Чтение 14–й страницы книги ~Проклятие чародея~

С возвышения у подножия статуи герцог взирал на эту картину в беспомощном замешательстве.

- Что это на них нашло? Что они делают? Они сошли с ума!

В отчаянии Бофус повернулся к Риш-Фрейнеру, командиру гвардейцев:

- Пойдите к ним! Положите конец этой безобразной драке. И выясните, что происходит!

Командир Фрейнер четко отсалютовал и, оставив при герцоге надежную охрану, направился с остальными гвардейцами к бузотерам. Но в этот момент раздался резкий свист, и на площадь вышел патруль темно-бордовых ламмийцев. Не решаясь стрелять в толпу из опасения ненароком попасть в кого-нибудь из соотечественников, они пустили в ход штыки и за короткое время уложили с дюжину врагов.

Видя, что ситуация становится неуправляемой, командир Фрейнер отдал приказ, и гвардейцы с готовностью ринулись в атаку. Их напор был столь неожиданным и неистовым, что ламмийцы тут же оказались сломлены, их стройная бордовая шеренга порвалась, как гнилая нить. Простой люд с торжествующими криками двинулся вперед. Оставшиеся в живых ламмийцы не выдержали и, побросав оружие, бросились наутек. Гвардейцы не стали их преследовать, чего не скажешь о группке разгневанных граждан, проводивших ламмийцев с криками и улюлюканьем до самой крепости.

Пока бушевало это недолгое сражение, герцог Бофус в страшном волнении наблюдал за происходящим. Вокруг него стеной стояли верные гвардейцы Но из-за их спин он видел кровавые сцены насилия и всеобщего смятения. Многие горожане, искавшие укрытия подле статуи, бросились на помощь товарищам. Кое-кто счел за лучшее не вмешиваться и дождаться исхода событий. Бофус смотрел на бегущих и падающих людей, перекошенные от злобы лица, страх, муку, свирепое ликование. До его ушей доносились вопли боли и ненависти, которые затем сменились ревом триумфа.

- Хочу поговорить с одним из моих подданных, - сказал герцог ближайшему к нему гвардейцу.

Тот сделал шаг вперед и ухватил за руку пролетавшего мимо подростка, который принялся отчаянно отбиваться и брыкаться, но, поняв, что силы неравны, угомонился.

- Не стоит обращаться с мальчиком так грубо, - пожурил герцог. - Думаю, его можно отпустить.

Гвардеец неохотно повиновался.

- Вам нет нужды бояться меня, юноша, - мягко заверил своего пленника Бофус.

- А я и не боюсь, - не кривя душой, ответил юнец.

- В таком случае будьте добры, разъясните мне причину этих ужасных беспорядков.

- Все из-за горшечников, ваша милость! Этих ламмийских ублюдков надо разорвать на части.

- Что случилось?

- Мы поймали на верфях их офицеров, они пытались договориться насчет переправы всего гарнизона.

- И что же в этом дурного? - не понял Бофус. - Естественно, они пытаются спастись.

- Вы не понимаете, ваша милость! Они хотели захапать все оставшиеся в гавани корабли и отправиться спокойненько к себе в Гард-Ламмис. А мы, лантийцы, значит, дохни себе в темноте!

- Ты уверен?

- Что слышал, то и говорю, - ощетинился подросток. - Все о том толкуют.

- Как это эгоистично, даже несправедливо со стороны ламмийцев, - задумался Бофус. - И все же их можно понять: нужды соотечественников...

- Ваша милость защищает их? - воскликнул ошеломленный мальчишка.

- Нет, нет. Я их вовсе не защищаю, просто пытаюсь взглянуть на вещи с их точки зрения, пытаюсь быть к ним справедливым...

- Справедливым, говорите?! Эти чужаки хозяевами разгуливают по городу, будто купили нас со всеми потрохами, корчат из себя лордов, а теперь еще и будут пристреливать на улицах, как собак. И вы им спустите это, ваша милость? Спустите? Хотел бы я, чтоб из их кишок наделали колбасы. Вот это справедливость так справедливость!

- Нет, милый, ты не понимаешь...

- Эти ламмийские свиньи убивают лантийцев, вот что я понимаю. Если ваша милость и готова проглотить это, то мы никак не можем. Эти горшечники давно напрашивались, вот и достукались. - Не дожидаясь разрешения, юнец помчался вдогонку за убегавшим в панике противником.

- Вернуть его, ваша милость? - спросил гвардеец.

- Нет, что толку? Не понимаю, откуда в людях столько жестокости, злости. Просто не понимаю. - К небесно-голубым глазам герцога подкатили слезы. - Люди не могут, не должны себя так вести. Это бессмысленно, ужасно. Неужели не понимают, что так нельзя?

Вопросам его милости было суждено остаться без ответа. Вернувшийся в этот момент командир Фрейнер отдал краткую команду:

- Отвезите герцога во дворец. Здесь оставаться небезопасно.

Напрасно Бофус пытался протестовать. Мягко, но неумолимо гвардейцы оттеснили своего господина к дожидавшемуся их домбулису. Командир Фрейнер с несколькими гвардейцами остались, чтобы присмотреть за тем, как будут убраны трупы, и отбить у излишне горячих голов охоту к продолжению бесчинств. А за ними наблюдал итчийский чародей. Еще несколько часов после сражения статуя премудрого Юна светилась жутковатым светом. Его голову обвивали лучезарные нимбы, по телу проносились потрескивающие молнии. Было очевидно, что под хрустальным черепом идет напряженная работа мысли. Однако о чем он думал, о том никому не ведомо, поскольку больше Юн не произнес ни слова.

Проходили часы. Тьма все ближе подкатывалась к Ланти-Юму. Она двигалась то быстрее, то медленнее. Поглотив Морлинский холм и замок Ио-Веша.

