оставалась неподвижной на протяжении всей церемонии. Возможно, он спал. В
отдалении стояли три духовных отца-наставника, которые подготовили молодых
людей к званию священника. Юлий смутно различал лицо Сифанса с его
сморщенным от удовольствия носом, кивающего в такт песнопению головой...
Милиции не было. Не было и фагоров.
черно-белое, с золотой цепью на шее, воздела руки над головой и гнусавым
речитативом затянула молитву для вновь посвященных:
проникнуть в пещеры твоей мысли, пока не обнаружим тайны того
безграничного океана без начала и без конца, который в миру называют
жизнью, но который мы, посвященные, считаем всем тем, что находится за
пределами Жизни и Смерти.
день он получил первое задание: посещать заключенных Панновала и
выслушивать их жалобы.
ритуал. Сперва они проходили службу в зоне Наказания, а затем их
переводили в силы Безопасности. Только после этого им разрешалось работать
среди простых людей. В процессе подобного закаливания они все больше и
больше отдалялись от народа.
надзиратели, набираемые из милиции, и фагоры. Она была расположена в особо
сырой пещере, где всегда моросил мелкий дождь. Взглянув вверх, можно было
увидеть крупные капли воды, свисающие со сталактитов и готовые сорваться
вниз при малейшем движении воздуха.
фагоры не имели одежды, но их белая шерсть хорошо защищала от холода и
сырости.
упитанным человеком с грубыми манерами по имени Дравог, который шагал так,
как будто давил жуков, и говорил так, как будто жевал их. Он постоянно
постукивал палкой о свои краги, и этот барабанный звук действовал
раздражающе. В отношении заключенных действовала суровая палочная
дисциплина. Все движения были подчинены сигналу гонга, и на любого
замешкавшегося тотчас обрушивался град ударов. От всего этого стоял
несмолкаемый шум. Заключенные были угрюмы. Юлию приходилось выискивать
законные основания для любого акта насилия по отношению к заключенным, и
он часто сочувствовал своим жертвам.
время непрекращающаяся враждебность заключенных истощала его нервную
систему. Дни, проведенные с отцом Сифансом, казались ему самыми
счастливыми, хотя в то время он не отдавал себе в этом отчет. В новой
суровой обстановке он тосковал по глубокой темноте, наполненной молчанием
и благочестием, даже по отцу Сифансу с его осторожным дружелюбием. Дружба
была не той чертой характера, которую уважал и признавал Дравог.
группы заключенных были заняты тем, что разрушали заднюю стену, чтобы
увеличить рабочее пространство. Этот тяжелый труд был бесконечным.
Панновала: вероятно он весь был создан именно таким образом.
были по силам только мужчинам. Тележки откатывали в глубину Святилища, где
Вакк нес свои воды намного ниже уровня земли. Здесь находилась глубокая
пропасть, куда скидывали породу.
ячмень, из которого приготовляли хлеб, а в пруду, питающемуся от источника
в скале, разводили рыбу. Каждый день вылавливали определенное количество
рыбы. Больную рыбу закапывали вдоль берегов, где росли огромные съедобные
грибы. Их едкий запах ударял в нос любому, вступающему в Твинк.
кремнистый сланец. Но свобода передвижения Юлия была так же ограничена,
как и у заключенных. Он не мог выходить за пределы Твинка. Он удивился,
услышав из разговора Дравога с другим надзирателем, что один из боковых
проходов ведет на Рынок. Рынок! Одно это слово вызвало в его воображении
толпящийся мир, который он оставил в той, другой жизни. Он с тоской
подумал о Киале и о его жене.
себя.
мускулы. Всюду сновали фагоры, иногда перекидываясь друг с другом словом.
Юлий ненавидел их. Он наблюдал, как четверо заключенных вылавливали рыбу
под недремлющим оком одного из надзирателей. Им пришлось по пояс зайти в
ледяную воду. Когда сеть была полна, им позволили выйти на берег и
вытянуть свою добычу.
заключенных. Неожиданно колесо тележки наехало на камень. Заключенный,
который налегал на левую ручку тележки, споткнулся и упал. Падая, он сбил
с ног одного из рыбаков, тянущего сеть. Рыбак от толчка упал головой вниз
в воду.
вперед, схватил оступившегося заключенного и поднял высоко в воздух.
Подбежавшие Дравог и еще один надзиратель принялись избивать молодого
парня, стараясь попасть палкой по голове.
бросил Дравог, оттолкнул Юлия и продолжал избиение.
кровью, с трудом выбрался на берег. Примчался еще один надзиратель с
шипящей на дожде головней. За ним, поблескивая в темноте розоватыми
глазами, бежал фагор, завывая от досады, что пропустил такое развлечение.
Все они пинками ног погнали полумертвого заключенного в его камеру в
соседней пещере.
к камере. В этот момент из соседней камеры донеслось:
камеру, взял лампу из ниши в стене и вошел.
щека кровоточили.
снова опустил голову.
Присев на корточки рядом с юношей, он поставил лампу на пол, покрытый
нечистотами.
говоря ни слова. Кровь медленно капала с головы заключенного в лужу.
Удары его были довольно слабы. Юлий покатился по полу, стряхнул с себя
юношу и вскочил, как ассокин. Он хотел броситься в нападение, но усилием
воли сдержал себя. Не говоря ни слова, он забрал лампу и вышел.
взъерошенного Юлия. Юлий удалился в часовню и принялся молиться Акхе,
равнодушно взирающему невидящими глазами.
священникам Святилища, о каком-то черве.
червя в лабиринт в священной горе Акха.
слизью и легко скользил по темным проходам. Слышно было только его
дыхание, выходящее из дряблого рта. Он пожирал людей.
не видеть ту пропасть, которая разделяло то, что они проповедали, и то,
что делали люди во имя Акха. Дело было не в том, что проповеди были
слишком благочестивы, наоборот, их отличала голая практичность, где
подчеркивались долг и служение в широком смысле. Да и жизнь была не так уж
плоха. Юлия беспокоило только то обстоятельство, что жизнь находилась в
противоречии с проповедуемыми взглядами. Ему вспомнилось то, о чем говорил
отец Сифанс:
Очень часто это заставляет делать грех, который лежит на душе.
преступниками - они были ничем не лучше заключенных. И все же они были
поставлены над заключенными. Они имели власть.
улыбаться. Он не чувствовал себя счастливым в роли священнослужителя. Ночи
он проводил в молитве, а днем был погружен в свои мысли.
Василенко Иван
Корнев Павел
Березин Федор
Посняков Андрей
Орлов Алекс
Глуховский Дмитрий