Чтение 14–й страницы книги ~День триффидов~

заметила их.

- Для них это, наверно, безразлично, - сказала она.

Остаток пути мы проехали без задержки. Через несколько минут я
затормозил возле ее дома. Мы вышли из машины, и я распахнул ворота.
Короткая подъездная дорога вела вокруг лужайки с кустарником, скрывавшим
фасад дома со стороны шоссе. Едва мы обогнули ее, как Джозелла вскрикнула
и побежала вперед. На гравии ничком неподвижно лежал человек. Лицо его
было обращено к нам, и в глаза мне сразу же бросилась яркая красная черта
на его щеке.

- Стойте! - заорал я.

Вероятно, тревога в моем голосе заставила ее замереть на месте.

Теперь я заметил триффида. Он затаился в кустарнике поблизости от
распростертого тела.

- Назад! Живо! - крикнул я.

Она колебалась, не спуская глаз с лежащего.

- Но должна же я... - начала она, оборачиваясь ко мне. Затем она
остановилась. Глаза ее расширились, и она завизжала.

Я круто повернулся и увидел перед собой другого триффида,
громоздившегося всего в нескольких шагах за моей спиной.

Одним машинальным движением я закрыл лицо руками. Я услыхал, как
свистнуло жало, нацеленное в меня, но не было беспамятства, не было и
мучительной жгучей боли. В подобные моменты мысль работает с молниеносной
быстротой; тем не менее инстинкт, а не разум бросил меня на триффида,
прежде чем тот ударил вторично. Я столкнулся с ним, опрокинул и, падая
вместе с ним, вцепился обеими руками в верхнюю часть стебля, крутя и
выворачивая чашечку с жалом. Стебель триффида не ломается, зато его можно
как следует измочалить. И прежде чем я поднялся на ноги, стебель у этого
триффида был измочален на совесть.

Джозелла стояла на том же месте как пригвожденная.

- Идите сюда, - сказал я. - В кустах позади вас есть еще один.

Она со страхом оглянулась через плечо и подошла.

- Он же ударил вас, - сказала она. - А вы даже не...

- Сам не понимаю, в чем дело, - сказал я.

Я поглядел на поверженного триффида. Затем вспомнил про оружие,
которым мы запаслись, имея в виду совсем других врагов, вынул нож и
отрезал жало у основания.

- Вот оно что, - сказал я, показывая ей пузырьки с ядом. - Глядите,
какие они пустые, все сморщились. Если бы они были полны хотя бы
наполовину... - Я опустил книзу большой палец.

Это обстоятельство, а также мой благоприобретенный иммунитет к яду
спасли меня. Все же на тыльной стороне ладоней появилась поперечная
розовая полоса, а шея чесалась дьявольски. Я все время тер ее, пока стоял
и рассматривал жало.

- Странно... - пробормотал я скорее себе под нос, чем для нее, но она
услышала.

- Что странно?

- Мне никогда не приходилось видеть, чтобы пузырьки с ядом были
совершенно пустыми, как эти. Он, должно быть, здорово поработал жалом
сегодня.

Сомневаюсь, чтобы она слушала меня. Ее внимание было вновь поглощено
человеком на подъездной дороге, и она разглядывала триффида, стоявшего
подле него.

- Как бы нам взять его оттуда? - спросила она.

- Ничего не получится, пока там торчит эта штука, - ответил я. - И
кроме того... Видите ли, боюсь, ему уже ничем нельзя помочь.

- Вы хотите сказать, что он мертв?

Я кивнул.

- Да. Несомненно. Я видел людей, пораженных жалом. Кто это?

- Старый Пирсон. Он был у нас садовником. И шофером у отца. Такой
славный старик... Я всю жизнь знала его.

- Мне, право, очень жаль... - начал я, не зная, какие слова сказать в
утешение, но она прервала меня.

- Глядите!.. Глядите, вон там! - Она показывала на тропинку, ведущую
за угол дома. Из-за угла была видна нога в черном чулке и женской туфле.

Мы тщательно осмотрелись и затем перешли на другое место, откуда было
лучше видно. Девушка в черном платье лежала в цветочной клумбе, вытянув
ноги на тропинку. Ее милое, свежее личико было обезображено яркой красной
линией. У Джозеллы перехватило дыхание. На глазах выступили слезы.

- О!.. О, это же Анна! Бедная маленькая Анна, - проговорила она.

Я попытался утешить ее.

- Они ничего не почувствовали - ни он, ни она, сказал я. - Если жало
убивает, оно убивает мгновенно.

Триффидов в засаде здесь, видимо, больше не было. Может быть, обоих
убил один и тот же. Держась рядом, мы пересекли тропинку и ступили в дом
через боковую дверь. Джозелла позвала. Никто не отозвался. Она позвала
снова. Мы стояли и вслушивались в мертвую тишину, царившую в доме. Она
повернулась и взглянула на меня. Не было сказано ни слова. Она медленно
повела меня по коридору к двери, обитой фланелью. И едва она приоткрыла
дверь, как что-то просвистело в воздухе и шлепнулось о створку и притолоку
дюймом выше ее головы. Она торопливо захлопнула дверь и поглядела на меня
расширившимися глазами.

