Чтение 14–й страницы книги ~Черное таро~

- Ты колючий, - сказала она, - пойдем, я тебе почитаю про волшебника Гудвина.

Игорь опустил ее на пол. Ирина стояла в дверях кухни и дымила очередной сигаретой.

- Катюша, иди посмотри телевизор, - сказал она, - нам с папой надо поговорить.

- Ну, мам!

- Иди я тебе сказала!

Катюшка надулась и пошла в большую комнату. Игорь проводил ее взглядом. Да, выросла дочка. Когда он уходил, она была совсем маленькая и не выговаривала букву "р", а теперь уже читать умеет. Игорь подобрал с пола книгу и вошел в кухню.

- Ты бы хоть в квартире не курила, - сказал Корсаков.

Ирина мгновенно ощетинилась.

- Нервы успокаиваю после того, как ты нас бросил.

- Целый год успокаиваешь? Ну и как, помогает?

- Нет! Как посмотрю на нее, на дочурку мою... - Ирина сделал вид, что голос ей изменяет, - растет, как трава придорожная...

- А ты на что?

- Ребенку нужен отец.

- Только тебе не нужен был муж.

- Не такой, как ты. Бросить меня с ребенком на руках! Мне, - она выделила голосом это слово, будто речь шла о наследнице британской короны, - мне пришлось пойти работать, а ее отдать в детский сад. Ты сам знаешь, какие дети там встречаются. С неуравновешенной психикой, из неблагополучных семей, наконец, просто дебилы! Ей только пять лет, а она уже такие слова знает, а ты...

- Не начинай все сначала, - поморщился Корсаков, - я ушел, оставив вам квартиру и все деньги, которые были...

- Думаешь я не знаю, сколько ты своей мазней зарабатываешь? Думаешь я не знаю, что ты все тратишь на водку и баб? Тебе всегда хотелось...

- Хватит, - рявкнул Корсаков, он почувствовал, как в груди закипает ярость. Нет, нельзя ввязываться в старый спор. Не при Катюшке, во всяком случае, - ты чек получила?

Ирина осеклась, загасила в пепельнице окурок и взяла из пачки новую сигарету.

- Откуда такие деньги? Ты что, банк ограбил? - спросила она.

- Тебе это важно? Картины продал. Все до одной. Не веришь - спроси у Жуковицкого.

- Так он и скажет, Жучила твой.

- Обналичь деньги сегодня же - завтра может быть поздно, открой на свое имя счет и увези Катюшку отсюда на время.

- Надолго?

- Не знаю, - раздраженно сказал Корсаков, - оставь адрес соседке, когда можно будет вернуться - я сообщу. С такими деньгами можешь забыть о работе.

- Спасибо, сама бы не додумалась. К тому же мне надо подлечить нервы.

"Нет, все-таки я правильно поступил, что ушел", - глядя на высокомерно глядевшую на него Ирину, подумал Корсаков.

- Сегодня же уезжайте, - сказал он.

- Уедем, уедем. Кто эти люди?

- Они больше не появятся, - ответил Корсаков, надеясь, что так и будет.

Из большой комнаты доносились стихотворные призывы применять исключительно новые прокладки, которые впитывают ведро жидкости, оставаясь при этом сухими. Корсаков заглянул в комнату. Катюшка лежала на диване на животе, подложив ладошки под голову и увлеченно смотрела рекламу. Захотелось присесть рядом, обнять ее, ощутить, как бьется ее маленькое сердце, почувствовать чистый запах ее волос.

Стараясь не греметь замком, Корсаков открыл входную дверь. Ирина наблюдала за ним из кухни.

- Можешь встречаться с ней раз в неделю, - сказала она, - но только трезвым, понял?

Игорь сжал до боли сжал зубы.

- Спасибо, дорогая. Скажи ей, что папу снова вызвали в командировку.

- Уж найду, что сказать. Но она растет и скоро мне придется сказать ей правду. Правду о том, что ты предпочел шлюх, проституток и всякую пьянь, вроде Лени-Шеста, а мы...

- До встречи на Канарах, дорогая, - сказал Корсаков, закрывая за собой дверь.

