сказать ей об этом, не напоминая, какой она была раньше.
он стоял рядом с ней, то ощущал себя деревом над кустарником. Он обнял ее,
ощутил мягкое тепло ее тела... Когда они опустились на тахту, ему
почудилось, что он слышит пронзительный сердитый голос Бернстейна,
вопящего в ночи. Он потянулся к Джанет и еще крепче обнял ее.
увидел сваленный в кучу улов Рудигера. Было похоже, что ночная ловля
оказалась успешной. Как обычно, Рудигер выходил в океан три-четыре ночи в
неделю, когда стояла хорошая погода. Он пользовался небольшим яликом,
который неумело соорудил несколько лет тому назад из ящиков для упаковки и
других бросовых материалов. Тогда же он набрал себе команду из друзей,
которых обучил искусному использованию трала. Как правило, они
возвращались с полными сетями.
яростным сторонником индивидуализма и отмены всех политических учреждений,
и именно он стал бригадиром рыболовов. Теоретически Рудигера совершенно не
волновал вопрос, как организовать работу коллектива. Но в одиночку, как он
очень быстро понял, было трудно управляться даже с простыми сетями.
Политики-теоретики, Барретт это хорошо знал, предпочитали молчать о своих
теориях, когда сталкивались с практическими вопросами борьбы за
существование.
похожий на жесткую зеленоватую коническая трубу, из которой свешивались
судорожно трепыхающиеся мягкие оранжевые щупальца с присосками. "В этом
моллюске уйма мяса, - подумал Барретт, - напоминающего резину, но
неплохого. К нему нужно только привыкнуть". Вокруг моллюска лежали десятки
трилобитов всевозможных размеров - от малюток длинной в дюйм, которые шли
на трилобитовые коктейли, до метровых гигантов с затейливыми
спиралеобразными внешними скелетами.
но и для науки. Очевидно, трилобиты, брошенные здесь, были представителями
тех видов, которые он уже изучил. В противном случае он не оставил бы их
для кухни. Его хижина была загромождена трилобитами до самого потолка,
рассортированными по родам и видам. Благодаря этому занятию Рудигер
оставался в здравом уме, и никто в лагере не упрекал его за такое
пристрастие.
зазубренными раковинами и груда улиток. Теплое мелководье прибрежной зоны
кишело различными беспозвоночными, что поразительно контрастировало с
бесплодной сушей. Рудигер также привез кучу блестящих водорослей на салат.
Барретт надеялся, что кто-нибудь подберет все это и положит в охлаждающие
камеры, имеющиеся в лагере, до того, как оно испортится. Гнилостные
бактерии в эту эпоху работали гораздо медленнее, чем там, наверху, но
несколько часов пребывания на теплом воздухе могли подпортить улов
Рудигера. Барретт проковылял на кухню и обнаружил там троих дежурных по
завтраку. Они с уважением поздоровались с ним.
вывалил улов.
соберете и отнесете в прохладное место?
экспедиции к Внутреннему Морю. По традиции он всегда сам возглавлял этот
поход, но с поврежденной ногой он и не помышлял о подобном путешествии в
этом году, да и вообще когда-нибудь в будущем.
разведку, маршрут которой составлял широкую дугу, которая заворачивала на
северо-запад, пока не достигали Внутреннего Моря. После этого они
поворачивали на юг по такой же широкой дуге, заканчивающейся на полоске
суши, где размещался лагерь. Одной из целей путешествия был сбор так
называемого темпорального мусора, который мог материализоваться в
окрестностях лагеря за прошедший год.
определить поле рассеяния как во времени, так и в пространстве, и
материалы, закинутые в прошлое, могли оказаться в любом месте и времени.
двухтысячный до нашей эры, но появлялись они в течение нескольких
десятилетий и после этого года. Поэтому даже сейчас, после двух с лишним
десятилетий существования лагеря, все еще появлялись материалы, которые,
по расчетам властей, должны были попасть в лагерь в год его образования. В
лагере "Хауксбилль" была острая необходимость в любом оборудовании, какое
только можно было раздобыть, и Барретт не упускал возможности подобрать
все, что отправляли из будущего.
