15
предстояло оторваться от московской земли, уходил в шестом часу утра. В
эти ноябрьские дни 1956 года в Москве после растаявшего первого снега
установилась осенняя мокрядь. По черно блестевшему асфальту, пролегшему
среди полей машина Онисимова, рассекая лужицы, шла к аэродрому.
разбуженный Варей, сейчас, нахохлившись, привалился к мягкой обивке. Елена
Антоновна была бодра, как всегда Ее несколько беспокоила мысль: как-то
пройдут проводы? Будет обидно, если приедут лишь немногие. Еще накануне
она предрекла, что Серебрянников поостережется, не появится на аэродроме.
Она бы и сейчас высказала несколько предположений, но лучше при шофере
помолчать.
ровно за тридцать минут до отлета. Втроем - впереди Онисимов в темной
мягкой шляпе, в осеннем непривычно модном пальто, следом статная, строго
одетая, в шапочке серого каракуля Елена Антоновна и бледноватый, щурящийся
на свету Андрюша - они зашагали к широченному крыльцу. Тут же, откуда ни
возьмись, Онисимова окружили провожающие. В зале поджидали еще несколько
его давних сотоварищей, вместе с ним пошли в особую правительственную, или
депутатскую, комнату. Как-то вдруг вся она заполнилась. Более полусотни
человек съехались в этот неудобный рассветный час проводить Онисимова.
мягкие темные шляпы. Андрюша, отогнавший, наконец, сонливость, с интересом
озирался. Кое-кого из съехавшихся он знал в лицо, иногда по воскресным
дням встречая их в подмосковном поселке, где, как положено, одна дача была
предоставлена Онисимову. Вон сосед по участку, седоусый, уже потерявший
былое здоровье, о чем свидетельствовала иссеченная морщинами кожа, министр
моторостроения Семенов, три десятилетия протрубивший в индустрии плечом к
плечу с Онисимовым. А там толстогубый, с тяжелым, выбритым до блеска
подбородком, богатырь сложением, заместитель Онисимова по Комитету,
принявший у него дела.
разумеется, не только в шляпах. Да, тут сошлись работяги. И в отошедшие
годы, и ныне они тянут, вытягивают взваленную на них ношу. С гордостью
несут свое звание: кадры хозяйственного руководства. В газетах их называли
еще так: бойцы за выполнение директив. Онисимов, впрочем, не пользовался
этакими красотами стиля, предпочитая, как знает читатель, лаконичное
определение: солдат партии. Избегая банальностей, автор все же обязан
повторить здесь ходячую истину, что людей такого склада в истории еще не
было. Эпоха дала им свой чекан, привила первую доблесть солдата:
исполнять! Их девизом, их "верую" стало правило кадровика-воина: приказ и
никаких разговоров!
строго централизованного управления, о ликвидации министерств, ведающих
различными отраслями хозяйства, об инициативе с мест, инициативе снизу ими
встречались настороженно. И, пожалуй, недоверчиво. Чем черт не шутит,
видывали и не такое, пронесет. Конечно, смещение Онисимова было явным
признаком, что надвигается нечто впрямь нешуточное, однако бывалые
служаки, его сподвижники, рассудили так: угодил-де Александр Леонтьевич
под горячую руку, переждем, все утрясется.
образцовым, лучшим среди них? Почти все сошедшиеся здесь, в депутатской
комнате, так или иначе его выученики. Правда, иные воздержались. Насчет
Серебрянникова, например, предположения жены, как видно, оказались верны.
Не пожелав следовать за границу с прежним своим шефом, он уже и тут не
соизволил появиться.
Цихоня. Румянец во всю щеку и выпирающая верхняя губа, налезавшая на
нижнюю, придавали ему вид простака. Онисимов улыбнулся ему:
обращались, один на "ты", второй на "вы".
узнаю, что не выполняешь план.
наверное, никогда не позабудет.
стального проката и литья. Одного за другим он вызывал к себе начальников
главных управлений, долгими вечерами и ночами досконально разбирал с ними
работу разных отраслей стальной промышленности. Очередь Цихони наступила
не скоро. Он в ту пору ведал Главтрубосталью. С виду недалекий,
благодушный, наделенный, однако, недюжинной энергией, наблюдательностью,
памятью, сметкой, он спокойно ожидал вызова к новому наркому. Все заводы
Главтрубостали выполняли план. Главк в целом дал за последний квартал сто
два процента программы. Когда нарком, уже прослывший строгим, наконец,
пригласил Цихоню, тот уверенно, ничуть не волнуясь, зашагал к нему.
Поздоровавшись, следуя короткому "садитесь", Цихоня уселся, безмятежно
созерцая красиво прорезанные, будто бесстрастные глаза, классически
прямой, с чуть раздвоенным кончиком нос своего нового шефа.
комментариях. Онисимов сказал:
вполне отчетливо. Все же в течение полутора-двух часов разговора вопрос о
работе цехов был более или менее прояснен. Цихоня полагал, что беседа на
этом закончится. Однако Онисимов неумолимо сказал:
выдают зарплату?
Его круглые щеки уже не румянились, а багровели. Онисимов продолжал свой
допрос-экзамен.
в график?
вам указан?
Жесткая улыбка приоткрыла крепкие белые зубы.
распоряжение. Память-то, как видите, вас подвела.
Великая война наново его, Цихоню, проэкзаменовала, как и всякого иного.
Из-под носа у немцев был вывезен уникальный трубный Эаднепровский завод.
Цихоня оставался там, пока не был погружен последний состав. И лишь с этим
составом уехал. Минометные стволы, трубочки самого малого диаметра для
авиации, мощные трубопроводы для развертываемых на Востоке предприятий -
все это давали и давали заводы Главтрубостали, которым по-прежнему
командовал Цихоня. В конце войны вслед за Тевосяном, за Онисимовым и он
был награжден звездой Героя. Уйдя в Комитет, Онисимов передал ему свое
место министра. Признаться, имелись и не менее достойные кандидатуры,
однако Цихоня, сохранивший во всех передрягах вид простака увальня,
доброго малого, пожалуй, был самым покладистым, оставался, послушен во
всем главе Комитета. А Онисимов не терпел возражений. Думается, это была
его слабость. Впрочем, быть может, тут лишь выразилась черточка времени,
он и сам никогда не прекословил тем, кого был обязан слушаться, но зато
вспыхивал, обрывал, если какой-либо подчиненный отваживался ему перечить.
В молодости - а он уже в тридцать лет стал начальником главка - Онисимов
еще умел слушать и принимать возражения, но затем перестал выносить людей,
которые с ним не соглашались. "Делай мое плохое, а не свое хорошее", -
нередко повторял Александр Леонтьевич. Единственным, кому дозволялось
противоречить Онисимову, был в свое время Алексей Головня - первый его
заместитель. Однако, перейдя десяток лет назад в свою новую резиденцию - в
здание Совета Министров, - Онисимов вместо себя на посту министра оставил
Цихоню. И по-прежнему вникал в разные мелочи, тонкости безостановочного
металлургического производства столь же оперативно, как и раньше, - это
было его страстью, - управлял стальной промышленностью.
Свержин Владимир
Конюшевский Владислав
Конан-Дойль Артур
Каргалов Вадим
Суворов Виктор
Смит Кордвейнер