Возле лифта его поджидали двое. Он уже начал привыкать, что его сопровождают парами. Корсаков нажал кнопку вызова, взглянул на провожатых. Встретишь таких на улице - ничего плохого не подумаешь. Ну, в черных костюмах парни. Может они с похорон, вон и лица подобающие. Как в начале поминок, когда все еще трезвые, не рассказывают вполголоса анекдоты, не поют, сначала с надрывом, со слезой, а потом уже и с удалью, народные песни. "...в той степи-и глухой, за-амерзал ямщик!!!"

Джипы подогнали к подъезду. Мужчина, говоривший с Корсаковым, вопросительно посмотрел на него.

- Прошу прощения, - буркнул Игорь, - пришлось задержаться. Семейные неурядицы.

Мужчина кивнул и открыл перед Корсаковым заднюю дверцу. Сопровождающие его от лифта мужчины уселись с двух сторон, слегка сжав его плечами. Один из них достал из кармана черный шелковый платок, сложил его в несколько слоев и ловко завязал Корсакову глаза. Машина тронулась, в салоне было тихо. Провожатые молчали, двигатель работал чуть слышно. Игорь потянул носом. Пахло не то микстурой, не то ладаном. Он пошевелился.

- Закурить можно?

- Придется потерпеть, - голос был равнодушный, но чувствовалось, что его обладатель в дискуссии вступать не намерен.

После напряжения последних часов Корсаков почувствовал странную расслабленность - бесполезные метания закончились и впереди было что-то определенное: не было неизвестности, не было страхов... хотя нет, страх остался. Но теперь он принял конкретные формы и образы в виде людей, заставивших Корсакова сдаться.

Шелк на глазах был почти неосязаем и ему показалось, что все это уже происходило: так же везли его, завязав глаза, так же сидели рядом молчаливые спутники. Только было это очень давно. Так давно, что память сохранила лишь обрывки воспоминаний.

Он смотрел как бы со стороны на разворачивающееся действие, словно наблюдал из ложи за театральной постановкой. Вот его ведут с завязанными глазами по длинным коридорам. На нем белая рубашка с распахнутым воротом, руки связаны за спиной. В небольшой комнате с задрапированными черной материей стенами с глаз снимают повязку. На столе лежит череп, по стенам надписи: "Уходи, если тебя влечет пустое любопытство", "Не будь скрытным - мы прочтем все в глубине твоего сердца", "От тебя могут потребовать больших жертв, даже жизни, готов ли ты на это?". Что за бред: прочтем в сердце, готов ли отдать жизнь? И все же он ощущает, как начинает быстрее бежать кровь, словно вновь слышит свист пуль и звон клинков. Скука мирных дней, бессмысленные пьянки, смотры, парады... может хоть так удастся выбиться из череды тоскливых будней, обрести смысл существования?

Ему подают листок бумаги, перо, предлагают ответить на вопросы. Обязанности человека к Отечеству, к самому себе, к своим ближним? Ну что ж, его научили, что писать в ответах - извольте господа, если невозможно обойтись без этой театральщины. Снова завязывают глаза, куда-то ведут.

- Приведите его к "Востоку".

К востоку? Ах да, Восток у них - место, откуда исходит мудрость веков, или что-то в этом роде. И снова вопросы, и кто-то шепчет в ухо, что нужно отвечать. Холодная сталь упирается в грудь, острие прокалывает кожу. Бывало и хуже. Бывало, что не только шкуру, но и тело пробивала насквозь сталь или свинец.

- Ты жаждешь света и хочешь стать членом нашей ложи?

Откровенно говоря, мне все равно, но, почему бы не попробовать?

Левую руку окунают в воду, кто-то тычет в вену острием, по руке течет что-то теплое. Кровь? Нет, господа, я знаю, как стекает кровь и тело становится словно чужим. Ваши ужасы до ужаса театральны, уж простите за каламбур. Зачем мне это? Господи, что я здесь делаю?

