приличия. Особенно он любил золото и, завидев золотые побрякушки, просто
выходил из себя. У него было много золота.
морскую соль, чтобы очаровать эту леди!
была тяжелая рука.
немощной. О, я была когда-то молода и красива. Ты прав, молокосос,
Чубадай действительно положил на меня глаз. Я была юной, гибкой как
хлыст, сумасбродкой, очарованной ревом морской стихии. Неудивительно,
что он взял меня с собой в кругосветное странствие.
толпа. Эти бездельники разевали рты, слушая ее дурацкие байки, и
совершенно теряли головы, когда она своим глубоким чарующим голосом
начинала напевать странные песенки, аккомпанируя себе на арфе. Арфу
принес ей он. Он просто влюбился в старуху и не скрывал этого. Многие
злословили по поводу его страсти к древней, как мир, леди.
могло бы утешить Вэньи. Отвратительное существо с каждым часом,
казалось, становилось моложе. Вэньи припомнила переправу через Сувиен.
При взгляде на бурлящий стремительный поток бледнели даже маги. Даже
Вэньи, рожденной у моря, стало не по себе. Сидани наклонилась к самой
воде, с неизъяснимым наслаждением вглядываясь в быстро бегущие струи.
Она расхохоталась, когда страшный бурун резко подкинул лодку, так что
зазвенело тяжелое днище и огромный тюк с поклажей исчез в кипящей
пучине.
со ступленными рогами и так спокойно покачивалась в седле, как будто
срослась с сенелем. Они ехали колено к колену, непринужденно болтая, или
сидели у костра, обсуждая дороги богов и людей, а иногда пели вместе -
голос темный и голос светлый, - и ветер уносил к небесам их напев.
Почему так происходило, Вэньи не знала.
ей хотелось плакать. А еще ей хотелось плакать оттого, что приближался
Асаниан.
никуда не отпущу, если ты сама не захочешь этого. Клянусь, Вэньи. Ты во
мне, я в тебе, мы - одно существо.
борода отросла и была теперь пышной и плотной. Она только что расчесала
ее острым зазубренным гребнем. - Не давай опрометчивых клятв. Будем
просто любить друг друга столько, сколько отпустят нам боги.
голод.
не показывать этого никому. Последние ночи он спал мало, принимая
делегации из мелких селений, расположенных в лесной глуши, разбирая
тяжбы и пируя с провинциальной знатью. Через день или два они должны
были пересечь границу Асаниана. Ближе к вечеру императорский караван
въехал в маленький городок Салуян, население которого оказалось более
деликатным, чем жители подобных местечек. Просители покинули резиденцию
Эсториана еще до захода солнца. Верховная жрица городка смотрела на него
с величественной жалостью.
отдохнуть. Вы нуждаетесь сейчас в крепком сне гораздо больше, чем мы - в
вашей бессоннице. Отдыхайте, сир, и ни о чем не беспокойтесь. Мы не
потревожим вас до тех пор, пока вы сами не пожелаете этого.
Властитель должен отправиться почивать, не заботясь о нуждах ее
подопечных. Она сама прекрасно справляется с ними. Мудрая женщина,
подумала Вэньи. Она все-таки сумела переупрямить его.
родственницы дальней. Северная кровь бежала в ее жилах тоненькой
струйкой, однако она придала облику жрицы величавость, наделила высоким
ростом и статью. В остальном же правительница Салуяна была
золотисто-коричневой женщиной, с медными волосами, пламенеющей солнечной
кожей и глазами цвета речного песка. Асанианка с чертами северянки.
Эсториан присмирел, только взглянув на нее. Такое случалось редко и
потому сейчас приятно поразило.
Айбуран, жрица и вдовствующая императрица. Они, кажется, собирались
бодрствовать эту ночь. Вэньи тяжело переносила незримое присутствие
столь высоких персон. Последние несколько дней она плохо спала,
бессонница словно поселилась в ней и грызла ее внутренности подобно
болезни. Скорее всего сказывалось утомление, вызванное долгим
путешествием и постоянной тревогой.
пробормотал, но не проснулся. Она соскочила с постели, взяла в руки свои
туфли и, склонившись в низком поклоне, босиком пробежала через будуар,
где расположились высокие особы.
Вэньи миновала добрый десяток комнат, прежде чем добралась до выхода.
Тут мог бы разместиться весь императорский караван. Однако большинство
придворных ночевали в лагере под крепостной стеной, и лишь немногие из
них, самые знатные и доверенные, были допущены разделить с императором
кров. В помещениях просторного здания дежурили императорские гвардейцы.
Они хорошо знали Вэньи и почтительно приветствовали ее, однако той, кого
она бессознательно искала, нигде не было видно.
каменной площадке, прильнув к опорному столбу, поддерживавшему навес над
крыльцом. Она сама, казалось, превратилась в колонну и почти не изменила
позы, заслышав приближение маленькой жрицы. Она только чуть отклонилась
от столба и повернула к ней темное лицо.
удобном случае, испрашивая у богов милости к своему возлюбленному
господину. Но сегодня желание было особенно острым, словно там, в
глубине ее существа, ерзало раскаленное лезвие и избавить от него могла
только молитва. И вот на пути к алтарю образовалась досадная заминка.
едва заметная насмешка. Но так ли это, определить было непросто.
светлых и богов темных. Всех вместе - небесных братьев и подземных
сестер. Они отняли у меня все, что я любила. Они повергли меня в прах.
забирают. Иначе кто бы считал их богами?
заповедей Книги Странствий гласит: "Не каждому дано узреть Божий
промысел".
намерении войти в него. Ее лицо все еще оставалось в тени, но глаза ярко
вспыхнули, отражая пламя светильника.
мной?
вечный огонь, пылающий у алтаря, внезапно осветил ее черную шею, на
которой белели странные шрамы. Такие потертости на коже обычно
образовывались от долгого ношения ошейника или тяжелого жреческого
ожерелья.
ссадин.
Я была жрицей Солнца. Многие годы никто не мог видеть то, что сейчас
видишь ты. Я, как и ты, выслушивала наставления больших мудрецов,
искусных магов и священнослужителей, воображающих, что они находятся на
единственно верном пути. Они были слепы, как новорожденные котята.
в жилах.
кажется, если возникнет необходимость, ты без труда сумеешь спрятать
себя и от самой себя.
права. Я швырнула свое ожерелье на алтарь, я прокляла тот день, когда
приняла его из их рук. Они ничем не помогли мне в самые жуткие минуты
моей жизни. Они не сочли нужным ссудить меня своей силой, когда мой
возлюбленный умирал.
делают без воли Небес.