Темнота замешкалась, словно для того, чтобы посмаковать особенно вкусный кусочек, прежде чем с новыми силами наброситься на просторы Далиона. Приближение ее было неотвратимо, и вскоре черная завеса, вопреки отчаянным усилиям членов ордена Избранных, подошла к самому городу и, лизнув каменную кладку старой городской стены, остановилась.

Горожане наблюдали за Тьмой с все возрастающим страхом. Полуночная чернота придвинулась к самой границе Ланти-Юма, закрывая полнеба. Невозможно было притворяться, словно ее не существует, невозможно было делать вид, что Чаша сия минует город, и теперь уже невозможно было просто спастись. Гавань опустела. Может, самые отъявленные филантропы, авантюристы и корыстолюбцы среди капитанов и вернутся, чтобы перевезти пассажиров в безопасное место, а может, и нет. Остались только домбулисы, сендиллы, гоночные джистильи да несколько венериз, но на них пытаться пересечь море - сущее безрассудство.

Черный полог, накрывший весь остров Далион, устремился к морю. Последним убежищем стал Ланти-Юм, и бежать теперь из него было некуда.

Улицы города днем и ночью были многолюдны.

Беженцы тысячами стекались в Ланти-Юм и его пригороды, разбросанные по побережью. Иноземная речь оскорбляла слух утонченных лантийцев. Облик странных, а порой и вовсе не похожих на людей существ был противен их глазам. От запаха чужой плоти и дыхания воротило с души. Чужаки претендовали на лантийскую пищу, территорию, воздух. И что более всего возмутительно - эти самые чужаки оспаривали у них драгоценные места на судах. Уже не раз предпочтение было отдано богатым зеленокожим зониандерам. Разве допустимо, чтобы порядочных лантийцев вытесняли с их земли иноземные толстосумы? И горожане не преминули выразить свое возмущение. Иммигрантов, особенно непривычной наружности стали подвергать скорой расправе. По каналам поплыли диковинные трупы. Пришлые же, более схожие с людьми, подвергались всяческим гонениям. По городу прокатилась волна беспорядков; самые ожесточенные схватки проходили на площади перед крепостью Вейно, из бойниц которой выглядывали ненавистные горожанам ламмийцы. Эти мелкие вспышки недовольства вряд ли могли кому-то принести удовлетворение. Они толком ни к чему не привели. Достигнуто было крайне мало, а уровень народного террора ничуть не снизился... даже наоборот. Проходили часы, нагнетаемый страх превратился в лихорадочное исступление. Ланти-Юм отчаянно ждал чуда. Больше надеяться было не на что.

Именно такого момента и ждал Глесс-Валледж.

Наконец магистр ордена Избранных почувствовал, что пришло время встретиться с Тьмою один на один. Правда, сделать это с крепостного вала ему не удалось: перепуганные насмерть ламмийские солдаты упорно отказывались впустить в крепость хоть одного лантийца. Вместо этого он взобрался на городскую стену, которая была продолжением древних оборонительных укреплений. В остальном все шло по давно задуманному им плану.

Великолепно скроенные пышные одежды из черного бархата подчеркивали стать рослой, широкоплечей фигуры Валледжа, у горла поблескивал знак принадлежности к Избранным, расшитый золотом двуглавый дракон. Густые серебристые волосы уложены в безупречную прическу, на лице - выражение спокойствия и воодушевления. Простиравшаяся внизу за его спиной площадь была до предела заполнена лантийцами, взиравшими на него со страхом и мольбой. С замиранием сердца они наблюдали за Глесс-Валледжем, их единственным защитником, их последней надеждой. Перед ним высилась непроницаемая чернота. У своих ног он разложил разнообразные магические приспособления, призванные облегчить его задачу. С площади разглядеть их было нельзя, поскольку Ваксальт Глесс-Валледж считал ненужным привлекать излишнее внимание к зависимости чародеев от механики. Подобная открытость могла пагубно сказаться на их репутации - к глубокому огорчению его будущих подданных.

Довольно долго Валледж стоял неподвижно, думая лишь о том, как он выглядит в глазах столпившегося внизу народа. Они видят его на фоне грязной Тьмы. Его мрачные одежды сливались с этой чернотой, но серебристые волосы и бледный точеный профиль создавали разительный контраст. Выделялись его руки с длинными тонкими пальцами, в которых, по разумению собравшихся, таилась магическая сила.

Валледж позволил лантийцам вдоволь налюбоваться на него. Затем, дождавшись момента, когда возбуждение достигло высшего предела, приступил к своей миссии спасителя Далиона. Взметнув руки, отчего черная ткань его мантии живописно всколыхнулась, начал произносить или, вернее нараспев декламировать слова заклинания. Он прекрасно знал, какое впечатление на людей производит его голос. Мелодичные интонации поднимались и падали звучными каденциями, рассчитанными на то, чтобы заворожить слушателя. Он говорил все быстрее, все с большим пафосом, а потом неожиданно резко оборвал рулады, произведя четыре стремительных пасса руками. Результатом явились четыре вспышки янтарного света, словно бросившие вызов враждебной Тьме. В следующее мгновение небосклон взорвался тысячами нитей разноцветного сияния, прошившими тьму. Волокна сплетались, переплетались, образуя магическую сеть, которая становилась все шире, как бы удерживая стену Тьмы. Площадь огласилась восторженными криками. Только чародеи, тоже стоявшие в толпе, не выказали ни малейшего воодушевления, потому что прекрасно понимали неуместность Валледжевых трюков. Пылающая сеть была так же красива, как хурбские фейерверки, и в данном случае так же действенна.

Глесс-Валледж будто и не слышал доносившегося снизу шума ликования. Откинув голову и подняв к небу лицо, он говорил, и пока с губ срывались звучные слоги, незаметно нажал на педаль одного из своих механизмов. Послышалось ответное пение, словно магистру вторил хор призрачных голосов. Чистые, невыразимо печальные звуки вызвали у многих слезы на глазах. Эффект был потрясающим.

