Чтение 14–й страницы книги ~Книга Мерлина~

Стоял уже день, Король прогуливался по неровному полю.
Вокруг паслись товарищи по полету, выдергивая траву боковыми
рывками мягких маленьких клювов, извивая шеи крутыми дужками,
столь отличными от грациозных лебединых изгибов. И пока они так
кормились, кто-то из их числа непременно стоял на страже,
задрав по-змеиному голову. В недавние зимние месяцы, а то и в
прежние зимы они разбились на пары, разбиение это сохранялось и
там, где паслось семейство или целый летучий отряд. Молодая
самочка, спавшая бок о бок с ним на грязевой равнине, была
однолеткой. Она то и дело поглядывала на него умным глазом.

Старик, вспомнивший вдруг свое отрочество, украдкой оглядел
ее, и она показалась ему очень красивой. Он почувствовал даже
как в нем просыпается что-то вроде нежности к ее пушистой
грудке, покамест совершенно лишенной полосок, к ее полненькому
плотному тельцу и приятным складочкам на шее. Эти складки, как
он краем глаза заметил, создавались разностью в оперении. Ряды
вогнутых перышков отделялись один от другого, образуя подобие
бахромы, которую он находил чрезвычайно изящной.

Наконец, юная дама подпихнула его клювом. Она как раз была
часовым.

-- Валяй, -- по-простецки сказала она, -- ты следующий.

Не дожидаясь ответа, она опустила голову и, продлив то же
движение, выдернула травинку. Так, кормясь, она постепенно
отдалилась от него.

Король стоял на часах. Он не знал, за чем ему должно
следить, и не видел никакого врага -- только и было кругом, что
кочки да его пасущиеся сотоварищи, но не жалел, что ему
доверили быть часовым. Он с удивлением осознал, что готов без
всякого неудовольствия демонстрировать свою мужественность,
особенно если есть надежда, что дама станет за ним наблюдать.
Даже прожив такое множество лет, он сохранил невинность,
позволявшую ему не питать уверенности в том, что наблюдать за
ним она станет непременно.

-- Что это ты делаешь? -- спросила она, когда спустя
полчаса ей случилось проходить мимо.

-- Стою на страже.

-- Да ну тебя, -- сказала она, хихикнув -- или правильнее
сказать "гоготнув"? -- Глупенький!

-- Почему?

-- Да брось ты. Сам знаешь.

-- Честно, не знаю, -- сказал он. -- Я что-то не так делаю?
Мне непонятно.

-- Клюнь следующего. Ты перестоял уже самое малое вдвое
больше положенного.

Он сделал, как ему было сказано, и ближайший гусь принял у
него вахту, а Король подошел поближе к гусыне и стал пастись
рядом с ней. Они пощипывали траву, косясь друг на дружку
бисеринами глаз, пока он наконец не собрался с духом.

-- Я показался тебе глуповатым, -- застенчиво сказал он,
впервые за все свои встречи с разным зверьем решившись открыть
свою истинную видовую принадлежность, -- но это потому, что я
вообще-то не гусь. Я был рожден человеком. Я в первый раз попал
к серому народу.

Она удивилась, но не сильно.

-- Это бывает не часто, -- сказала она. -- Люди обычно
стремятся стать лебедями. Последними у нас тут побывали дети
Короля Лира. Впрочем, насколько я понимаю, все мы из семейства
гусиных.

-- О детях Лира я слышал.

-- Им тут не понравилось. Они оказались безнадежными
националистами, и такие религиозные были, -- все время
вертелись вокруг одной ирландской часовни. Можно сказать, что
других лебедей они вообще старались не замечать.

-- А мне у вас нравится.

-- Это я заметила. Тебя зачем прислали?

Они попаслись в молчании, пока собственные слова не
напомнили ему о его миссии.

-- Часовые, -- сказал он. -- Мы что, воюем?

Она не поняла последнего слова.

-- Воюем?

-- Ну, деремся с другим народом?

