Чтение 14–й страницы книги ~Тень воина~

Стоянка моментально наполнилась криками, стонами, воплями ужаса и боли - ратники, верные приказу, мчались через половцев молча, рубя направо и налево. Те, кто избежал удара от первого всадника, падали от клинка следующего; миновавшие первых двух гибли от оружия третьего или четвертого охотника. Невредимыми счастливчиками оказались лишь те, кто уже спал, опившись кумыса или сомлев от усталости, кто не рискнул вскочить, поднять голову и теперь сонно зашевелился, всё еще ничего не понимая, - а широкая волна всадников смерти уже умчалась обратно, в черноту ночи, откуда выхлестнула всего на несколько долгих мгновений.

Обогнув Волчий бор, Олег своим наговоренным глазом сразу заметил многосотенный табун, что мерно колыхался примерно в двух километрах от вражеского лагеря. Однако не удержался, вместе с остальными воинами промчался по краю лагеря, затаптывая и рубя очумелых от ужаса половцев, и только потом повернул влево.

- Ох, и возненавидят же они нас за это, - пробормотал Лабута, несшийся галопом бок о бок с ведуном. - Не простят.

- Можно подумать, раньше они нас любили и с пирогами тут ждали, - хмыкнул Олег. - Хуже, чем было, уже не станет. Да и не собираюсь я ни у кого прощения просить... Интересно, сколько пастухов возле табуна?

- Десятка два, не менее...

То ли крики убиваемых сородичей слишком далеко разнеслись по тихой ночной степи, то ли Велес решил указать своему воеводе, где искать врагов, - но от табуна отделились двое всадников, поскакали навстречу.

- Видишь кого, Лабута? - на всякий случай поинтересовался Олег, не в силах отделаться от ощущения, что, коли он видит степняков, то и те должны его видеть.

- Где? - не понял бортник.

- Мечи наголо, - приказал ведун и первым вытащил саблю.

Впрочем, помощи от охотников не потребовалось. Никто даже не понял, что случилось. Олег направил свою гнедую между половцами, один из которых скакал на несколько шагов впереди другого. В тот миг, когда первый степняк только начинал щуриться, слыша топот копыт и различая над снежным ковром неясный силуэт, ведун уже заносил саблю. Свист разрезаемого воздуха, взмах влево, вправо - и остальной отряд наткнулся уже на мертвые тела, еще не успевшие выпасть из седла.

- Готовьтесь, скоро уже, - тихо предупредил Середин. - Рубите всех, пока не разобрались.

Он видел десятерых пастухов, которые что-то оживленно обсуждали, поглядывая в сторону далеких костров. Сейчас бы их на рогатины взять, дружным копейным ударом... Увы, придется обходиться клинками. Приближающихся врагов степняки не различили, но услышали:

- Ты ли это, Гюрги? - выкрикнул один.

- Не я! - громко и уверенно ответил ведун, налетая на его коня, и рубанул поперек лба. Степняк отвалился, остальные схватились за мечи. Вытянувшись вперед, Олег достал кончиком сабли до горла еще одного пастуха, прочие ратники тоже кололи со всех сил каждого, кто попадался на глаза. В этот миг Середин больше всего боялся, что они впотьмах перебьют друг друга, а потому, не видя больше врагов, закричал:

- Всё! Мечи в ножны, всё! - Воины послушались.

- Саблю мою видите?! - несколько раз взмахнул ею вперед-назад ведун. - Видите? Туда табун гнать надобно. Он перед нами в сотне шагов. Так что в стороны расходитесь и гоните, так чтобы костры лагеря половецкого по правое плечо оставались. Вперед, погнали!

- Хоть бы факел какой запалить, - пробормотал Лабута.

Охотники разъехались в стороны где-то на сотню метров. Бортник залихватски засвистел, свист тут же подхватили все остальные и дали шпоры коням, скача наугад к невидимым пока лошадям. Табун же дрогнул, послышалось ржание, крайние скакуны попытались кинуться прочь, но тут двинулись остальные кони и, набирая скорость, помчались к далекому Олыму. Тяжелый гул скачущего табуна подбодрил ратников, разбойничий посвист, прерываемый громкими выкриками, стал веселее.

