соблюдал целомудрие: сначала из приличия, соблюдая траур, а затем уже по
привычке. Эулалия - так ее звали, если помнишь, - сделала меня таким,
каким я никогда не был с твоей матерью, несмотря на все мамины
достоинства, - я стал чувственным. Впервые в жизни я понял, что старая
церковь была права, а протестанты и платоники - нет: мы - это наша плоть,
и воскресение из мертвых - наше единственное спасение. Эулалия воскресила
меня. Она создала меня - так же как, судя по твоим ощущениям, этот парень
создал тебя. Печальная истина состоит в том, что он использовал тебя, твою
сексуальную невинность, буржуазную скуку, юношеский идеализм, бразильскую
романтичность. Точно так же Эулалия использовала меня: мое восприимчивое к
лести мужество, привычку к сожительству с женщиной и зависимость от
женщины, присущую слабеньким мальчикам. Только когда я увидел, как она
пытается соблазнить мою восьмилетнюю дочь, но переигрывает и ее попытка
оканчивается провалом, я начал прозревать: Изабель, любовь - лишь сон,
мечта, и это понимают все, кроме мечтателей. Любовь - это наркоз, под
которым Природа извлекает из нас детей. А если, как в случае с твоей
несказанно прекрасной матерью, эта операция оказывается смертельной - что
тогда делает Природа? Она просто пожимает плечами и уходит. Природе нет до
нас дела, моя милая, поэтому мы сами должны заботиться о себе. Ты не
будешь тратить свою жизнь на черномазого мальчишку из трущоб. Ты больше
никогда не увидишь Тристана. Ты останешься здесь, в столице, и будешь жить
со мной. Ты будешь заниматься в университете в нескольких кварталах
отсюда. Возвращаться домой ты будешь до полуночи. С тех пор как наше
правительство было вынуждено закрыть университет в 1965 году и очистить
преподавательский состав и учащихся обоих факультетов от нежелательных
радикалов, программа университета, хотя и не Бог весть какая, но дает
добротное надежное образование. Нигилизм и протесты сведены до минимума -
это небо и земля по сравнению с подобными очагами анархии и измены в
прибрежных городах. Там, возможно на одной из лекций, ты встретишь
симпатичного генеральского сына.
это были шахматные фигуры, и он поставил ей мат.
исчезнет без следа. Как я понимаю, даже его собственная мать не станет
беспокоить власти. В ней нет ничего материнского или, быть может, слишком
много материнского. Ангел мой, все будет обставлено так, словно его
существование приснилось только тебе одной и больше никому на свете.
цвета проглядывающей сквозь редеющие волосы кожи, - стали совсем белыми от
сахарной пудры, когда он, скосив глаза на газету, откусил неожиданно
большой кусок булки.
историю искусств. Слайды с изображениями первобытных фресок и соборов,
исторических полотен и импрессионистских пейзажей появлялись и исчезали в
темноте лекционного зала. Все они были французскими. Искусство было
французским, и лекторы картавили и гнусавили, произнося носовые звуки,
словно возвращались на родину. Ах да, им показывали и камбоджийские ступы,
немецкую резьбу по дереву и нью-йоркскую школу живописи, которые после
1945 года нужно было хоть как-то упомянуть, но все это в конце концов
оказывалось либо бледным ответвлением основного течения, либо каким-то
особо искренним проявлением дикости по сравнению с Шартром и Сезанном.
Истинная культура, как учили Изабель, была удивительно локальным, чисто
европейским и главным образом французским делом. Только биология имела
глобальный характер, являясь суммой миллиардов совокуплений.
консервативных и робких, но привлекательных и любящих сыновей олигархии и
ее приспешников, что с того? Она была молода, полна энергии и пила
противозачаточные таблетки. Можно оставаться верным в душе, особенно если
в момент оргазма закрываешь глаза и говоришь про себя: "Тристан".
Выдернутый из ее жизни, он превратился в неприкосновенную и нерушимую
часть ее существа, столь же тайную, как и первые половые влечения ребенка.