Только Избранные не поддались всеобщему восторгу. Премудрый Нем Килмо наблюдал за происходящим с поджатыми губами, сложив руки на груди. Преподобный Джайр Заннаджайр, не в силах скрыть отвращения к дешевому фарсу, отвернулся. Валледжу не было до них дела. Настал его звездный час.

Наконец, ощущая на себе восхищенные взгляды сотен глаз, он решился перейти к высшей магии, применив технику, которую он долго и упорно оттачивал.

Поведение Глесс-Валледжа изменилось. Оставив театральный драматизм, он перешел на лаконичные, сжатые действия и заклинания, свидетельствовавшие о его несомненном магическом таланте. Сконцентрировав все внимание и волю, он взялся за Тьму, дерзнув помериться силами с магией давно почившего чародея Террза Фал-Грижни. Сопротивление не замедлило дать о себе знать. Валледж почувствовал, как ядовитая Тьма давит на его мозг, пытается сокрушить волю. Это его не смутило - подобное противодействие Валледж испытывал в течение долгих месяцев, когда учился обуздывать черную магию Грижни. Этот момент и был решающим. Стоит преодолеть незримый барьер, и дело пойдет как по маслу. Посему Валледж собрал все силы, сосредоточившись на мощной внезапной атаке, призванной разрушить с ходу все препятствия. Тьма, с которой ему пришлось иметь Дело, подавляла своей безграничностью. Те крохотные язычки черноты, которые он с легкостью душил в своей мастерской, по сравнению с ней казались детскими забавами. И все же принцип оставался тем же. Валледж научился подавлять черноту из пробирки, а значит, он непременно добьется успеха и в противоборстве с вселенской Тьмой.

Балансируя на самой кромке магического всемогущества, он вроде бы почувствовал, как Тьма дрогнула и подалась назад. Об этом же свидетельствовало движение пламенной сетки, выгнувшейся по направлению от городской стены. Снизу поднялась новая волна ликования, и даже чародеи, позабыв про былой скепсис, смотрели во все глаза.

Да, она подалась, в этом он был уверен. Гигантская чернота слабела под натиском Ваксальта Глесс-Валледжа. Он почувствовал новый прилив сил. А потом внезапно все изменилось.

Его жалкие потуги словно сорвали маску с проклятия Террза Фал-Грижни, открыв под ней дьявольский оскал озлобившегося мага. Глесс-Валледж вдруг ощутил мощь, о существовании которой даже не догадывался. Наконец ему открылась истинная сущность проклятия, несущего гибель свету, и открытие это потрясло его до глубины души. Да, он впервые постиг природу враждебных сил и чудовищную наивность своих притязаний. Глесс-Валледж, магистр ордена Избранных и могущественнейший маг Ланти-Юма, был жалкой козявкой, абсолютным нулем по сравнению с этим проклятием. О контрнаступлении и даже обороне не могло быть и речи. Валледж чувствовал, что он раздавлен, сокрушен, играючи уничтожен. Слабый огонек его чар задул шквальный ветер темной, неведомой, почти первобытной магии. Пошатнувшись, он сжал виски, словно пытаясь уберечь себя от внутреннего взрыва, и не смог сдержать стона удивления и отчаяния.

Горожанам потребовалось несколько мгновений, чтобы понять: их защитник потерпел сокрушительное поражение. Об этом говорило хотя бы исчезновение возвышавшейся перед стеной, переливавшейся всеми цветами радуги сети. Светящиеся нити распутались, сжались и испарились. Ваксальт Глесс-Валледж, всемогущий магистр магов, тяжело упал на колени и, склонив поседевшую в единый миг голову, спрятал лицо в ладонях.

Возможно, оказанное сопротивление послужило Тьме своего рода стимулом, в этот самый момент она возобновила наступление. Стремительно и неудержимо она перевалила через крепостной вал. Валледж поднял голову и увидел накатывающуюся на него темень. Лицо его исказила гримаса ужаса и раскаяния, и тут он исчез из виду. Народ с воплями бросился бежать прочь. Но Тьма неотступно шла по пятам, спрятаться от нее было немыслимо. Она накрывала улицы и каналы, проглатывала особняки, памятники и сады. Дворцы и парки, лачуги и бараки, пекарни и таверны, баржи и венеризы - все исчезло в считанные мгновения. Черная волна докатилась до самого противоположного побережья, и все молились, чтобы на том все и завершилось.

Куда там. Через воды Трена она продвинулась до Жанетты - первого из Девяти Островов; от Линетты к Фанилю и дальше, от одного острова к Другому. Лантийцы бежали от нее на домбулисах, сенсиллах; бежали до самой Джеровы, последнего из островов. Дальше бежать было некуда: впереди простиралось бескрайнее море и они сгрудились на узкой полоске берега, видя стену накатывающегося мрака. За час не стало и Джеровы.

Был полдень, и где-то светило солнце. Где-то, но не в Ланти-Юме, похороненном заживо под ядовитой мглой, что чернее самой лютой ненависти.

Глава 14

Они не были одиноки. Непроглядную ночь населяли незримые существа, и Деврас частенько ощущал их присутствие. То затрещит под тяжестью грузного тела кустарник, то послышатся шаркающие шаги, то голоса, перешептывающиеся в черной пустоте. Неоднократно его слух ловил чьи-то рыдания. Тяжко было внимать горю невидимых страдальцев, и поначалу Деврас не находил себе покоя. Раз или два он даже пытался отыскать источник стенаний, но третья такая попытка едва не обернулась катастрофой. Это произошло в один из душных дней, а может, ночей, когда просочившийся сквозь зловонный воздух дождь окропил его лицо теплыми вязкими каплями, похожими на кровь. Деврас в одиночестве собирал грибы, соединенный магической нитью с Уэйт-Базефом. Через одну руку свешивалась металлическая петля ручки фонаря, найденного в том самом фермерском домике. Его естественный свет был куда приятнее токсичного излучения Базефовых бело-голубых камней. Фонарь облепили прозрачные мотыльки, сотнями слетавшиеся со всех сторон, огромные создания с похожими на крошечные бриллианты глазами, с мохнатыми усиками и крыльями, величиною с блюдце. Прильнув к стеклянным стенкам, они тут же умирали, и теплый свет, струившийся сквозь их зеленоватые тельца, приобретал перламутровый оттенок.