Олег оглянулся и увидел одинокий костер неподалеку от места последней стычки. Рядом, растерянно глядя вслед уходящему табуну, стояли двое половцев в длинных халатах.

* * *

Возле рощи Олег позволил рати простоять целый день. Отдых нужен был всем - и людям, что шесть дней не пробовали горячей пищи, и скотине, не привыкшей к долгим переходам. Да и лошадям не мешало порыться в снегу, выкапывая мерзлую прошлогоднюю траву. До Олыма оставалось еще три верховых перехода. Или - девять дней с груженым обозом и медлительными отарами. Утешало одно: захваченная скотина опустошила уже несколько повозок с капустой и репой, и теперь Олег мог нагрузить на них дрова.

Как бы хотелось погнать всю огромную массу людей, животных, телег со скарбом во весь опор, домчаться за два бессонных перехода до родных мест, раствориться среди лесов, укрыться за засеками и незамерзающими топями! Да только живые они все, живые. Ноги стаптывают, устают, есть-пить-спать хотят. А потому и пройти могут за день всего ничего, как ни торопи. Воины еще пели у костров заунывные песни и от пуза объедались свежим мяском, а ведун мыслями был уже в будущем, примерно за три дня тому вперед.

Половцы находятся дома. Они могут без опаски оставить своих раненых под присмотром тех, кто пострадал не так сильно; они могут послать за новыми конями в совсем не далекие кочевья. Сколько дней уйдет на то, чтобы снова поднять степняков в седло? Четыре? Пять? Еще за день они без особого труда нагонят тяжело уползающих, обожравшихся добычей чужаков. Получается, больше чем на день спокойного пути рассчитывать нельзя. А потом...

* * *

- По-оловцы! - этот тревожный клич Олега ничуть не удивил. Разве только то, что появились они так поздно - до следующей рощи оставался всего один переход. Он оглянулся, глядя, как темнеет горизонт от сотен всадников. Похоже, не меньше полутысячи воинов собрать успели.

- Захар! Буривой! Кожемяка! Княжич! - громко позвал ведун. - Воинов сюда собирайте! А то как бы опасность не прозевали...

За несколько спокойных дней охотники растянулись вместе с обозом. Кто-то ехал далеко впереди, рядом с раненым товарищем или родичем, кто-то болтал с гонящими стада пастухами, кто просто затесался где-то в середине, никуда не торопясь и не отставая

- Сюда! Сюда! К воеводе все! К воеводе! - покатилось вперед по растянувшемуся на несколько верст обозу. Олег с тревогой оглянулся назад: нет, уверенные в том, что добыча не уйдет, половцы не спешили, берегли коней для последнего рывка. Значит, успеют свои собраться.

- Луки! Луки готовьте! - крикнул вперед Середин. - Колчаны со стрелами заберите, коли у кого на заводных.

Вскоре стали доноситься громкие крики кочевников. Кажется, предлагали сдаваться. Обещали быть добрыми хозяевами.

- Княжич, твои бойцы - стрелки хорошие? - поинтересовался Олег у боярского отпрыска.

- Ну, коли с палубы бить, то не жаловался никто, - усмехнулся тот. - Не доживали.

- Тогда вы с Захаром по правую руку обоз прикройте, а то у суравских людей маловато.

- Ладно, кузнец, сделаю, - снисходительно согласился ватажник.

- Ты, Кожемяка, со своими, левую сторону прикрой.

- Сделаю, воевода.

- Ну, а мы, Буривой, вместо хвоста при обозе останемся, - кивнул горожанину ведун.

- Дядя Олег, они нас побьют? - Одинец, правая рука которого была туго замотана в лубки, продолжал честно возить за воеводой Багряную Челку. За несколько дней он отлежался, ноги начали слушаться, и паренек предпочел перебраться с тряской арбы в удобное седло.

- Пока не знаю, - пожал плечами Середин. - Но только не скоро это случится. Сперва друг друга попытаем, у кого стрел больше в запасе, у кого терпения больше, кто лучше за ворогом следит. До реки еще семь дней пути. На всё времени хватит.