Но вот повязка снята. Свечи, люди в темных одеждах поздравляют, жмут руку. Смешно... Лица серьезные, как у заговорщиков: Пестель, Каховский, Рылеев. Неужели я один такой - великовозрастный болван, попавшийся на эту удочку? Нет, вот там, у стены Волконский. Прячет лицо в тени. Что, князь, и вам захотелось разгорячить кровь если не в сражении, то принадлежностью к тайному обществу? Свобода, равенство, братство? Уроки, приобретенные у побежденных впрок не идут, вы не забыли? Или вы и впрямь метите в Наполеоны? А если впереди не скипетр, а виселицы и каторга? Многие ли из вас останутся верными клятве? Сомневаюсь...

- Выходите.

Корсаков не сразу понял, к кому обращаются, так как весь еще был среди ниспровергателей царских оков. Его взяли под локоть, помогли выйти из автомобиля. Вместе с провожатыми он поднялся по нескольким ступенькам. Пол дрогнул, на мгновение ушел из-под ног. Похожее ощущение Корсаков испытал в скоростном лифте на Останкинской башне. Леня, помнится, любил ресторан "Седьмое небо" и они были чуть ли не завсегдатаями этого заведения. А потом башня сгорела. Хорошо горела башня - Леня рассказывал, как привез раскладной пластиковый стол с зонтиком, стулья, купил выпивку и устроился с комфортом посмотреть, как горит чудо инженерной мысли. То ли он слишком картинно выпивал, то ли уже забыл, как гордилось старшее поколение москвичей Останкинской телебашней, но через пятнадцать минут его поколотили, сломали стол и стулья, а явившаяся на крики милиция забрала его в вытрезвитель, хотя напиться он еще не успел.

Несколько шагов вперед, хлопнула дверь, с глаз Корсакова сняли повязку и он, моргая, огляделся. "Все-таки они сектанты", - подумал он, не очень удивляясь обстановке. Видимо, был подготовлен постными лицами своих похитителей и их почти монашеским облачением к чему-то подобному.

Он стоял перед обширным столом, занимавшим треть кабинета. Стены были обшиты деревянными панелями, вдоль стен располагались книжные полки. Напольные канделябры, каждый на три свечи, освещали кабинет, оставляя в углах полумрак. Под высоким потолком, судя по отблескам света, угадывалась тяжелая хрустальная люстра. Было тихо, как в могиле, только потрескивание свечей нарушало эту загробную тишину. За столом, откинувшись на спинку кресла, сидел его новый знакомый - мужчина со значительным и волевым лицом. Слева от него стоял серебряный подсвечник. Приглядевшись, Корсаков узнал его - это был подсвечник из потайной комнаты, которую они с Трофимычем обнаружили в особняке на Арбате. Руки мужчины лежали на подлокотниках, а сам он, склонив голову, наблюдал за Корсаковым.

- Ну, и как впечатление? - спросил он.

- Впечатление такое, что мы в склепе, - ответил Корсаков, и опустился в кресло, стоявшее перед столом. "Немного нахальства не повредит, - подумал он, - хотели бы убить - уже убили бы".

Мужчина подался вперед и взял что-то со стола. Игорь разглядел футляр с картами Таро, который у него забрали еще в квартире Ирины. Тогда он не придал этому значения, теперь все выглядело совсем по-другому.

- Так вот зачем я вам был нужен, - сказал он. - Неужели эта колода настолько ценная, что стоит нескольких человеческих жизней?

- О стоимости подобных вещей могут судить лишь знающие их назначение, - мужчина поднял руку.

Из- за спины Корсакова возник слуга, а может охранник, с серебряным подносом в руках. На подносе одиноко возвышался пузатый бокал, на треть наполненный темной жидкостью.

- Прошу вас, - хозяин кабинета сделал приглашающий жест.

- Знаете, я как-то не испытываю жажды, - отказался Корсаков.

- Боитесь, что отравим? Ну, подумайте: нужна нам ваша смерть или нет?

Корсаков честно подумал и взял бокал.

- Не представляю, зачем вам все это нужно. У меня от происходящего ощущение плохого спектакля, - он поднял бокал, - ваше здоровье э-э... простите, не знаю, как вас величать.

- Ну, скажем, Иван Иванович, - усмехнулся мужчина.

- Банально.

- Тогда: Александр Сергеевич.

- Нескромно.