Деврас шел медленно, обшаривая взглядом землю в поисках сливающихся с темнотой грибов. Внезапно на него накатила дурнота. В глазах все поплыло, голова закружилась, тело покрылось испариной. Во рту появился привкус желчи. Узнать зловещие симптомы не составило труда. Настало время принять еще одну таблетку Уэйт-Базефа. Чудодейственные пилюли как рукой снимали недомогание. Впрочем, Деврас не мог не заметить, что периоды бодрости становились все короче. Для поддержания нормального состояния требовалось все больше таблеток, но и они не могли исцелить угнетенный дух. Искусственно вызванное ощущение здоровья не могло избавить от подавленности, страха и отчаяния. Более того, запас таблеток вскоре иссякнет, и тогда... а что тогда?

Лучше об этом не думать.

Он разжевал и проглотил таблетку, испытав уже привычный взрыв противоречивых вкусовых ощущений. Слабость тут же прошла. Юноша стоял, не двигаясь и тяжело дыша, наблюдая за тем, как черный мир приходит в нормальное состояние. Звон в ушах сменился обезьяньим верещанием, перемежающимся поскуливанием и стонами. Деврас громко окликнул невидимых соседей и, подняв повыше фонарь, посигналил. Верещание в тот же миг стихло. Кругом царило черное безмолвие. Он снова поднял фонарь и повторил призыв. Темнота заколыхалась, зашуршала.

Мгновение спустя в круг впрыгнула группка кряжистых кривоногих существ, метнувшихся к фонарю. Деврас увидел вокруг себя темные плоские, заросшие волосами Лица с глубоко посаженными глазами-угольками, мощные торсы, с которых свисала заплетенная тонкими косичками длинная черная шерсть. Его схватили, швырнули на землю. Двое уперлись коленями ему в грудь, третий обшарил карманы, четвертый вырвал из рук фонарь. От удивления и неожиданности Деврас не оказал никакого сопротивления. В карманах ничего не оказалось, и раздосадованные грабители, издав парочку воплей горестного разочарования, попинали его босыми ногами и скрылись во мраке, прихватив фонарь. Деврас остался один-одинешенек в кромешной тьме. Какое-то время он просто лежал, чувствуя, как душная мгла наваливается на него, придавливает к земле своей неимоверной тяжестью. Его сковал леденящий душу страх. Но тут он вспомнил о привязанном к кисте шнурке, и дышать стало гораздо легче: ведь где-то неподалеку его ждали друзья! Он вовсе не заблудился, не пропал и скоро вернется к ним. Поднявшись на ноги, Деврас ощупью пробрался обратно в лагерь, где был вынужден рассказать о подробностях пропажи фонаря. После этого случая путники утроили бдительность.

И это сослужило им хорошую службу уже в самое ближайшее время. Путники шли вдоль реки - единственного более-менее надежного ориентира в преобразившемся мире. Двух оставшихся фонарей едва хватало на то, чтобы осветить несколько футов покрытой увядшей растительностью земли, ближайшие чахлые деревья и воду, плещущуюся о берег. В черном воздухе порхали сонмы мотыльков. Насекомые кружились вокруг светильников, налетали на бледные лица, запутывались в волосах и цеплялись за одежду. Их назойливость доводила людей до исступления. Вдруг путники, поглощенные неравной борьбой с мотыльками, заметили смутный свет, струившийся вдоль берега реки. Сияние, вытянутое как хвост кометы, быстро приближалось. Оно становилось все ярче, земля задрожала от гулких шагов. Воздух наполнили трели чуждой человеческому уху музыки. Наши путешественники поспешили погасить фонари и уйти с дороги. Взявшись за руки, они на ощупь нашли заросли увядших кустов ежевики и укрылись за ними. Сияние приближалось, вскоре расплывчатое пятно разбилось на отдельные светящиеся фигуры - высокие, худые, бледные, большеглазые. Деврас не мог отвести от них глаз. Их были тысячи - целая армия безволосых гуманоидов с мерцающей плотью и мелодичными неземными голосами. Излучаемый ими свет был настолько ярким, что перед ним отступала даже магическая Тьма. Это были они, проклятые белые демоны, чувствующие себя как нельзя лучше в губительной для человека темноте! Захватчикам Далиона явно недоставало жесткой военной дисциплины, войско шагало свободным строем, неровными группами, принцип формирования которых ускользал от притаившихся наблюдателей. Их предводитель, шедший впереди основной колонны, выделялся среди прочих ростом и огромными черными глазами. На нем была легкая туника, как видно служившая знаком отличия. Странно, но плоть его была настолько тусклой, что рядом со своими лучезарными соратниками он походил на человека. Сердце Девраса бешено забилось в груди, он не находил в себе сил отвести взгляд от статного полководца. Юноша с трудом подавлял безумное желание выскочить из кустов навстречу черноглазому командиру, чтобы тот узнал о его существовании. Черноокий предводитель прошел. Теперь путникам оставалось ждать, когда вся колонна скроется из виду. Деврас смотрел на скользящие мимо гибкие фигуры, на их плавные движения, светящийся в глазах ум, тонкие черты. Мельком оглянувшись на своих друзей, юноша увидел застывшее на лице Гроно выражение благоговейного ужаса. Уэйт-Базеф наблюдал за шествием войска неприятеля с нескрываемым научным интересом. Каравайз, не мигая, смотрела на проходившие мимо колонны, словно стремясь запомнить каждого врага в лицо. Демоны прошли, не подозревая о присутствии людей. Предводитель уже скрылся во тьме, уводя лучезарный легион в неведомую даль. Необычный парад продолжался довольно долго, пока наконец последний из воинов не растворился во Тьме. И снова она лишь одна правила миром.

