военному, чем мирному медику.
ему удалось, но стоило такого труда, что несколько минут он простоял
неподвижно, опираясь на стену и борясь с головокружением.
места, где он боролся с подступавшим беспамятством, висело зеркало.
Небольшое, дюймов двадцать в высоту и вполовину меньше по горизонтали.
окруженное копной нечесанных темных волос.
оттенка, как и больничный костюм посетителя. Тут странник неожиданно
осознал, что нисколько не удивлен, думая о месте своего пребывания как о
больнице.
Ничего, кроме кровати и маленького стола он не обнаружил. Подошел к двери --
белому прямоугольнику на фоне серой стены. Ручки не было и -- по крайней
мере, наружу -- дверь не открывалась. Окно -- широкое, во всю стену, но с
необычно толстым стеклом. В глубине его, если приглядеться, можно заметить
тонкую, в волос, проволочку.
горизонта до горизонта, ветер гнал их по небу, и даже сквозь стекло
слышалось его завывание. Странник приложил руку к прозрачной преграде и с
удивлением отметил, что она теплая,
магистраль, тянувшуюся к серому горизонту и уставленную бетонными зданиями
всевозможных форм и размеров. Гдето на границе поля зрения он даже смог
различить нечто, напоминающее ограду -- высокую, в два человеческих роста
стену.
сообразить, кто же он такой. Но отражение молчало. Зато ему, кажется,
удалось вспомнить имя. Он не мог поручиться, что это его собственное, но
иного он не знал.
ему удалось произнести только один слог:
горле.
маленькую черную коробочку. Несколько разноцветных кнопок, подсвеченных
огоньками, неторопливо перемигивались на ней. Он нажал первую, и не сразу
понял, что произошло.
на его месте взору открылся экран. Странник увидел садящую за столом
женщину; она что-то писала левой рукой, правой подперев голову. Неведомо
почему, это удивило его: что-то тут казалось неправильным, неверным. Женщина
продолжала писать еще несколько секунд, затем, подняв глаза, уставилась
прямо в комнату.
не издавая ни звука. Вероятно, она была испугана.
остальное. На ней сидел посетитель. Не давешний доктор с мясистым носом, а
молодая, слегка близорукая женщина. Почему-то она больше казалась похожей на
врача. Шапочки на ней не было, и светлые шелковистые волосы спускались до
плеч. Странник невольно отметил изящные очертания маленькой груди и стройную
линию бедер. Это наблюдение вызвало волну приятного тепла, разлившегося по
телу.
визгливым.
впервые.
не показался непонятным.
сам этот Дайн, или весь его Департамент являются объектами огромной
важности. Для того, чьи знания о себе и об окружающем мире отличались такой
ущербностью, это было серьезной информацией.
нагрузке.
нечто выходящее за рамки обычного беспокойства врача о состоянии больного.
много. Разные, большие и маленькие, совсем новые и в пыльных тканевых
переплетах, содержащие однообразный текст и полные цветных красочных
иллюстраций. Однако все они обладали одной общей особенностью -- информация,
которую удавалось извлечь из них, была минимальной.
следующему: мир, который он видел из своего окна, почва, на которой росла
трава и стояли здания, серые небеса, вечно затянутые тучами -- все это
называлось "Эрде". В одной из книжек, посвященной географическим открытиям
полутысячелетней давности, он нашел даже карту мира.
насчитывалась дюжина небольших материков -- скорее, крупных островов
размером с Борнео или Суматру.
аналогия; вероятно, это тоже были острова, но откуда ему известны эти
названия, он не мог сказать.
определенной автономией, но все без исключения входили в состав планетарного
государства -- Центральной Директории. Сами острова, в свою очередь,
являлись Директориями помельче; та, где располагалась Столица, была
главенствующей. Названия у Столицы не существовало; Столица или Город -- вот
и все. Кроме этих скудных сведений страннику ничего не удалось выяснить.
долго не могла понять, что же ему нужно. Только спустя несколько минут до
нее дошло, чего он хочет -- когда он объяснил, что имеет в виду времена, при
которых существовало несколько государств.
дождь, небо целый день было затянуто тучами. И ни один из этих дней не
подвел Эгвана ближе к разгадке собственной сущности. По-прежнему он
оставался в полном неведении относительно своего прошлого. Но, что было хуже
всего, он никак не мог понять, какую цель преследовала Эрлин -- или те, кто
стоял за ней.
называл "дежурным врачом". Он долго изучал показания прибора, поочередно
подключаемого к датчикам на теле пациента, потом что-то записывал и, не
говоря ни слова, удалялся. Иногда, впрочем, вместо него заходила Эрлин.
Тогда они перекидывались парой незначащих фраз.
между кашей и молочным супом. Как Эгван ни старался заставить себя
почувствовать удовольствие от еды, ему это не удавалось. Видимо, он привык к
другой диете.
слишком мало полезной информации. Практически ничего нового он не узнал --
только то, что последние двести лет Эрде находилась в состоянии полного
социального застоя -- никаких войн, революций, вообще, никаких событий,
которые можно было бы назвать историческими. Произведения, посвященные
прошлому, представляли собой панегирик властителям этого мира --
Председателю Центральной Директории и его ближайшим помощникам. Обычно в
заслугу им ставилось неожиданное посещение того или иного города, разговор
на улице с "первым встречным" и тому подобные достижения. Лишь однажды он
наткнулся на описание того, как около полувека назад, во время
катастрофического землетрясения в Экваториальной Директории, местному
Председателю удалось в короткий срок наладить снабжение пострадавших пищей,
транспортом и медикаментами. Это преподносилось как великий подвиг всех
времен. Но как ни старался странник найти число погибших, ему этого сделать
не удалось.
По их смене можно было отсчитывать дни шестидневной недели.
во всяком случае, недурна собой. Однако на дальнейшее это не подвигало.