-- Деремся? -- неуверенно переспросила она. -- Мужчины,
бывает, дерутся -- из-за своих жен и так далее. Конечно, без
кровопролития, -- так, немножко помутузят друг друга, чтобы
выяснить, кто из них лучше, кто хуже. Ты это имел в виду?

-- Нет. Я имел в виду сражения армий -- например, с другими
гусями.

Это ее позабавило.

-- Интересно! Ты хочешь сказать, что собирается куча гусей
и все одновременно тузят друг друга? Смешное, наверное,
зрелище.

Тон ее удивил Короля.

-- Смешно смотреть, как они убивают друг друга?

-- Убивают друг друга? Гусиные армии, и все убивают друг
друга?

Медленно и неуверенно она начала постигать эту идею, и по
лицу ее разливалась гадливость. Когда постижение завершилось,
она пошла от него прочь. И молча ушла на другую сторону поля.
Он последовал за ней, но она поворотилась к нему спиной. Он
обошел ее кругом, чтобы заглянуть ей в глаза, и испугался,
увидев в них выражение неприязни, -- такое, словно он сделал ей
некое непристойное предложение.

Он неуклюже сказал:

-- Прости. Ты меня не так поняла.

-- Прекрати эти разговоры!

-- Прости.

Немного погодя он с обидой добавил:

-- По-моему, нельзя запрещать человеку спрашивать. А из-за
часовых вопрос представлялся естественным.

Оказалось однако, что разозлил он ее донельзя, едва не до
слез.

-- Сейчас же прекрати эти разговоры! Хорошенькие мысли,
должно быть, тебя посещают, мерзость какая! Ты не имеешь
никакого права говорить подобные вещи. Разумеется, у нас есть
часовые. Здесь водятся и кречеты, и сапсаны, ведь так? -- и
лисы, и горностаи, да и люди с сетями. Это естественные враги.
Но какая же тварь дойдет до такой низости, чтобы убивать
существ одной с нею крови?

Он подумал: жаль, что не существует крупных зверей, которые
охотились бы на человека. Если бы в мире было достаточно
драконов и птиц Рух, человечество, возможно, обратило бы свою
мощь против них. К несчастью, никто кроме микробов на человека
не охотится, а микробы слишком малы, чтобы человек признал в
них достойного противника.

Вслух он сказал:

-- Я пытался понять.

Она сделала над собою усилие, заставляя себя проявить
снисходительность. Было в ней что-то от синего чулка, -- она
полагала необходимым придерживаться по возможности широких
взглядов.

-- Похоже, до этого тебе еще далеко.

-- А ты научи меня. Расскажи мне все про гусиный народ,
чтобы в мозгах у меня прояснилось.

Она испытывала некоторые сомнения, -- после ужаса, в
который он ее поверг, -- но душа у нее была добрая. Она, как и
всякий гусь, была снисходительной, и прощение давалось ей
легко. Вскоре они подружились.

-- Так что ты хотел бы узнать?

В следующие несколько дней он обнаружил (ибо они проводили
вместе немало времени), что Ле-лек -- совершенно очаровательная
особа. Она назвала ему свое имя в самом начале их знакомства и
посоветовала ему тоже обзавестись именем. Имя они выбрали
вместе: Ки-куа -- высокий титул, позаимствованный у редких
красногрудых гусей, которых она встретила однажды в Сибири.
После того, как с именем все было улажено, Ле-лек всерьез
взялась за его образование.

Голову Ле-лек занимал не один только флирт. На свой
рассудительный манер она живо интересовалась особенностями
окружающего ее обширного мира и хотя вопросы Артура порой
ставили ее в тупик, она быстро научилась относится к ним без
отвращения. Вопросы эти по большей части основывались на опыте,
приобретенном им среди муравьев, потому-то они ее и
озадачивали.

Его интересовал национализм, государственный контроль,
личная свобода, проблема собственности и тому подобное, -- все
то, о чем говорилось в Профессорской, и что он сам наблюдал в
муравейнике. Большую часть этих понятий ей приходилось