Все молчали. Деврас едва ли не мечтательно произнес:

- Они довольно... красивы.

- Бог с вами, мастер Деврас! - ужаснулся Гроно. - Они чудовищны!

- Видел, какая грация?

- Точь-в-точь как у змеи. Отвратительные создания.

- Деврас прав, - сказала Каравайз, добавив еле слышно: - Но это не важно.

Они еще помедлили, не осмеливаясь пошевелиться, затем зажгли фонари и вернулись к реке, чтобы двигаться дальше. Шли гуськом, нередко слыша голоса, но не обращая на них внимания. Иногда видели неподалеку призрачные огни и тогда старались поскорей свернуть с дороги. Изредка до них доносились крики, а однажды послышался неприятный смех, довольно долго преследовавший их по пятам. Гроно, замыкавший шествие, клялся и божился, что чувствовал прикосновение горячих пальцев, дотронувшихся до его шеи. Только потушив фонари и украдкой свернув с прибрежной тропы, они сумели избавиться от Хохотуна - так они окрестили жутковатого спутника.

В беспросветном мире время шло не так, как под солнцем. Скоро они обнаружили, что усталость, голод, жажда приходят к ним далеко не одновременно. И потребность во сне у них возникала по очереди. То один, то другой непременно страдал от недосыпания. Стало сложно судить, какой из приступов недомогания вызван причинами магического плана, а какой - просто физическим истощением. В последнем случае таблетки Уэйт-Базефа были бесполезны, а употребление их означало пустую трату бесценного лекарства. Таблетки исчезали с удручающей быстротой. Еще немного, и их не останется вовсе.

Кто знает, сколько минуло черных часов и дней, но ясно было, что не мало. Об этом говорил хотя бы расход продуктов. Мешки с провизией, взятой в разоренном доме, почти опустели. Когда запасы окончательно иссякнут, придется перебиваться подножным кормом, и Гроно, забыв о своих строгих убеждениях по части кулинарного искусства, уже экспериментировал, то отваривая кору, то обжаривая мотыльков, его усилия не увенчались особым успехом.

Безотрадное время текло и текло. Деврас тщился припомнить, что советовали древние философы в такой ситуации, но, видимо, им и на ум не могли прийти тяготы такого путешествия. Путники шли молча, изредка обмениваясь парой слов. Разумеется, того требовали соображения предусмотрительности, но, честно говоря, беседовать им было не о чем. Делиться впечатлениями? Увы, кроме непроглядного мрака и теплой сырости, ничто не встречалось им на пути. Жаловаться на неудобства, голод, сонливость, дурные предчувствия, тоску и разочарование? К чему? И так все было ясно. Иными словами, общаться не хотелось. Гроно и тот перестал ворчать. Время от времени устраивали короткие привалы. Донимали жара, смрад и любопытные насекомые, неведомые ползучие твари. Неприятностей хватало, но и они были какими-то однообразными. Словом, настроения среди смельчаков царили упаднические.

Уныние усиливалось по мере истощения провианта, от которого скоро остался лишь мешочек твердокаменной чечевицы. Новый кулинарный шедевр Гроно - копченые мотыльки - тоже никого не порадовал. Упадок духа еще более усугубила мысль, что им ни за что не отыскать стеклянную башню, так называемую Ледяную Химеру. Осознание этого пришло не сразу. Прежде чем зародиться сомнению, они отшагали впотьмах немало долгих миль по берегу Иля. Какое-то время Уэйт-Базефу удавалось подавлять недобрые предчувствия. Ледяная Химера, по его понятиям, должна была находиться за следующей излучиной, за купой деревьев. Излучины не кончались, не кончались и деревья. Время шло, но башня так и не материализовалась. Возможно, они проскочили ее в темноте, возможно, ее вообще уже не существовало. Сомнения переросли в легкую панику, а затем в страх, в котором никто открыто не признавался. Никто уже ни о чем не спрашивал, но безрадостный путь продолжался миля за милей. Впереди шел Уэйт-Базеф. Шел уверенным шагом, ни в чем не проявляя слабости, но один верный признак выдавал его беспокойство: исчезла характерная усмешка чародея.

Никто не посетовал вслух, когда была проглочена последняя из чудесных таблеток. Не было ни причитаний, ни бессмысленных обвинений. Лишь еще более молчаливыми стали путники. Поначалу потеря вряд ли была ощутима. Но постепенно с таким трудом сдерживавшиеся слабость и тошнота дали о себе знать. В голове Девраса поселилась звенящая пустота. Не чувствуя земли под ногами, он то и дело спотыкался. Зрение затуманилось, и свет фонаря казался ему размытым оранжевым пятном. Его спутники чувствовали себя ничуть не лучше, у каждого был легкий жар. Едва переставляя ноги, они брели с поникшими головами и остекленевшими взглядами. Бесконечно тянулись часы, но Ледяная Химера от них упорно ускользала. Каким бы безнадежным ни представлялось теперь положение, никто даже не заикался о том, чтобы повернуть назад. Никто вообще не произносил ни слова. Их молчание являло собой разительный контраст истеричному хихиканью Хохотуна, которому все же удалось каким-то образом догнать их в темноте. Поначалу он хохотал за их спинами по несколько часов кряду, но старательно держал дистанцию. Потом когда они наконец остановились, чтобы сварить чечевицу, невидимый сопровождающий обнаглел. Смех звучал то там, то тут, становясь все громче, словно источник его кругами приближался к костру. Они двинулись дальше. Хохотун не отставал. Осторожность уступила место нахальной фамильярности, и своей жертвой он избрал Каравайз.