Половцы, наконец догнав своих обидчиков, попытались обойти обоз справа. Тотчас у воинов Захара и ватажников защелкали луки. У половцев слетел с коня один всадник, и они, выпустив в ответ несколько стрел, качнулись влево. Тотчас начали бить луки горожан, рассаживая между половецкими всадниками тонкие опушенные древки. Степняки тут же отстали, попытались обойти охотников Кожемяки. Потеряли еще одного коня, отпрянули назад.

- Чего они делают? - не понял Одинец.

- Проверили, как в отрядах с лучниками. Сделали выводы. Сейчас прикидывают, как нас проще взять, чтобы потерь особых не получить.

И вправду, половцы разделились на два отряда чуть меньше, чем по три сотни в каждом, попытались охватить обоз с двух сторон сразу. В воздух взмыли стрелы.

- Дай-ка я тебе щит с луки седла за спину закину, - предложил Олег, помог раненому мальчишке, потом прикрыл свою спину тоже.

- Они сейчас накинутся?

- Нет, - покачал головой Олег. - Зачем им так сразу на мечи наши кидаться? Любимая тактика кочевников - это сперва коней у противника перебить, а уж потом его, пешего, и прикончить. Загнать, все жилы вымотать. На свежего ворога кидаться они страсть как не любят...

И действительно, держась на удалении чуть больше полукилометра, половцы не очень плотно, но постоянно пускали стрелы. Час за часом, километр за километром. До сумерек охотники потеряли шесть коней - падение каждого всадника степняки встречали криками восторга. Однако отряд останавливался, отстреливался, выжидая, пока неудачник снимет со скакуна упряжь и сядет кому-нибудь за спину, после чего всадники уносились вперед а ратник вскоре возвращался в строй на заводном коне. Половцы потеряли пять лошадей - но они даже не останавливались. Всё едино заводные шли позади конницы. Степняк дожидался их, ловил себе скакуна - и вперед, обратно на передовую.

Когда стемнело, ратники Буривого под прикрытием двух отрядов составили повозки в круг, выстроив импровизированную крепость, за стены которой и отступили остальные. Степняки остановились примерно в двух километрах от лагеря.

- Что делать станем, воевода? - собрались после ужина вокруг Багряной Челки старшие. - Половцев, почитай, втрое супротив нас ныне будет, коли не вчетверо. У нас не один десяток за скотиной смотреть должен да за повозками присматривать.

- Пленных связать, на козлы освобожденных невольников посадить, дабы обоз вели. Из раненых тех, кто на ногах стоит, заместо пастухов пустите, а всех способных тетиву натянуть - сюда.

- Ты чего, оглох, кузнец?! - повысил голос Княжич. - Их втрое больше будет. Коли до сечи дойдет, перебьют усех до последнего! Отрываться надобно, кузнец, отрываться!

- Не ори, не в море, - спокойно осадил ватажника Середин. - Это на воде следов не остается, чтобы в темноте смыться можно было. А здесь, коли сейчас тайком уйдем и всю ночь спешить станем, всё едино завтра же догонят. Пусть лучше отдохнут люди, завтра бодрее будут. Как сегодня шли, так и пойдем, стрелами степняков отгоняя. В сечу они не полезут, чтобы за каждого из нас одного своего положить, и то при лучшем раскладе. Нам главное до Олыма дойти. Там, на узкой реке среди лесов, им нас никак не обойти будет, только сзади скакать. Опять же, припаса-то у них нет, второпях сбирались. А в зимнем лесу лошадям жрать нечего. Нам надобно только семь дней пути продержаться. Хотя нет, теперь шесть.

- Как выдержим столько, воевода? - подал голос Буривой. - За сегодня половину стрел уже расстреляли.

- Как это половину?! - вскинулся Олег. - Я же по двести стрел на нос просил запасти! Кто это тут исхитрился сто стрел выпустить, хочу я знать? Хоть один из ратников твоих это смог?

- Ну, не половину, - смутился старшой. - Треть, наверно. Мы ведь, воевода, и в сече перед кочевьем пускали их, сколько успели. А собрать все не смогли, не нашли. Да часть порчеными оказались, поломанными.

- Значит, старайтесь экономить, - сухо посоветовал ведун. - Шесть дней.

- Налететь надобно, пока темно, - опять втиснулся Княжич. - Как там, у Волчьего бора! Налететь, да порубить нежданно.