- Выбирайте сами, уважаемый Игорь Алексеевич, однако, не заставляйте меня ждать, - в голосе мужчины зазвучал металл, глаза впились в Корсакова.

Игорь вздрогнул, почувствовав, как мешаются в голове мысли, слабеет воля. Разозлившись, он сцепил зубы, прогоняя морок, качнул бокалом, приветствуя хозяина кабинета и, глядя ему в глаза выцедил напиток. Слуга услужливо подставил поднос. Демонстративно занюхав рукавом, Игорь брякнул бокал на поднос и полез в карман за сигаретами.

"Александр Сергеевич" криво усмехнулся, повел ладонью, отсылая слугу.

- Слушаюсь, магистр, - тихо сказал тот, склонившись в поклоне.

- Магистр? - Корсаков приподнял бровь.

- Так меня называют соратники.

- Средневековье какое-то, - хмыкнул Корсаков, сладко затягиваясь сигаретой и картинно выпуская дым к потолку. - Инквизиция возрождается, но тогда вы не Александр Сергеевич, а Торквемада, или Игнатий Лойола.

- Кажется, такое поведение называется нынче: "кинуть понт", да? - усмехнулся собеседник.

- Именно, - кивнул Корсаков.

- Вы узнали вкус напитка?

- Такое не забывается.

- Правильно, это тот самый коньяк, Игорь Алексеевич. С тех пор, как комнату замуровали, прошло ровно два века без десяти лет. Вы немного поторопили события, когда сломали стену - звезды займут требуемое положение только завтра в полночь. Особняк был куплен нами в ожидании положенного часа.

- Зачем тогда надо было нанимать нас ломать стены?

- Это не мы вас нанимали, уважаемый. Это, так сказать, конкурирующая организация. Увы, мы пустили дело на самотек, даже не оставили человека присматривать за домом, за что и поплатились. Они вас подставили, милейший Игорь Алексеевич.

- Надо было охрану нанять, - коньяк ударил в голову Корсакову, он осмотрелся в поисках пепельницы, не нашел и стряхнул пепел на пол.

- В охране не было необходимости.

- У вас там сигнализация, что ли, была?

- В некотором роде - да. Никто чужой открыть комнату не мог, - магистр замолчал, как бы давая Корсакову время обдумать его слова.

- Как видите - смогли. Я и Трофимыч... - Игорь осекся, уставившись на собеседника, - простите, что вы сказали?

- Чужой открыть комнату не смог бы. Да, да, Игорь Алексеевич. Вы - не чужой. И видимо у вас были свои мотивы, мне неведомые, если вы сломали печать раньше времени. А как только печать была сломана - мы об этом узнали.

- Свой - чужой... что, опознаватель, как в авиации? А мотивов у меня не было, обычное любопытство, - Корсаков закинул ногу на ногу, - что за мистические бредни вы мне рассказываете, милостивый государь.

- Не забывайте, где находитесь, господин Корсаков, - собеседник лишь немного повысил голос, но эхо его прокатилось меж стен, отражаясь от резных панелей, - у нас к вам еще много вопросов и будем мы говорить, как друзья, или в ином качестве, зависит от вас.

- Друзья? Вы зачем Трофимыча убили? - угрюмо спросил Корсаков, подавшись в кресле вперед, - чем он вам помешал?

- Вот он как раз был чужой, - отрезал магистр.

- А банкир?

- Тоже.

- Леонид Шестоперов?

- Это еще кто? - удивился собеседник.

- Художник. Ваши подручные его изуродовали.

- А-а, это с кем вы коньяк продавали. Нет, это не наша работа. Тут мы опоздали, не то... Кстати, ни банкир, ни ваш Трофимыч не знали ничего, о чем мы спрашивали. Они случайно прикоснулись к тайне. По вашей вине, между прочим. Пришлось подарить им покой.

- Надеюсь, меня вы избавите от такого подарка, - Корсакову вдруг показалось, что в комнате стало холодно. - А для чего вы устроили пожар в мастерской?