Почувствовав, как горячие пальцы теребят ее волосы и юбку, как жаркое дыхание обожгло ее щеку, девушка резко развернулась, но увидела лишь черную пустоту, приветствовавшую ее идиотским хихиканьем. Каравайз гневно всматривалась в темень, но обидчика и след простыл. Теперь она шла между Гроно и Деврасом, что Хохотуну крайне не понравилось. Смех стал угрожающим, и вскоре после этого Гроно вскрикнул от боли. Рукав ливреи в том месте, куда вонзилась злосчастная колючка, окрасился кровью. В тот же момент Каравайз почувствовала, как жаркая рука медленно скользнула вниз по спине, повернулась... и снова никого. Только за пятачком света - радостные завывания.

Терпеть хохочущего безумца не было никакой возможности. Пусть они потеряют время, запутывая следы, избавление от непрошеного эскорта стоило лишних усилий. Погасив фонари, они сменили направление и пошли по тропе, которая привела их к обугленным останкам деревни, совсем недавно сожженной дотла. Смех затих где-то позади. Оторвались... Некоторое время они бесцельно бродили среди развалин домов, сараев, различных построек, ужасаясь последствиям разгула белых демонов. Повсюду запустение и горы трупов, вносивших свою лепту в уже ставшее почти привычным зловоние. Остановиться пришлось, когда у Гроно подкосились ноги. Старый камердинер неожиданно пошатнулся и резко сел. Рассыпаясь в пышных извинениях, попробовал было подняться, но ноги не слушались его. Головокружение могло объясняться болезнью или элементарным недоеданием. Деврас решил, что пора обыскать деревню на предмет пополнения чечевично-мотыльковой диеты.

Каравайз и Уэйт-Базеф решили не покидать Гроно. Деврас взял фонарь, корзину, обмотал запястье магическим шнурком и отправился на разведку один, спотыкаясь о головешки и удаляясь все дальше от друзей. На окраине деревни он наткнулся на стоявший особняком амбар, не тронутый огнем. Войдя, обнаружил в нем репу и турнепс, которых с лихвой должно было хватить как минимум на несколько дней. Желудок приветствовал этакое изобилие радостным бурчанием. Деврас, опустившись на колени, отставил в сторону фонарь и потянулся к овощам... и тут же по лицу его заструился холодный пот, перед глазами все поплыло, к горлу подкатила тошнота.

Но поможет ли нам еда, если нет таблеток Рэйта? Долго ли мы без них протянем?

Он старался не шевелиться, с трудом переводя дыхание. Одержав временную победу над дурнотой, принялся за работу. Когда корзина и карманы были доверху наполнены плодами земли, он поднял фонарь, встал и пошел к двери, но на полпути остановился, всматриваясь в игру красноватых лучей на незамеченной им дыре в полу. Заинтригованный, он приблизился к загадочному отверстию, посветил фонарем, но ничего не увидел. Из невесть каких глубин до него донесся необычный, чем-то пугающий запах - смесь цветочной сладости и плотоядной едкости. Сочетание - странное даже для обоняния, привыкшего к смрадному дыханию Грижниевой Тьмы. Деврас поморщил нос. Запах ни о чем ему не говорил, а тусклый луч фонаря высветил лишь старую деревянную лестницу, нижние ступени которой терялись во мраке.

Он напряженно вслушался... Ни звука. Снедаемый любопытством, юноша стал спускаться, но вдруг одна из прогнивших ступенек, не выдержав его тяжести, обломилась, лестница покачнулась, и Деврас рухнул вниз. Крича, отчаянно цепляясь за воздух, он провалился в зияющую пустоту. Фонарь выпал из руки и погас. Деврас же, пересчитав спиной ступеньки, благополучно приземлился - напуганный, но невредимый. Какое-то время он не двигался, тщетно напрягая все органы чувств. Его окружала кромешная тьма. Откуда-то изнутри пришло ощущение непоправимой утраты - это исчезло слабое натяжение нити. Шнур, привязанный к кисти, оборвался при падении и исчез. С ним оборвалась магическая связь с друзьями. Из глубины души поднялся неудержимый страх, и Деврасу пришлось прибегнуть, как всегда в трудных случаях, к мудрости философов: "Страх отнимает разум, низводя человека на уровень твари бессловесной. Поддаться ему - означает отказаться от человечности, что в моральном плане равноценно самоубийству. Сколь предосудительно стремление лишить себя жизни, столь же безнравственен и необузданный ужас". Конечно же это преподобный Дизич, нетерпимый и несокрушимый в своей добродетели.

"Испуганный ум окутан тьмою чернее мрака тысяч гробниц". Старый добрый Оми Нофид. Как лаконичны его изречения. Лучше и не скажешь.

Деврас набрал полную грудь воздуха и заставил себя соображать. Магическую нить не вернуть, она уже давно вернулась к Уэйт-Базефу. Чародей сразу же поймет, что произошло, и отправится на поиски пропавшего товарища, а если необходимо, то и воспользуется магией. Таким образом, ситуация, при всей ее досадности, не должна внушать особой тревоги. Деврасу только нужно оставаться на месте, и Уэйт-Базеф живо его отыщет. К тому же нет смысла сидеть в потемках. Фонарь валяется где-то рядом. Надо только нашарить его и снова зажечь.