- На месте степняков после такого налета я бы обязательно округ лагеря засеку из копий поставил. Чтобы в темноте самые умные на них сами поналетали. Не уверен, Княжич, что кочевники сильно глупее меня. Вопросы есть?

- Мы еще узнаем, кто глупее, кузнец, - сквозь зубы процедил ватажник и пошел к своим.

- Ладно, до утра, - кивнули Захар и Буривой.

- Но с тем ночным наскоком ты добро придумал, - добавил от себя Кожемяка.

Ночь пролетела быстро, а с первыми лучами половцы уже закружили вокруг лагеря, метая стрелы всего с пары сотен метров. Чтобы их отогнать и безопасно собраться в путь, пришлось стрелять. Мчащийся всадник - не самая лучшая цель, а потому удалось подстрелить всего шесть лошадей и одного бедолагу, который неудачно вылетел из седла, а потому не убежал прочь, а медленно похромал к своим. Потом из-за телег начали выходить ратники - первыми Олег нарочно выпустил ватажников, с их полным доспехом, сверкающим, как новенькое серебро.

Степняки попытались приблизиться всем отрядом, но ливень стрел вынудил их отойти, оставив еще трех коней. Обоз медленно развернулся, вытягиваясь в походную колонну. Кочевники попытались зайти с одной стороны, с другой, потом опять разделились, подступая всякий раз, едва охотники переставали работать луками - а потому экономить стрелы никак не получалось. Но самое неприятное - их не удавалось собирать. Ни свои, ни чужие - ратники не могли позволить себе остановиться, пройтись по снегу, выдергивая вестниц смерти за длинные древки.

К вечеру рать потеряла два десятка коней, половцы - примерно столько же. Выпущенные с предельной дистанции, стрелы падали только сверху, как капли дождя, изредка попадая людям в шлемы и чиркая по кольчугам - но глубоко впиваясь в спины и крупы коней, разрезая им шеи. Олег даже перекинул щит гнедой на круп, совершенно перестав бояться за себя, но не желая терять преданную кобылу.

Второй день привел к тому, что к сумеркам в колчанах осталось всего по нескольку стрел - да и то не у всех. Поэтому на третье утро по запетлявшим вокруг лагеря половцам уже никто не стрелял.

Степняки осмелели, стали кружить всё ближе и ближе, уже не просто пуская своих шелестящих убийц в лагерь, а выцеливая конкретных людей. Охотники, седлая коней, ругались, втягивали головы - но сделать ничего не могли.

- Ну, и как мы будем выходить, воевода? - подбежал к Олегу Захар.

- Выбери лучших стрелков. Десяток, но лучших, - вздохнул Середин. - Отдай все оставшиеся стрелы им. Остальные пусть берут копья.

В этот раз первым он вылетел из лагеря сам: застегнул бармицу, подвесив кольчугу к полумаске на глазах, крепко ухватил рогатину, взял в левую руку щит и дал шпоры гнедой, посылая ее с места в карьер. На всем скаку вырвался из-под прикрытия высоко нагруженных возков и попытался нагнать одного из лучников. Те, не ожидая подобной атаки, прыснули в стороны, как утята при появлении коршуна. В лагере половцев зашевелились, начали садиться на лошадей - тем временем и ратники выехали на открытое пространство, смыкаясь у воеводы в монолитный строй. И когда лава половцев двинулась было на лагерь - охотники все дружно, опустив рогатины, ринулись вперед. Над головами, между ратниками зашелестели стрелы, но отряд, развернувшись в тройную линию, уже решительно разгонялся для атаки.

Копейный удар конницы - страшная сила. И половцы не стали испытывать на себе его эффективность. Когда между отрядами осталось всего около ста метров, они развернулись и бросились наутек, не забывая метать стрелы. Русская конница тоже остановилась, начала отходить, закинув щиты за спины - половцы потянулись следом.

Выигранного времени хватило, чтобы обоз смог безопасно вытянуться по дороге - но на этот раз за успех пришлось заплатить не только двумя конями, но и четырьмя ранеными воинами. На малом расстоянии стрелы уже не падали сверху, они летели по прямой - в грудь, в лицо. А когда охотники отступили - то и в спину. Олег дважды ощущал тяжелые удары в щит и, даже не оглядываясь, был уверен, что там сейчас торчат две стрелы.