- Один там, в зале, - сказала она.

Она произнесла это испуганным полушепотом, как будто триффид мог
подслушать ее.

Мы вернулись к боковой двери и снова вышли в сад. Ступая по траве,
чтобы не шуметь, мы направились вокруг дома и остановились перед входом в
холл. Стеклянная дверь была раскрыта настежь, одна из стеклянных панелей
расколота. След из ошметок грязи тянулся через ступеньки и по паркету.
Там, где след кончался, посередине комнаты стоял триффид. Верхушка его
стебля почти касалась потолка, и он тихонько покачивался на месте. Возле
его сырого косматого основания лежал пожилой человек в ярком шелковом
халате. Я крепко взял Джозеллу за руку. Я боялся, что она может рвануться
в холл.

- Это... ваш отец? - спросил я, хотя и так знал, кто это.

- Да, - сказала она и закрыла лицо руками. Она вся дрожала.

Я стоял неподвижно, не спуская глаз с триффида на случай, если он
двинется в нашу сторону. Затем я подумал о носовом платке и подал ей свой.
Сделать ничего было нельзя. Через некоторое время она взяла себя в руки.
Вспомнив про ослепших людей, которых мы видели сегодня, я сказал:

- Вы знаете, я бы предпочел, чтобы со мной случилось это, нежели
стать, как остальные...

- Да, - отозвалась она после паузы.

Она взглянула на небо. Там была мягкая бездонная синева и плыли
облачка, легкие как перья.

- О да, - повторила она уже более уверенно. - Бедный папа. Он бы не
перенес слепоты. Он слишком любил все это... - Она снова заглянула в холл.
- Что же нам делать? Я не могу оставить...

В этот момент я уловил в уцелевшей стеклянной панели отражение
какого-то движения. Я быстро обернулся и увидел триффида, который выдрался
из кустов и ковылял напрямик через лужайку к нам. Было слышно, как шуршат
его кожистые листья.

Времени терять было нельзя. Я ведь понятия не имел, сколько их могло
быть поблизости. Я снова схватил Джозеллу за руку и бегом потащил за собой
назад той же дорогой, по которой мы пришли. Когда мы благополучно
забрались в автомобиль, она наконец, разрыдалась по-настоящему.

Ей будет легче, когда она выплачется. Я закурил сигарету и стал
обдумывать наш следующий ход. Ей, конечно, не захочется бросить так тело
отца. Она пожелает достойно похоронить его, и это означает, что нам
придется рыть могилу и сделать все, что полагается в таких случаях. А
прежде чем хотя бы попытаться к этому приступить, нужно найти способ
избавиться от триффидов, которые уже там, и отогнать других, которые могут
появиться. Короче говоря, я бы с радостью отказался от всего этого, но мне
в конце концов проще так сделать: там, в холле, лежал не мой отец...

Чем больше я обдумывал эту новую проблему, тем меньше она мне
нравилась. Я понятия не имел, сколько триффидов может быть в Лондоне. По
нескольку штук содержал каждый парк. Обычно им урезали жала и пускали
бродить, где им вздумается; но было много триффидов с нетронутыми жалами,
их держали либо на привязи, либо за проволочной сеткой. Я вспомнил о тех,
что ковыляли на юг по Риджент-парку. Интересно, сколько их держали в
загоне при зоопарке и сколько вырвалось на свободу? Много триффидов было и
в частных садиках; правда, следовало ожидать, что хозяева урезают их, но
кто скажет, как далеко может зайти дурацкая беспечность? И было еще
несколько триффидных питомников и еще несколько экспериментальных станций
в окрестностях Лондона...

Я сидел и размышлял, и меня не покидало ощущение какого-то смутного
движения в глубине памяти, какие-то ассоциации идей, которые никак не
могли соединиться. Затем меня осенило. Я словно наяву услышал голос
Уолтера:

- Уверяю вас, в борьбе за существование триффид оказался бы в гораздо
лучшем положении, чем слепой человек.

Конечно, он имел в виду человека, ослепленного триффидным жалом. Но
все равно меня так и подбросило. Более того, это меня испугало.

Я стал вспоминать. Нет, это были всего лишь общие соображения, и тем
не менее теперь это представлялось чуть ли не сверхъестественным...

- Отнимите у нас зрение, - говорил он, - и наше превосходство
исчезнет.

Да, совпадения случались во все времена, только далеко не всегда они
бросаются в глаза...

Хруст гравия вернул меня к настоящему. По подъездной дороге к воротам
ковылял, раскачиваясь, триффид. Я перегнулся через сиденье и поднял стекло