- Не много ли вопросов, Игорь Алексеевич? - снова усмехнулся собеседник, - впрочем, я понимаю ваше любопытство. Пожар устроили не мы. Человек, которому мы поручили купить у вас две картины, проявил излишнюю самостоятельность и чрезвычайную жадность. Видимо, он решил, что если мы платим за картины хорошие деньги, то кто-то заплатит больше. Уж не знаю почему, но не найдя нужных картин, он украл, что смог и устроил в вашем жилище пожар. Он ошибался - картины нужны нам не потому, что написаны вами, а из-за того, что на них изображено. Почти двести лет назад ваш предок неосторожно, сам того не ведая, наложил на свой род нечто вроде заклятья. Его потомки ощутили это на собственной судьбе, а в вас, уважаемый, заклятье проявилось наиболее неприемлемым для нас порядком. То, что вы изобразили на полотнах, это отголосок так называемых наведенных сновидений. Обычно они забываются, стоит человеку проснуться. Вы их понять не в состоянии, но сведущему человеку они кажут много. Непозволительно много. Скупщик картин был нами наказан за инициативу.

- Вечным покоем?

- Нет, вечными муками. Позвольте не пояснять, какими способами можно превратить человека в растение, оставив ему разум, чтобы до конца осознавать свое падение. Но среди украденных им картин мы не обнаружили нужные нам. Где они?

- В надежном месте, - мстительно сказал Корсаков.

- У нас есть их репродукции. Во время одного из ваших э-э... загулов, уж простите за такое выражение, наш человек сделал с картин копии, но нам хотелось бы иметь оригиналы. Вот, полюбуйтесь - он достал из стола фотографии и пустил их по столу в сторону Корсакова. Тот на них даже не взглянул, - вы понимаете эти знаки?

Корсаков опустил глаза и увидел увеличенный фрагмент картины "Знамение".

- Ни черта я не понимаю, - раздраженно сказал он, - написал что-то в полубреду. Что взбрело в голову, то и изобразил. Я даже не знаю, на каком это языке.

Магистр поднялся из кресла и, подойдя к полкам, достал увесистый фолиант. Вернувшись к столу, он раскрыл книгу и положил ее перед Корсаковым.

- Это не язык. Это, молодой человек, шифр тамплиеров. Текст, который вы изобразили на картине, представляет собой недостающую запись из блокнота человека высокого уровня посвящения. Сам текст является предсказанием всех существенных событий в России, начиная с тысяча восемьсот двенадцатого года по год нынешний. Запись была утрачена и мы не знали, по какому сценарию будут развиваться события, а следовательно не могли вмешаться. Человек, записавший эти знаки, по нашей терминологии назывался сдающим. Он был немолод, но вполне здоров и погиб случайно. Ни ученика, ни наследника, которому он передал бы свои знания, он не оставил. Только этим объясняются потрясения, обрушившиеся на страну. Самые могущественные люди, Высшие Посвященные, были слепы и бессильны, - в голосе магистра зазвучала неподдельная горечь.

- Но я-то в чем виноват? - спросил, невольно проникаясь состоянием собеседника, Корсаков.

- Вы конкретно ни в чем. Даже предок ваш, Алексей Васильевич Корсаков, тоже ни в чем не виноват. Разве что в излишнем стремлении проявить героические свойства своей натуры. Юности присуща тяга к подвигу. Его горячность стоила очень дорого, хотя без его вмешательства все стало бы еще хуже. Не подозревая, он оказал ордену услугу. Возможно, я как-нибудь расскажу вам подробности этой истории - она записана со слов присутствующего при тех событиях хорунжего Войска Донского Георгия Ивановича Головкова. Однако, вернемся к картине и к колоде карт. Да, да, Игорь Алексеевич, - утвердительно кивнул магистр, заметив недоуменный взгляд Корсакова, - карты Таро играют в нашей истории одну из центральных ролей. Таро Бафомета - одна из главных тайн истинного масонства. В мире существует лишь девять колод, изготовленных правильным способом. Два века Высшие Посвященные, правящие Россией, били лишены возможности выполнять собственные расклады и были вынуждены плестись в хвосте событий. Сдающий карты - человек с особым даром медиума и провидца. Он не только способен по картам предсказать будущее, но и структурировать ход событий. Иногда, угадав расклад, проведенный сдающим из противоборствующего ордена, он может переиграть, круто изменив предначертанное. Это - битва за Будущее, истинная астральная битва. А в мире профанов, на физическом плане, текут вследствие этой битвы реки крови. И вот мы лишились и сдающего и самих карт - где они были спрятаны, знал только сдающий. Подозреваю, что он хотел уберечь карты от превратностей войны, но судьба распорядилась иначе. В истории ордена было много драматических событий, но ни одно не сравниться по трагизму с ситуацией, возникшей осенью тысяча восемьсот двенадцатого года. Ни одно: ни узурпация власти Капетингами, ни истребление катаров, ни разгром тамплиеров...