Ободренный такими размышлениями, Деврас пополз вперед, водя перед собой вытянутыми руками, но не нащупал ни фонаря, ни стены. Фонарь наверняка поблизости, но где? Тьма сбивала с толку, искажая восприятие пространства. К примеру, этот погреб - он оказался невероятно просторным. Деврас никак не мог добраться до его конца. Либо подземное помещение простиралось намного дальше, чем он мог себе вообразить, либо он все время ходил кругами. Скорее всего, второе. Странный сладковато-едкий запах по мере его продвижения становился все крепче. Наверное, он приближался к источнику - не слишком обнадеживающая мысль. Лицо горело. Проведя рукой по лбу, он ощутил налипшие на него тонкие липкие нити, по прочности не уступавшие тонкой проволоке. Когда попытался смахнуть их, они прилипали к пальцам. Деврас пожал плечами и продолжил поиски. Казалось, подземелью нет конца и края.

Жара, тишина и темень действовали ему на нервы. Он остановился, чтобы успокоиться, и в тот же миг его слух уловил нечто... еле слышный щелчок, тишайшее царапанье, призрачный намек на шипение. Он застыл, но звук не повторился. Да и был ли он? Пустая игра воображения. Глупые затейливые фантазии, взращенные темнотой. Свет быстро бы рассеял все страхи... кстати, где же фонарь? Нельзя бросать его здесь. Как он сможет взглянуть в глаза своих товарищей, сознавая, что опять потерял столь ценную для них всех вещь? Нет, нельзя опускать руки.

Деврас полз все дальше, нити залепили глаза, нос, рот. Очистить от них лицо никак не получалось. Вскоре юноша с ног до головы был покрыт слоем паутины, от которой невыносимо зудела и чесалась кожа. Вещество оказалось на удивление клейким. Стоило ему попытаться отодрать его с лица, как оно налипало на пальцы. Стоило моргнуть, и веки сами собой слипались. В таком мраке это, конечно, не имело значения, но все равно было весьма неприятно. И зря Деврас остервенело тер глаза. Они были склеены намертво. Даже философия преподобного Дизича не могла унять бешеного сердцебиения. Все инстинкты подсказывали ему: беги!

Бросив поиски фонаря, Деврас решил вернуться туда, откуда пришел, то есть к лестнице. Вытянутые вперед руки рассекли густые тенета липких волокон, чем-то похожие на облака. Но ведь их не было здесь мгновением раньше? Значит, он неверно рассчитал направление. Выход должен находиться где-то слева... Или справа? Он остановился, чтобы разобраться, и снова услышал странный звук - щелчок, царапанье, едва слышное шипение. Не на шутку испугавшись, он попятился прочь и, ринувшись не разбирая пути сквозь душную Тьму, угодил в целый лес нитей. Они были повсюду, прилипали к лицу, спине, рукам и ногам, спеленали его наподобие кокона. Руки приклеились к бокам, ноги - друг к другу. Отчаянно барахтаясь, он потерял равновесие и упал. Падая, крепко стукнул о камни локоть, но невольно вырвавшийся крик заглушил паутинный кляп. Несколько секунд он просто лежал, прислушиваясь, не раздастся ли едва уловимый скрежет и вслед за ним шипение. Нет, все тихо. Может, ему пригрезилось? Попытался подняться, но понял, что насмерть прилип к полу. Юноша предпринял еще одно усилие, но без толку.

Деврас лежал обессиленный, с трудом переводя дыхание. Двигаться он не мог. Позвать на помощь тоже. Он был слеп и безумно напуган. Черное время словно остановилось, и его обуял ужас при мысли, что вот так он и умрет здесь, в темноте и одиночестве. Друзья, конечно, собьются с ног, разыскивая его, но никогда не найдут в недрах этого жуткого подвала. А он так и будет лежать - слепой, немой, парализованный, пока не умрет от жажды. Ужас, что сродни истерике, придал ему сил, но все новые усилия вырваться на волю потерпели полное поражение. Деврас был вынужден признать свое поражение и затих, только голова продолжала мотаться из стороны в сторону в тщетной попытке освободиться от паутинок, щекочущих ноздри, - мягких и вкрадчивых, как тихие убийцы.

Бесконечное, беспомощное ожидание. Затем над головой послышался голос Гроно, выкрикивающий его имя. Деврас рванулся, но его сдавленные крики так и не достигли земли. Встревоженные призывы Гроно затихли, и Деврас бессильно откинул голову. Щека коснулась пола и прилипла к каменному настилу. Навернувшиеся на глаза слезы не смогли растопить клейкой субстанции, накрепко опечатавшей веки.

А потом к его страхам примешалось еще более жуткое чувство. Он был здесь не один. В воздухе снова что-то зашевелилось, что-то щелкнуло, царапнуло, зашуршало, и он почувствовал совсем рядом чье-то присутствие. Низкий стон вырвался из груди, когда по телу пробежало легкое нечеловеческое прикосновение. Что-то - щупальце или хоботок, но уж точно не рука - повторило очертания его лица, подбородка, скользнуло по груди и плечам. Девраса передернуло от холода и омерзения.

Из темноты раздался голос - медленный, шипящий, явно женский.

- Человек. Что он здесь делает? Такой теплый.

Ответ, мольба готовы уж были вырваться из губ Девраса, но не смогли. Что-то пронеслось, словно дуновение ледяного ветерка, по его лицу, снимая паутину. Он открыл глаза, но ничего не увидел.

- Что он здесь делает? - повторил голос. Холодное прикосновение замерло на груди над самым сердцем.

- Я исследовал окрестности, - сумел выдавить из себя Деврас, стараясь говорить как можно более спокойно. - Упал с лестницы, потерял фонарь и...

- А, исследовал окрестности. И что же ты ищешь?

- Пещеры вардрулов.

- Поискал бы внутри себя, где сокрыт весь мир.

- Вы не поняли. Я ищу конкретное место, оно существует в действительности, а не в сознании.

- Если оно - вне сознания, значит, оно вне тебя, и поиски теряют смысл.

- Вардрулы обладают некой информацией...

- Которая тебе ни к чему.

- Почему?