Рать опять разделилась натрое, не давая обходить обоз с двух сторон или подобраться к нему сзади - но сегодня охотники отступали молча, никак не отбиваясь, и половцы, что ни час, подступали всё ближе, метясь не в лошадей, а в щиты и затылки воинов - а ну, пробьет тяжелая стрела деревяшку, дотянувшись до тела? А ну, протиснется в щель под прочным шлемом, прорезав кольчужные звенья?

К полудню половцы шли уже совсем по пятам, всего метрах в ста за отступающими русскими. Судя по отдельным болезненным выкрикам, их стрелы и вправду начали пробивать щиты, а потому Олег, оглянувшись на бледного Одинца, тоже несущего в щите четыре стрелы, громко скомандовал:

- Пора! - Несколько ратников резко развернулись на "скифский выстрел", зловеще запели луки. С такого расстояния отборные мастера просто не могли промахнуться, и почти каждая из драгоценных стрел нашла себе жертву. Половцы отхлынули, оставив на снегу семь неподвижных тел - а раненых было, наверняка, больше раза в три.

Кровавый урок пошел на пользу - приближаться так близко степняки больше не рисковали. А потому третий день окончился так же, как и предыдущие - в сумерках обоз благополучно свернулся в кольцо. Однако до Олыма оставалось еще три, целых три очень долгих перехода.

На четвертый день, к изумлению ведуна, половцы позволили своим врагам тронуться в путь без всяких препятствий, а сами первые два часа светлого времени мирно скакали позади на удалении около километра. Но потом... Потом от общей массы кочевников отделились около полутора сотен всадников и с гиканьем, посвистом и улюлюканьем помчались вперед, грозно вскидывая копья.

- Ко мне!!! - закричал Олег, разворачивая скакуна. - Сомкнуться, сомкнуться!

Ратники, прикрывавшие обоз по сторонам, помчались, погоняя коней, к воеводе, сомкнули общий строй, все дружно опустили рогатины, поскакали навстречу - но в последний момент половцы отвернули - а степняки из второго ряда торопливо выпустили по нескольку стрел, гулко застучавших по щитам.

- Не гоните! - натянул поводья Середин. - От обоза далеко оторвемся! Возвращаемся...

Они повернули и поскакали назад, сопровождаемые насмешливым улюлюканьем. Но к тому времени, когда охотники нагнали хвост обоза, половцы успели восстановить прежнее построение, с копейщиками в первом ряду, и опять начали атаку. Ратники развернулись - подставить копьям спину способен только законченный самоубийца.

- Хе-хе, воевода! - проорал Лабута, оказавшийся рядом с Олегом. - Похоже, мы всё-таки уйдем из этой проклятой степи!

- Чего?! - не понял ведун.

- Стрелы у них, мыслю, тоже кончились! Вот и берегут, в копи...

Договорить бортник не смог - одна из половецких стрел вошла ему точно под срез железной шапки, пробив лоб. Степняки, сделав свое дело, отхлынули. Прихватив пошатнувшегося суравчанина за плечо, Середин удержал его в седле, ухватил поводья, поворачивая коня. Остальные ратники тоже направились за уползающим обозом.

- Одинец, - попросил ведун, когда они поравнялись с задними повозками. - Скачи с Лабутой вперед, найди телегу, чтобы его туда положить... Электрическая сила!

Половцы с радостным гиканьем затевали новую атаку.

Одинец вернулся с Багряной Челкой минут через двадцать, пристроился рядом:

- А это правда, что дядя Лабута сказывал?

- О чем?

- Ну, что у половцев стрелы кончились, и теперь они пускать токмо изредка станут?

Олег вздохнул, помолчал, думая о том, стоит ли открывать мальчишке глаза, потом решился:

- Видишь, вдалеке конница половецкая идет?

- Да, дядя Олег.

- Идет спокойно, не торопясь. Отдыхает, можно сказать. А мы с сотоварищами весь день то в их сторону скачем, то обоз нагоняем, потом опять от малой силы половецкой избавляемся, потом опять нагоняем. У нас, Одинец, этак к сумеркам сил не останется ложку держать, не то что сечу серьезную вынести. Да и лошади все запыхаются. Так что не стрелы они берегут. Они нас выматывают, чтобы к вечеру главной силой и прихлопнуть.