Магистр поднял голову, и стал говорить, закрыв глаза, будто каждое слово было отпечатано в его сознании, как на вековых скрижалях. Голос его завораживал, заставлял видеть словно воочию историю возникновения ордена рыцарей храма.

По словам магистра выходило, что тайные знания достались тамплиерам от еще более древнего ордена катаров. Собственно это был даже не орден. А религиозное учение, ведущее свою историю чуть ли не с дохристианских времен и впитавшее в себя многие знания египетских жрецов, греческих оракулов, иудейских мистиков. Когда катары были уничтожены, они смогли сохранить основные реликвии. Их последний оплот, замок Монсегюр, почти год выдерживал осаду королевских войск. Когда же защищать крепость уже не было возможности, четверо Совершенных спустились ночью со стен крепости, стоявшей на скале. Они сохранили и передали рыцарям храма священные реликвии и тайные знания, с помощью которых тамплиеры вершили, и до сих пор вершат судьбы мира, оставаясь в тени.

Орден может менять названия, как случилось, когда Филипп Красивый в четырнадцатом веке уничтожил Орден Храма, но череда Великих Магистров не прервалась ни на мгновение и цели ордена остались прежними: борьба с темной сущностью, битва с навязанным человеку мировоззрением и ложной религией. Перед Корсаковым постепенно по-иному вставали события произошедшие с ним и многие исторические факты. Трудно сказать, что заставило его затаив дыхание слушать магистра: завораживающий голос, обстановка кабинета, а может, что-то было добавлено в коньяк. Поддавшись магическому голосу магистра Корсаков, казалось, оставил кабинет, окутанный полумраком и взлетел в невозможные выси, откуда смотрел на происходящее на Земле, не в силах вмешаться и с горечью осознавая свое бессилие. По словам магистра, услуга, оказанная Алексеем Корсаковым ордену, настолько велика, что милость Посвященных распространилась на его потомков.

Магистр углубился в историю ордена, приподнял завесу над его высшей тайной. Корсаков, считавший себя православным христианином, даже оторопел. Бог, говорил магистр, нависнув над креслом, в котором сидел Игорь, на самом деле проиграл битву Люциферу, падшему ангелу, бывшему ангелу света. Библия перевернула все с ног на голову и в следствии этого является "сатанинской книгой".

- Она написана отродьем, сделанным из глины и праха, а женщины созданы из ребер глиняных истуканов, - голос магистра давил, заставляя отбрасывать сомнения, проникал, казалось, в подсознание, изменяя устоявшиеся понятия, нарушая привычную суть вещей, замещая впитанное в кровь и плоть поколениями предков. - Адам и Ева были игрушками, глиняными болванчиками, сотворенными Богом ради потехи. Ради потехи он и приказал ангелам поклониться истуканам и Люцифер восстал, и низвергнут был Бог во тьму Космоса! А Люцифер накрыл Землю, сотворенную им, своим звездным плащом, дабы защитить от тлетворных флюидов, посылаемых Богом своим "избранникам", заселившим Землю, как тараканы. Они называют это благодатью, - воскликнул, воздевая руки магистр, - они мелочны, они завистливы, они трусливы! Они нарушили все заповеди, ими же придуманные. Они люто ненавидят детей Люцифера - гордых, свободных, мужественных, способных на творческий порыв и готовых сражаться до последней капли своей звездной крови хоть с самим господом, как сражались черные ангелы Люцифера! - магистр вытер рот платком, присел на край стола, - я немного разгорячился, но донести до вас суть проблемы иначе не получится. Так вот: карты Таро - проверенный и самый эффективный способ сношений человека с Повелителем. В этом их ценность и опасность. Люцифер способен выполнить любое пожелание своих детей, даже, если оно противоречит тому, что попросил другой орден. Побеждает тот, кто способен победить. Таков закон Люцифера, - магистр закончил монолог и, вроде бы даже обессиленный всплеском энергии, перебрался в кресло.

