нам свернуть на север и отыскать римскую дорогу? Римляне строили хорошие
дороги. На них почти нет уклонов. Мы могли бы идти по ровному месту, а не
плутать в густом лесу и не брести через болото.
Шишковатый.
нескольких футах от него стояла Иоланда, низко надвинув на лицо капюшон.
привала. Там рядом ручей с чистой водой, а на дереве подвешен молодой
олень.
тут мечтаю поесть хоть хлеба с сыром!
костер, рядом лежал запас дров, а на углях жарились огромные куски
оленины.
могучие руки на животе и положив рядом свою тяжелую булаву, и принюхивался
к аромату жареного мяса.
этого лазанья по горам, единорогов и драконов, - сказал он с
удовлетворением. - Запах оленины искупает все испытания, через которые мы
сегодня прошли.
будет его пересечь?
проводнице просто цены нет.
конце концов аббат уже не мог заставить себя проглотить ни кусочка. Борода
его лоснилась от жира.
разыскал у себя в мешке бутылку вина и пустил ее по кругу. Уже
окончательно стемнело. Над болотом перекликались ночные птицы, легкий
ветерок шелестел в верхушках деревьев. Все чувствовали себя прекрасно.
Что-то уж слишком хорошо, подумал Харкорт. Несмотря на наслаждение,
доставленное сытным ужином и отдыхом после трудного дня, его одолевали
недобрые предчувствия. Слишком тут хорошо, думал он. А ведь это враждебная
страна, здесь не должно быть так хорошо.
другую сторону костра. В ее лице появилась мягкость, которой он до сих пор
не замечал. Может быть, это только так кажется в свете пламени, подумал
Харкорт. Но она, очевидно, не испытывала никакого беспокойства. А именно
она, наверное, раньше других почувствовала бы, если бы им грозила
какая-нибудь опасность.
зажарено, дать костру догореть? Нам лучше бы сидеть без огня.
- Отдыхай, как все, и радуйся, что набил брюхо. Мы еще на самом краю
Брошенных Земель, едва ли нам здесь что-нибудь грозит.
Я не вижу, почему...
шорох прекратился. Все четверо стояли, напряженно прислушиваясь.
Харкорт. Или какое-нибудь маленькое пушистое существо пробежало по сухим
листьям.
занялась, внезапно разгорелась ярким пламенем, и Харкорт увидел, откуда
шел шорох. У подножья гигантского дуба, стоявшего недалеко от костра,
возник из земли какой-то корявый бугор. Он продолжал подниматься на
глазах, и с него сыпались вниз сухие листья, сучки, кости мертвых
животных, живая трава и клочья мха. Это выросшее из земли порождение леса
двигалось, оно было живое. Густой смрад распространялся вокруг, и вместе с
ним - непомерная злоба, почти ощутимая физически. Зловоние было так
сильно, что от него перехватывало дыхание, как будто горло стискивали
длинные цепкие пальцы.
зловонием. Он со скрежетом выхватил меч, и пламя костра окрасило клинок в
цвет крови.
могло быть живой красной крови - если его разрубить, из него должен был
потечь зеленоватый гной или сукровица, похожая на чернила. Харкорту на
мгновение показалось, будто он увидел блеснувшие в свете пламени острые
клыки и когти. Но если это действительно клыки и когти, то они
располагались в самых неподходящих местах. Может быть, на самом деле это
были всего лишь обломки костей или острые каменные осколки, покоившиеся в
лесной почве.
листьев, из отпавшей коры и гнилых сучков, из птичьего помета, истлевших
костей и оброненных перьев. Освещенный пляшущими отблесками пламени, он
казался наделенным своей, зловещей жизнью. Злоба, источаемая им,
становилась все сильнее, а густое зловоние - все удушливее. Харкорт
почувствовал, что задыхается - отчасти от смрада, отчасти от ужаса и гнева
при мысли, что такое гнусное создание осмеливается существовать, имеет
наглость вторгаться в этот сравнительно чистый и уютный мир.
священник обеими руками поднял высоко над головой тяжелую булаву и обрушил
ее на выросший из земли бугор. Бугор просел под ударом, что-то в нем
булькнуло, и во все стороны разлетелись какие-то слизистые комки.
Распространившееся вокруг зловоние многократно превзошло все, что они
ощущали до сих пор. Харкорт, шатаясь, сделал еще два шага вперед, но еще
не успел подойти к аббату, как его скрючило пополам и начало рвать. В
горле у него стояла горечь, из глаз лились слезы, а от рассевшегося бугра
текли навстречу ему густые волны смрада, и он как будто плыл в этом
смраде, раздвигая его руками.
исчез, а аббат стоит на том месте, где был бугор, колотя булавой по
извивающимся клочьям и торжествующе хохоча. Харкорт хотел окликнуть
аббата, но горло его все еще сжимала судорога, и он долго не мог выдавить
ни звука. Наконец он крикнул:
слышал. Харкорт, шатаясь, шагнул вперед и схватил его за руку.
прокричал аббат, - тогда от него в самом деле ничего не останется. Меньше,
чем ничего!
убираться отсюда. Нам нельзя здесь оставаться, нужно уходить. Здесь такая
вонища, что дышать нечем.
Иоланда, изо всех сил зажимая рот и нос скомканным платком. Шишковатый
собирал вещи.
вперед.
эту злобу?
убивают. Только поворачивают назад или обходят его сторонкой.
уйдет восвояси.
болота, То и дело кто-нибудь натыкался на дерево или спотыкался о лежащую
на земле ветку, но они шли и шли вперед.
какой-то тихий жалостный звук, похожий на плач. Он остановился как
вкопанный и прислушался. Звук доносился издалека, и временами его заглушал
ветер, но это был плач, он был уверен. Там, посреди болота, раздавался
чей-то плач.
болоте.