- Что бы ни говорили вардрулы, что бы они из себя ни представляли - это не может быть осознано тобою, кроме как через ощущения, которые неизменно искажают, вводят в заблуждение и лгут. Куда лучше презреть предательские органы чувств, жить в темноте и тиши, открывая истинное знание внутри себя. Ты теплый.

- Ваши взгляды очень похожи на концепцию философа By Бубаша. Лично я считаю, что она не лишена недостатков и счел бы для себя честью подискутировать с вами, но в данных обстоятельствах не могу как следует собраться с мыслями. - По телу Девраса прошла судорога, холод пронзил каждую клеточку мозга.

- Ты дрожишь, - констатировал голос.

- Кто вы? Что вы?

- Я - то, что занимает это место в пространстве.

- Какое место? Что оно из себя представляет?

- То, что ты видишь.

- Я ничего не вижу.

- Вот тебе и ответ.

- Вы поможете мне? - Девраса охватило отчаяние.

- Тебя что-то тревожит?

- Я пойман, связан, облеплен какой-то липкой штукой. Не могу двигаться.

- А, ты попал в паутину Чулы. Из нее не вырвешься. Может, лишившись свободы движения, ты наконец обратишь мысли внутрь и обретешь истинное знание.

- Что-то не получается. Кто это - Чула?

- Она существует. Занимает это место в пространстве. Плетет паутину.

- Она такая же, как вы?

- Да, только более молодая и голодная.

- Чула причинит мне вред?

- Смотря что считать за вред. Впрочем, спроси ее об этом сам.

- Когда?

- Сейчас. Она здесь.

Мрак всколыхнулся прохладной волной, и раздался другой женский голос.

- Он теплый, - прошипела Чула.

- Дамы, взываю к вашему милосердию, - взмолился Деврас, понимая, что рассчитывать ему особенно не на что. - Прошу вас, отпустите меня. Взываю к вашему чувству справедливости.

- Он мой, - сказала Чула, исследовав легкими ледяными касаниями распростертое тело.

- Наш, - возразил первый голос.

- Нет уж. Нет уж. Он попал в мои тенета.

- Тенета, сотканные на моей территории.

- Чула расставляет сети, где ей захочется.

- Спесь, Чула, спес-с-сь!

Разгорался скандал, и скоро подвал наполнился грохотом настоящего побоища. Деврас слышал шипение, крики, хлюпающие звуки столкновения грузных мягких тел. Воспользовавшись тем, что неведомые соперницы заняты друг другом, он снова принялся изо всей мочи звать на помощь. Его отчаянные крики остались без ответа, и драка продолжалась до тех пор, пока не послышался особенно гулкий звук удара, а вслед за ним истошный вопль одной из драчуний. Завывающие всхлипывания стихли, удаляясь, и воцарилась тишина.

- Кто здесь? - спросил Деврас, не в силах выдержать мучительное ожидание.

- Как тебе сказать? Самоопределение - вещь непростая. - От уклончивых софизмов можно было сойти с ума. Голос принадлежал не Чуле.

- Куда девалась Чула?

- Не могу сказать. Пещеры Далиона тянутся бесконечно. Может, она близко, а может, далеко.

- Пещеры? Этот подвал соединен с подземным лабиринтом?

- Естественно.

- И отсюда можно попасть к вардрулам?

- Конечно, если долго идти, долго искать. Хотя теперь под землей их осталось мало. Скорее всего, ты погибнешь. А если и нет, тебя убьют эти самые вардрулы. Они ведь ненавидят людей. Досадно, ты ведь такой теплый. - Голос звучал у самого уха. Ледяная рука, или что бы то ни было, легонько прикоснулась к горлу у самой пульсирующей жилки.

- Что вы собираетесь со мной сделать? - Девраса колотило, словно присутствие этого существа дышало могильным холодом. Не было мочи терпеть и жуткие ласковые поглаживания. Как он теперь жалел, что вообще приехал в Далион, где даже солнце отказывается светить.

Долгое задумчивое молчание, затем шорох: существо прилегло рядом с ним.

- Я отпущу тебя, - был ответ, - и этим выражу Чуле свое полное презрение. Ты будешь свободен, хоть наверняка и погибнешь, разыскивая вардрулов. Но постой. Не стоит бессмысленно тратить все тепло. Такая трата была бы чудовищна.

В следующее мгновение Деврас оказался в крепких объятиях. Нечеловеческие губы впились жадным поцелуем в его собственные, и он почувствовал, как замерзает, умирает, как холод пронизывает каждую клеточку его тела. Он не издал ни звука, не пошевелился, но мысленно исходил безумным криком. Грубые, бесцеремонные ласки продолжались. Он совсем окоченел, сердце билось все медленнее, парализованные нервы уже не ощущали холода. Краешком сознания он чувствовал, что еще немного, и придет смерть. Но в этом он ошибся. Существо, не желая лишать Чулу заслуженного унижения, вздохнуло и отвалилось, лишь отчасти удовлетворив свои желания. У Девраса вырвался стон, и его поглотила Тьма.

Когда он очнулся, мир вокруг него изменился. Подвал был залит красноватым светом фонарей, от которого лица Уэйт-Базефа, Каравайз и Гроно создавали впечатление отменного здоровья и великолепного самочувствия. Деврас лежал, укрытый камзолом Уэйт-Базефа, и Гроно усердно растирал ему кисти рук. Он все еще ощущал оцепенение и немоту в членах, но предчувствие смерти миновало.

- Что произошло?

- Ничего не говорите, ваша светлость, - строго наказал Гроно. - Лежите себе тихонько и отдыхайте.

- Рэйт следил за тем, куда и как далеко вы ушли - объяснила Каравайз. - И потому приблизительно знал, где вы должны были находиться в тот момент, когда оборвалась нить. Он-то и привел нас к амбару, где мы нашли и подпол, и лестницу. Спустились и нашли вас здесь едва ли не бездыханным.