стратегии. Он появлялся и исчезал в огромной квартире, похожий на
странного слизняка, и его тонкая голубоватая кожа, бледные улыбающиеся
губы, лысеющая голова, тяжелые и добродушные глаза, похожие на глаза
монахинь, которые учили Изабель и Эудошию в школе, только усиливали это
впечатление. Он показал прошение, чтобы позволили провести полтора года
дома, перед тем как он займет новый пост в Афганистане. По ночам Изабель
слышала, как он занимался персидским и пушту: его голос становился
глубоким и мелодичным, а иногда даже гортанным и настолько по-мусульмански
страстным, что она представляла себе отца в пышной чалме и свободном
халате, торгующимся с продавцом ковров или объявляющим смертный приговор
богохульникам. Отец скромно объяснил ей, что оба эти наречия не очень
сложны, поскольку относятся к разным ветвям индоевропейских языков. Время
от времени он водил Изабель на концерт или в театр - единственные очаги
скудной культурной жизни столицы. Иногда они не разговаривали друг с
другом по нескольку дней кряду, занимаясь каждый своими делами. Изабель
шла по студенческому пути, словно в трансе подчиняясь обету, данному перед
двумя пистолетами, которые заменили ей распятие. Я не стану причиной
смерти Тристана, поклялась она себе и заперла его, как в темнице, в своем
сердце, где ему ничто не угрожает.
бежать из тюрьмы, потому что вместе с дядей в Бразилиа с его безделушным
схематизмом, фальшивым озером и столбами красной пыли, вздымающимися над
обширными полосами жухлой травы, появлялся жизнерадостный океанический
воздух Рио. Дядя приезжал в костюме кремового цвета, двухцветных штиблетах
и панаме с красной лентой. Он привозил ей подарки, несоответствующие ее
возрасту, - букетик хитро сплетенных искусственных цветов, фарфоровый
игрушечный трехколесный велосипед с тяжелыми колесами, которые на самом
деле вращались, или маленький цирк с артистами, выполненный из золотой
проволоки и полудрагоценных камней с Минас Жераис. Дядя не хотел, чтобы в
ней умерла девочка, и сам был воплощением по-детски игривой атмосферы Рио,
где взрослые люди разгуливают по улицам в купальниках и тратят целый год
на изготовление хрупкой карнавальной игрушки. Его мягкий голос, шутки и
сигареты "Инглиш Овал" в мундштуке черного дерева и слоновой кости
вызывали в памяти его квартиру с медными змеями люстры под потолком и
матовой розой потолочного купола комнаты, где она впервые отдалась
Тристану, и покрывало с бахромой, на котором девственная кровь оставила
пятно в форме чаши. Дядя Донашиану в каком-то смысле был для нее символом
любви; крутя на пальце кольцо с надписью "ДАР", Изабель спрашивала его про
Марию.
а на лоб ниспадали поседевшие светлые пряди, придавая его лицу выражение
величественной меланхолии. - Мария стареет.
струйку дыма под низкий потолок отцовской квартиры.
университете или во время посещений дяди Донашиану - уж слишком
соблазнительными выглядели его английские сигареты пастельного цвета. Она
забиралась с ногами на плетеную камышовую кушетку, привезенную отцом из
поездки в Индию много лет назад; кушетка была не слишком удобной, несмотря
на черно-багровые и розовые подушки.
хочешь? Тебе следовало бы сделать ее честной женщиной в награду за
столькие годы службы.
взъерошивая прическу. Он воспринимал Изабель как одну из тех взрослых
женщин, чья любовь принимает форму шантажа.
начинаешь так дерзить, - добавлял он, - ты напоминаешь мне свою мать. Это
разбивает мое сердце.
брата. На комоде в его спальне рядом с обычными студийными портретами и
фотографиями тети Луны, сделанными во время отпуска, стояла в рамке
фотография Корделии - немного размытая, - на которой ее мать стояла на
какой-то скале под одинокой сосной и ветерок развевал ее широкую юбку в
сборках с рукавами "фонариками". Белый муслин подчеркивал красивый загар
ее матери, ту толику мрака, которая и составляет истинно бразильскую
красоту. Ее лицо, нечеткое, чуть улыбалось, цветущие щеки блестели, а веки
были слегка прикрыты, словно она прятала глаза от ослепительного солнца.
Изабель украдкой рассматривала фотографию в отсутствие дяди Донашиану,
пытаясь догадаться, где в это время находился ее отец. Кто заставлял ее
мать смеяться и игриво опускать глаза? Даже расплывчатость изображения,
казалось, была вызвана дыханием ее матери, затуманившего объектив.
столь же неинтересными для молодежи, как и фотографии старого Рио с
троллейбусами на улицах и людьми в старомодной одежде, которыми увешаны
стены ресторанов, сентиментально хранящих свое прошлое.
Донашиану. - Посмотри на своего отца. Он так и не женился снова, оставшись
ходячей шкатулкой, хранящей память о твоей матери. Изабель, ни в коем
случае не подражай ему в этой глупости, которая сделала его стариком