были как бы ежегодным ритуалом, центральным событием года, к которому
усиленно готовились. Выход экспедиции был праздником, отмечавшим начало
весны. Крепкие мужчины отправлялись пешком к скалистым берегам теплого
моря, дном которого была будущая сердцевина североамериканского материка,
как бы справляя нечто вроде религиозного обряда лагеря "Хауксбилль", хотя
самой лирической частью его была ловля трилобитов и съедение их по
достижении Внутреннего Моря.
предполагал. Он понял это теперь, когда лишился возможности участвовать в
нем. Он возглавлял каждую экспедицию в течение двадцати лет. Через
неизменно однообразную местность, на ту сторону скользких холмов, вниз к
морю - и все это время глаза обшаривали окрестности в поисках малейших
признаков темпорального мусора. Суп из трилобитов, варившийся вечером на
костре вдали от унылых хижин лагеря. Радуга, возникающая в море где-то над
тем, что потом станет Огайо. Оглушительный треск далеких молний, запах
озона, щекочущий ноздри, приятное ощущение усталости в ноющих мышцах к
концу каждого дня похода. Для Барретта это стало своеобразным
паломничеством, вокруг которого в течение целого года происходило все
остальное. И увидеть открывшиеся взорам серовато-зеленые воды Внутреннего
Моря было почти то же самое, что увидеть родной дом после долгого пути.
далеко на берег катившимися без устали волнами, Барретт забрел в слишком
опасное место без всяких причин, которые могли бы это оправдать, и
стареющие мускулы подвели его. Часто потом он просыпался в холодном поту,
чтобы не увидеть еще раз той жуткой минуты, когда, поскользнувшись и
цепляясь за скалы, он стал падать вниз, а каменная глыба, появившаяся
неизвестно откуда, отделилась от скалы, рухнула вниз, прямо ему на ногу, и
придавила ее. Боль была непереносимой.
сотрется из его памяти возвращение домой, через сотни километров голых
скал под огромным солнцем, когда его тяжелое тело болталось на ремнях
между сгорбившимися спинами его товарищей. Он никогда прежде не был ни для
кого обузой.
этого ввиду. И они знали, что это он просто извиняется за причиненные им
неудобства, поэтому заявили: - Не будь дураком, - и потащили его дальше.
боль утихала, позволяя ему ясно думать, он ощущал себя виноватым за то,
что побеспокоил их. Уж слишком он был крупным. Если бы несчастный случай
произошел с любым другим участником экспедиции, доставить его обратно в
лагерь было бы гораздо легче. Он же был крупнее всех.
его и ампутацию делать не стал. Пусть нога останется, хотя Барретт не
сможет дотронуться ею до земли и дать ей полную нагрузку ни теперь, ни
когда-либо вообще. Возможно, было бы проще отрезать омертвевшую ступню. Но
Квесада был категорически против этого.
трансплантатов. Как же я тогда смогу восстановить ногу, если она будет
ампутирована? Как только мы ее отрежем, то все, что я смогу сделать, это
приделать тебе протез, а протезов у нас здесь нет.
несчастного случая он стал совсем иным человеком, ибо потерял не только
немало крови, когда лежал на скалах на берегу Внутреннего Моря. И вот
теперь кто-то другой должен будет возглавить поход в этом году.
крепким из узников, а это во всех отношениях было очень важно. Но Квесаду
в лагере никто не мог заменить. Было бы очень неплохо иметь медика в
экспедиции, но здесь врач был жизненно необходим.
Нортона. Нортон был шумным и разговорчивым, очень легко возбуждался по
пустякам, но в основе своей был человеком здравомыслящим, способным
вызвать к себе должное уважение. Барретт остановился на Кене Белларди -
Нортону был нужен собеседник, с кем можно было бы без устали разговаривать
во время бесконечных часов перехода из ниоткуда в никуда. Пусть себе
спорят без передышки - им все равно не переубедить друг друга.
Ларссон Стиг
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Семенова Мария
Флинт Эрик
Каменистый Артем