- А что делать, дядя Олег?

Это был серьезный вопрос - что делать? Рассчитывать на уставших не менее его самого охотников смысла нет. К сумеркам они не то что сопротивляться - они смерть с радостью примут, только бы покой обрести. Магию использовать, чтобы отвести глаза от такого огромного сборища людей и добра, - тоже тяжеловато. К тому же Ворон предупреждал, что в степи - своя магия, и особо учеников ей не учил. А может - сам знал не лучшим образом. Предупреждал только, что в степях ни в коем случае не стоит беспокоить Белого змея, хранителя безлесых угодий.

- Захара мне найди, Одинец. Немедленно!

Старший из суравских охотников примчался через полминуты - судя по тому, то у его плеча кольца брони расползлись и снизу выпирала сложенная тряпица, мужику уже досталось от настырных степных стрелков.

- Что скажешь, воевода? - с хрипотцой спросил он. - Придумал чего, али в последний путь готовиться присоветуешь?

- Слово я знаю нехорошее, Захар, - скинув рукавицу, отер лицо ведун. - Сорок сороков бед на нашу проклятую голову.

- Нешто нам этой напасти мало? - указал в сторону половцев, готовящих новую атаку, старшой.

- Так ведь степь одна, Захар...

- То верно... колдун, - кивнул мужик.

- Волосы мне нужны и слезы. Того, кто на этой земле родился. И огонь открытый.

- Ну, волосы у пленницы любой срезать можно. И слезы... Токмо куда я их соберу?

- На тряпицу любую, - облизнул пересохшие губы Олег. - Пусть в начале обоза огонь кто запалит. Одинца послать не могу. Он, сам видишь, ныне однорукий. Как огонь, волосы и слезы приготовишь, за мной посылай. Авось, успею, пока рать мимо не пройдет.

- Попробую, воевода, - вздохнул мужик. - Ныне на тебя вся надежа.

- Коли половцы прорвутся, как я одной лапой отбиваться-то стану? - вдруг высказался мальчишка. - Да еще левой!

- А каково бабам нашим приходится, коли нам их защитить не удается? - покосился на него Олег. - Нам хорошо: сгинули, коли слабы оказались, в сече - и никаких печалей. А им терпеть. Вот и побудь маленько в их шкуре. Вкуси, так сказать, разницу.

- Я же не баба, дядя Олег! - обиделся паренек.

- Ну и что? Всё равно знать нужно разницу между тем, что значит умереть с честью или победить любой ценой.

- А в чем разница?

- Чаще всего - это одно и то же. Но иногда можно выбирать. Держи Челку, знаменосец. Половцы идут...

И уже в который раз русские ратники, опустив рогатины, ринулись в контратаку - и в который раз степняки, рассыпавшись, метнули стрелы и пустились наутек. Охотники натянули поводья - но из их строя выбежали сразу два коня, помчались в степь. Один из воинов выпал из седла - другой так и остался, понурив голову, раскачиваться на своем скакуне.

- Есть выбор, - пробормотал себе под нос Середин. - Или сгинуть в честном бою и не увидеть, как добро наше грабят, раненых режут да девок обратно в рабство тащат. Или пропасть всем вместе, ни на какие милости от врага не надеясь. Что скажешь, Одинец?

- Плечо, дядя Олег. Плечо.

Стрела с граненым бронебойным наконечником вошла мальчишке опять же под правую ключицу и высунула окровавленное острие у него из спины.

- Да что же ты, бедолага... - оглянувшись на половцев, ведун обломил стрелу, ухватил наконечник под древко, дернул вперед, освобождая рану: - Скажи что-нибудь, Одинец! Ну же, скажи!

- Я умру, да?

- А чего-нибудь повеселее придумать не можешь?

- Мы все умрем...

- Только не от этой раны... - пообещал Середин и, хлопнув его коня по крупу, чтобы перевести на рысь, поскакал следом к обозу.

Голос мальчишки не изменился, кровавой пены на губах не появлялось - значит, легкие не пробиты. Заражения в такую холодрыгу тоже можно не опасаться. Значит, и эта рана обойдется, лишь шрам на память останется.

