Назаркевича. Сесть было некуда - два стула на всю палату, оба заняты
банками, книгами, тарелками, крышками.
Я из ГАИ. Вы уж извините, что наведался, я ненадолго.
Так? - почти шепотом спросил Джума.
произошло.
раздражаться Назаркевич.
стайка студентов. Джума понял, что дальнейшее пребывание здесь уже
бессмысленно.
пытался разгадать вопрос Назаркевича "А в чем, собственно, дело?" Темнит,
или ничего не знает, или - что?..
в половине девятого уставший и голодный. Войдя в квартиру, понял, что
здесь Катя: в коридоре стояла ее хозяйственная сумка, а из кухни слышны
были какие-то Катины движения у плиты. Он пошел на кухню.
голодный.
скопившиеся за два дня. Катя купалась, Скорик слышал, как в ванной
шелестели струи воды, попадая на целлофановую занавеску...
перехваченным в талии поясом. Она уселась в кресло напротив, отбросив полы
халата, высоко положив ногу на ногу, и принялась маленькой кисточкой из
пузырька покрывать ногти лаком. Запахло ацетоном. Скорик любил этот запах,
любил наблюдать за Катей во время этой процедуры. И сейчас, глядя поверх
газеты на ее ноги, обнаженные почти до бедер, наблюдая, как очередной раз
проведя осторожно кисточкой, Катя ждет, чтоб высох лак, он вдруг подумал:
"Интересно, будет ли все это меня занимать, если мы поженимся и я привыкну
к ее каждодневному присутствию в этой квартире?"
инстинктивно затолкала полы халата меж колен.
работала в научно-исследовательской лаборатории судебных экспертиз,
Скорику иногда приходилось туда обращаться. Там впервые увидели друг
друга...
которые через несколько часов должны отправиться на похороны. Скорик
понимал, что сотрудники института не охвачены вселенской печалью - не все
к Кубраковой одинаково относились, как и она к ним, кто-то ее любил,
кто-то уважал, кто-то был равнодушен, а кто-то, он не сомневался, не
терпел, может даже и ненавидел. Все это естественно. И все же атмосфера
траура в той или иной мере коснулась каждого, что по его мнению, создавало
для него определенное психологическое преимущество, которое может
исчезнуть через два-три дня, начни он вызывать официально этих людей на
допросы в качестве свидетелей. Начать Скорик хотел с директора института -
Яловского, а затем по списку, который он составил со слов секретарши...
момент, когда Яловский выходил из кабинета. Задержав его, Скорик объяснил
цель своего прихода и увидел, как недовольно скривилось лицо Яловского. Но
Скорик был готов к подобной реакции со стороны каждого, с кем собирался
тут собеседовать.
облисполком, там ждут. Да и вообще сегодня... У нас ведь похороны...
услугам.
к секретарше. - Товарищ из прокуратуры... Помогите ему, он устроится в
моем кабинете, - попрощавшись, Яловский торопливо вышел...
часам он закончил, в институтском буфете выпил стакан кофейного цвета
бурды, съел два пирожка с повидлом и вышел на улицу. Стоя на
противоположной стороне, смотрел; когда ближе к трем часам начали выходить
сотрудники, они группировались кучками, курили, беседовали. Потом вынесли
венки, люди стали рассаживаться по автобусам. Народу собралось много.
Заиграл оркестр. Вынесли гроб. В толпе Скорик выделил женщину в черном,
седые волосы выбились из-под тонкой траурной косынки, белое лицо,
покрасневшие отрешенные глаза. Ее вел под руку невысокий худощавый майор.
Скорик понял: мать и брат Кубраковой. Никому незнакомый, Скорик сел в один
из автобусов на заднее сидение...
кратком траурном митинге говорили, что Кубракова была сама справедливость,
сама доброта, сама отзывчивость, сама душевность и так далее. И как всегда
в таких случаях добрая половина слов была неискренней, а то и просто
ложью. Скорик стоял на холмике под сосной, глядя издали.
разобрав инструмент, стряхивая из него на траву слюну; закурили
кладбищенские рабочие, звякая лопатами, счищая с них налипшую землю. И все
это было как сигналом: все потянулись к аллее, а по ней - к выходу; пошел
и Скорик, вслушиваясь в разговоры, ухватывая обрывки фраз: "Баба она была
талантливая", "Крутая, все у нее там ходили на цыпочках", "Она и Яловского
пыталась подмять", "А что говорят: утонула или убийство?", "Неужто кого-то
так допекла?", "Это она умела", "Что ни говори, организатор она сильный,
не то, что наш размазня", "И людей давить умела, прости Господи...".
под руки ее вели Света и еще какая-то женщина.
Скорик, я из прокуратуры, следователь. Понимаю, что сейчас вам не до меня.
Я веду это дело...
Скорик.
сотрудниками института.
подполковник в отставке. "У нас никто не конфликтует...", "Коллектив
здоровый...", "Профорганизация ведет работу в моральном плане...". И
дальше - в том же духе. Не человек - амеба. Усманов - снабженец. Кубракова
его не приняла, тут же отправила к заму по общим вопросам. Бобошко -
инженер из группы оформления документации - оказалась женщиной, к тому же
предпенсионного возраста. Дзюбан - сотрудник патентного отдела - мужчина
лет сорока, на протезе, ногу потерял в детстве в железнодорожной
катастрофе. Вечтомова - инженер сектора оперативного анализа и
планирования - молодая, тщедушная, в очках с толстенными линзами, зрение,
наверное, минус 10-12, за пределом трех метров, пожалуй, ничего не видит.
Никто из них, заходивших к Кубраковой или интересовавшихся ею накануне ее