота был люк для выхода наружу -- за ним разворачивалась
гармошкой секция шлюза. Еще у спускаемого аппарата имелись четыре посадочные
консоли, выносная зрительная труба, две телекамеры, антенна и панель
солнечной батареи, все, как и шлюзовая камера, в компактном
свернуто-сложенном положении.
масса! -- в голосе Нибела звучал неприкрытый азарт, несмотря на мешковатый
скафандр, Блейду показалось, что он подобрался, словно гончая перед стартом.
стартовых зарядов. Звезды и пепельная поверхность Луны закружились перед
глазами Блейда.
ярдов... пятьсот... семьсот... тысяча... тысяча пятьсот... две... Включай
двигатель, Гарри, ты меня уже не подпалишь.
грудь; странник глубоко вздохнул, превозмогая боль в ребрах. Грохот
прекратился.
жена, говорила про таких...
приборной доске; казалось, он охватывал их единым взглядом. -- Приступаю к
развороту, -- сообщил он через пару минут.
перевернулся. Потом опять наступила невесомость.
двадцать. -- Нибел стрельнул в него темными глазами. -- Ставлю дайм против
твоего фартинга, командир, что мы сядем не дальше пятнадцати ярдов от этого
холмика.
поверхности, ощетинившейся острыми пиками, вниз, к гигантским кратерам,
вниз, к печальным и скудным равнинам; вниз, к океанам, не знавшим ни капли
влаги; вниз, к свету и мраку, к холоду и безмолвию, к жизни или смерти.
чувствовал, как желудок начинает подпирать гортань. Звезды бешено плясали в
иллюминаторе, пол под ногами содрогался, полумрак в кабине словно стал гуще,
заволок стены темным покрывалом, прильнул к самому лицу. Теперь короткие
сильные рывки следовали один за другим; Нибел тормозил, резко сбрасывая
скорость. Внезапно он навалился на какой-то рычаг, и кабина сотряслась.
Похоже, ты правишь прямо к дьяволу на сковороду!
дьявола, яростно оскалился. -- Развернулись консоли. Мы приближаемся!
пытаясь, словно живое существо, избежать гибели. Вниз, вниз, вниз...
Двигатели теперь грохотали непрерывно, сражаясь с притяжением планеты, такой
маленькой для обитателей далекой Земли и такой огромно-необъятной вблизи.
Вниз, вниз, вниз... Звезды холодно взирали на полый стальной конус, на
ничтожную молекулу, теплую и живую, что безрассудно стремилась к каменной
равнодушной тверди.
Расслабься! И смотри, не прикуси язык и не испачкай пеленки!
лизнуло выпуклое стекло оконца, скрыв звезды. Двигатели ревели словно
дивизион гаубиц, вибрация заставляла стискивать зубы. Удар! Грохот, лязг,
резкое раскачивание кабины... Потом -- тишина.
поглядывая в иллюминатор. -- Похоже, с тебя фартинг, командир, -- радостно
объявил он.
мышцы, сделал несколько глубоких вдохов, чтобы насытить кровь кислородом.
спокойствием заметил второй пилот. -- А я за пятнадцать лет службы под
звездно-полосатым не угрохал ни одной машины... Как говорила крошка Лили, --
добавил он, помолчав, -- дуракам -- счастье.
месяц, одарив лишь каплей женской мудрости...
другу, испытывая наслаждение от тишины, покоя, легкости во всем теле --
именно легкости, а не того чувства бесконечного падения, которое порождала
невесомость. Челнок стоял прочно, словно врос в пепельно-серую равнину
подобно торчавшим на горизонте скалам, двигатели молчали, пол стал твердым и
надежным, насыщенный кислородом воздух вливался в легкие.
антенну и солнечные батареи.
панелью. -- Без потерь, Гарри?
футов. Блейд бросил взгляд в ту сторону, потом осмотрел равнину, уходившую к
западу. Ровная, покрытая тонкой пылью поверхность, на которой коегде торчали
угловатые каменные глыбы, и в самом деле походила на заасфальтированную
взлетную площадку, подготовленную самой природой для будущих земных
кораблей. Странник повернулся к ней спиной. Теперь перед ним лежал горный
склон, полого вздымавшийся ярдов на пятьсот, его гребень был увенчан
остроконечными скалами, а за ними простирался Океан Бурь, еще одна
бесплодная и сухая равнина, словно в насмешку именовавшаяся морем.
он находился в родном измерении, в реальности Земли, но мир, в который он
попал, действительно являлся новым и от него веяло такой чужеродностью,
которой странник не испытывал нигде и никогда. Ни ледяные равнины Берглиона,
ни пылающие пески Сармы, ни пустыни Брегги, ни бесплодные горы Ката не могли
сравниться с мрачным пейзажем, на который он взирал.
усмешке. В слово "бесплодный" человек вкладывает совершенно ясный смысл --
не рождающий жизни, -- забывая при этом, что в пустынях и горах есть змеи,
ящерицы, насекомые и мириады крохотных живых существ в почве и воздухе. Луна
же была воистину бесплодной; тут не имелось ни воздуха, ни почвы -- в том
смысле, как понимали это слово на Земле. По сравнению с Луной берглионские
равнины просто кишели жизнью -- всякими тварями, похожими на медведей и
волков, и дайрами, жуткими снежными чудищами.
ландшафты вековечного земного спутника производили самое унылое впечатление,
он имел важное преимущество перед Альбой и Катом, Меотидой и Берглионом,
Тарном, Катразом, Кархаймом и полутора десятками иных реальностей: здесь