Корсаков долго молчал, пытаясь уместить в голове услышанное.

- Нелегко поверить в то, что вы говорите, - наконец сказал он.

- Никто и не требует от вас слепой веры в мои слова. Достаточно будет, если вы поверите в себя, Игорь Алексеевич.

- Не понимаю, о чем... - внезапно Корсаков опомнился: а почему это перед ним открывают такие тайны? - Вы не боитесь так откровенничать, Александр Сергеевич? - спросил он, - все-таки я не принадлежу к ордену.

Магистр молча открыл футляр с картами и бросил его на стол. Футляр был пуст.

- Карты пропали, Игорь Алексеевич.

- Но они были там еще сегодня утром!

- А вы заглядывали в футляр? - спросил магистр и Игорь вспомнил, что в последний раз он держал карты в подмосковном особняке, который реставрировал Воскобойников. - Здесь не показывают фокусы, - устало проговорил магистр, - хотя и умеют творить чудеса. Я раскрыл перед вами тайны ордена, чтобы вы поняли, насколько карты Таро важны для нас. Вы должны вернуть карты завтра до полуночи. Торопитесь! Если вы до срока не положите их на место, из бокала, как давеча коньяк, вы выпьете кровь родных и близких. Услуга, оказанная ордену вашим предком, не перевесит обладания Таро Бафомета.

- Черт бы вас побрал! - в сердцах воскликнул Корсаков, - где я буду ее искать? Спросите где карты у своих людей, которые пытались обворовать меня в метро, а потом, переодетые в милицейскую форму, хотели похитить.

- Это были не наши люди, - магистр исподлобья взглянул на Игоря, - вы сможете их описать?

- Одного смогу довольно точно: высокий, лет тридцати пяти, от левой брови вниз тянется небольшой шрам и глаз от этого слегка перекошен.

- Это не наш человек.

- Ваш, не ваш - мне без разницы! Еще меня преследовали на автомобиле "Опель" с затемненными стеклами, модель я затрудняюсь определить.

- Это не наша машина.

- А мне плевать! Я не желаю вступать в мистические разборки, - разозлился Корсаков, - я не просил меня привлекать в ваши игры и судьбы мира я решать не желаю. Почему бы вам самим, таким могущественным, не найти колоду? Погадайте на кофейной гуще или потаращитесь в хрустальный шарик. Если сами не можете, то я могу порекомендовать неплохую гадалку...

- Ваша гадалка едва не обрела способность общаться с потусторонним миром без посредников, - проскрипел магистр. Видно было, что он тоже вышел из себя, - и все благодаря вам. Поймите, мы не можем найти то, что потеряли вы! Увы, Игорь Алексеевич, нашего могущества едва хватит, чтобы защитить вас от тех, кто жаждет завладеть картами. Поверьте на слово, в эти дни погиб не один, чья жизнь во сто крат ценней жизней сотен глиняных истуканов. Идет битва, в которой победитель получит право владеть будущим. Слишком ценный приз, чтобы тратить время на выбор средств. Вам потребуются сила, мужество и вера. Если иссякнут силы, покинет мужество, бойтесь утратить веру. Без нее вы обречены.

Корсаков в отчаянии всплеснул руками.

- Но почему я?

- Никогда не задавайте этот вопрос. Особенно в таких делах. Клянусь, - магистр приподнял ладонь, будто и впрямь собирался давать клятву, - будь моя воля, я бы избавил вас от такого бремени и выбрал более подготовленного человека. Но, - он поднял палец, - чтобы изменить предначертанное требуется пролить реки крови, - магистр поднялся из кресла и выпрямился во весь рост. - Ступайте. Крылья Люцифера над вами!