- Дядя Олег, а почему крови нет совсем? - забеспокоился вдруг Одинец. - Ведь у живого она литься должна, правда?

- У тебя под кольчугой рубаха и толстенный поддоспешник, - напомнил ведун, - они всё и впитывают. Вот только новые потом шить придется. Не отмоешь.

- Зачем? Мы ведь всё равно погибнем.

- А ты что, собирался жить вечно? - не выдержал Середин. - Мы все за Калинов мост уйдем, от прекрасной Мары никто не спрячется. Ты хотел повоевать? На войне умирают, Одинец. Ты забыл, зачем мы пришли в эту степь? Мы пришли, чтобы отомстить за деревни разоренные, за погибших и искалеченных. Мы добились того, чего хотели. Нет больше кочевья, что дорогу к нам решило проторить. Нет больше тех, кто над девками нашими надругался да детей баловства ради передушил. Некому больше к деревням русским соваться. А коли еще кто за добычей на Русь соберется, тот отныне про кочевье хана Биняка вспоминать станет. Да думать - не найти ли жертву попроще? Так что, чего мы хотели, Одинец, - мы сделали. Какая теперь разница, останемся мы живы или нет? Чуть раньше, чуть позже. Через полста лет никого из нас не станет всё равно.

- Я тоды за тобой мчался, дядя Олег, - отчего-то вспомнил Одинец. - С Челкой Багряной. Ты двух половцев срубил, да сам из седла вылетел. А другой половец на меня мечом махнул. Но я Челку подставил, да сам его мечом ткнул. Он и свалился. Потом я с другим биться начал, но на правую сторону несподручно бить было, он меня по плечу и стукнул. А потом в ухо краем шита попали, я и обеспамятовал.

- Тяжело в сече знаменосцам, - ответил ведун. - Оттого их самыми храбрыми и считают.

- Не хочу, чтобы меня, как хряка, закололи, дядя Олег. Я биться хочу!

- Тогда перестань думать о смерти. Биться только живые умеют, не мертвые... - Ведун привстал на стременах, разглядев впереди Захара, призывно машущего рукой. - Кажется, пора. За мной, Одинец. Пусть невольницы перевязку сделают. - Олег углядел рядом старшего от Кшени, громко окликнул: - Кожемяка, за главного остаешься! Мне тут дело одно надобно сотворить...

* * *

- Вот... - передал старший Олегу обрывок серой влажной тряпки, в которую была завернута прядь волос. - От половчанки одной. Она в кочевье родилась, это я точно проведал. А костер Зырянка впереди разводит. Мальчишка, что в невольники летом попался. Может, уже и запалил. Еще чего надобно?

- Как всегда, перо и полынь. Но это у меня с собой в запасе есть... - Как старший заставил несчастную половчанку плакать, Олег спрашивать не стал. - Одинец мой стрелу поймал. Перевяжете?

- Это мы сделаем, - кивнул Захар. - А ты свое дело твори, бо сил скоро не останется половцев держать.

Середин пришпорил гнедую, обгоняя арбы и отары и выглядывая впереди заветный дымок.

Увы, дымка не было. Мальчишка в широком ватном халате, снятом с кого-то из половцев, и в шапке настольно огромной, что мог, наверное, свернуться в ней целиком, сидел на корточках возле сложенных шалашиком поленьев и старательно дул куда-то под них. Но пока без особого эффекта.

- Ну, что?! - спешился рядом Олег.

- Сырое всё, дяденька, сырое, - заскулил тот. - Снег везде, холодно. Трут не тлеет, щепа не горит.

- Дуй! А то совсем погаснет.

Ведун взял крайнее полешко, начал строгать ножом, подбрасывая мальчишке растопку. Тот совал стружку под поленья, пыхтел, как кузнечные меха. Над дровами появился слабенький серый дымок.

- Счас, счас, - испуганно пообещал мальчишка - и дымок тут же пропал.

- Дуй, не отвлекайся!

Мимо одна за другой прокатывались повозки, утаптывали снег крохотными ножками пухлые овечки. Еще немного, и половцы покажутся - а огня всё еще не было. Хотя... Мальчишка облегченно отвалился в сторону, дыша так тяжело, словно целый час провел без воздуха, а сквозь щели между поленьями ослепительной желтизной замигали огненные языки.