Игорь не услышал, как вошли охранники. Его подняли из кресла, магистр взял со стола подсвечник, приподнял его и последнее, что увидел Корсаков перед тем, как ему завязали глаза - бронзовое изображение крылатого солнца за спиной у магистра.

Глава 10

Снова джип, только на этот раз рядом с Корсаковым был один охранник. "Доверять, что ли стали", - подумал Игорь. Машина кружила по городу, а он пытался по слабым звукам, доносившимся снаружи, определить, по каким улицам они едут. Но что можно определить по какофонии автомобильных сигналов, шелесту проезжающих рядом машин, изредка доносившимся голосам пешеходов. Все же у Корсакова создалось впечатление, что они если и не кружили вокруг одного района, то за город не выезжали наверняка.

Наконец джип остановился, с глаз Игоря сняли повязку. Охранник вышел из машины, распахнул перед Корсаковым дверь. Щурясь на заливающий улицы свет фонарей, он выбрался из джипа. Его высадили на Страстном бульваре, позади кинотеатра "Пушкинский". Возможно это было сделано специально, чтобы показать, что они знали, откуда он звонил на квартиру бывшей жены. Охранник, даже не взглянув на Корсакова, сел в машину и джип укатил по направлению к Петровке.

Игорь посмотрел на часы, было половина десятого вечера. Итак, у него есть чуть больше суток, чтобы отыскать карты Таро, а потом... что случится потом, лучше не думать. Подумать надо, где он мог потерять колоду, или где ее могли позаимствовать.

Корсаков спустился по бульвару, купил в летнем кафе бутылку пива и устроился на скамейке в конце бульвара, наискосок от Литературного музея. После сырой и холодной погоды последних дней вечер казался на удивление теплым. На соседних скамейках шумно гуляли студенты Авиационного технологического института, находившегося неподалеку, но Корсаков сидел один, чему был очень рад. Столько обрушилось на голову в последние часы, что надо было разложить все по полочкам. Если раньше он мог при возникновении каких-то проблем для начала хорошенько выпить, чтобы, как говорил Леня: смыть шлаки мыслей и оставить зерно сути, то теперь пьянствовать просто не было времени. Да и не хотелось ему напиваться. В ушах все еще звучал низкий голос магистра, рассказывающий о Боге, о Люцифере и его детях. Дочка, наверное, проплакала весь день, когда обнаружила, что папа опять уехал в командировку. И где-то в морге лежал Трофимыч с перерезанным горлом, убитый банкир со своей взбалмошной подругой, а где-то заживо гнил Жучила. Говорили ему: жадность фраера погубит, так он смеялся - сами вы фраера, а я бизнесмен. Вот и досмеялся. А когда все закончится, надо будет узнать, в какой больнице лежит Леня-Шест и навестить. Только без водки: фрукты, сок, ну, пиво. Нет, пива тоже не надо...

Корсаков обнаружил, что бутылка опустела, выбросил ее в урну и, купив еще одну, вновь присел на скамейку. По площади Петровских ворот крутились машины: одни сворачивали к Тверской, другие летели дальше, к Каретному Ряду, подгоняемые мигающими глазами светофоров. Живут же люди, позавидовал он. Учатся в институтах, охмуряют однокурсниц, едут в кино или в ресторан и не подозревают, что Бог давным-давно проиграл битву за умы и души людские Люциферу, а сами они - дети глиняных болванчиков, сотворенных забавы ради.

Где он мог потерять карты? Причем вот что странно: если бы потерял, то наверное уж вместе с футляром. Корсаков вспомнил, как раскладывал карты на столе у камина в гостях у Воскобойникова. Собрал он их потом, после того, как привидилась ему Анна Александровна из девятнадцатого века, или не собрал? Футляр был в кармане, когда он приехал в Москву. Потом: Арбат, встреча с участковым, бегство по переулкам. Опять же - мог выронить, пока прыгал через кусты и метался по подворотням, но только вместе с футляром. Затем - Анюта... Корсаков почувствовал теплоту в груди. Все-таки приворожила его девчонка. Он вспомнил проведенную с девушкой ночь и поспешно хлебнул пива, чтобы успокоиться. А мы еще ничего! Еще кое-что можем, а опыта нам не занимать...

- Позвольте присесть?