Немцы вряд ли будут рваться к скирде, но огня не пожалеют, в этом все трое
были уверены. Плохо, что мало было патронов - всего по диску на автомат.
Однако другого выхода у них не было. Немцы уже повернули от посадки и,
охватывая скирду подковой, начали расходиться по полю. Они еще не
стреляли, но, видимо, чувствовали, что предстоит схватка, и, подходя к
скирде, взяли оружие на изготовку.
измученным. У Тимошкина заскребло на душе.
багряной полосой у самой земли. Синеватые сумерки быстро закрывали даль,
на зимнюю равнину опускалась ночь. На снегу, однако, хорошо были видны
фигуры всех двенадцати немцев, хотя лица их уже скрадывал мрак. В середине
цепь была реже, а на флангах заметно сгущалась, - наверно, крайние
побаивались и невольно жались к остальным.
бочке возле скирды гулко звякнула пуля; срикошетив, она сыпанула снегом, и
Тимошкин придвинулся ближе к заснеженному трупу лошади. В десяти шагах,
сжав автомат, лежал Иван. Ветер вихрил над ним перемешанную с мякиной
снежную пыль.
пули беспощадно секли скирду. Соломенная труха густо запорошила с
подветренной стороны нетронутый снежный наст. Тимошкин прижался головой к
лошадиному брюху и напряженно ждал, когда хоть немного ослабеет этот
первый огневой напор.
первые магазины, начали менять их, стало несколько тише. Тимошкин
схватился за автомат - гитлеровцы были совсем близко, длинной изогнутой
цепью они охватывали скирду. Одни бежали, другие торопливо шагали с
подоткнутыми под ремни полами шинелей, в касках или зимних, с длинными
козырьками шапках. Тимошкин взглянул на Ивана, - полный терпеливого
ожидания, тот лежал под скирдой.
Сразу же закричали и другие, и с полминуты еще слышалось:
тоской захлестнули сердце Тимошкина. Ему показалось, что уже нет выхода,
что спастись невозможно, и остается только или умереть, или сдаться в
плен. Но ведь сколько они уже насмотрелись и наслышались о плене, - он был
для бойцов хуже самой мучительной смерти.
целясь, длинно полоснул по цепи. Потом, уперев магазин в замерзшую
лошадиную лопатку, выпустил несколько коротких и частых очередей. Немцы
встрепенулись, кто-то рванулся вперед, некоторые попадали в снег, и снова
в сплошной трескотне захлебнулись их автоматы.
сугробы снега перед ней неплохо защищали от прицельного огня. Немцы же
были видны как на ладони, ни один из них не мог где-либо укрыться, и если
бы ребята имели больше патронов, то, возможно, им удалось бы отбиться.
Тимошкин испугался, подумав, что магазин вот-вот опустеет. Щербак перестал
стрелять еще раньше. Немцы тоже заметно притихли, только каких-нибудь два
автомата с их стороны беспорядочно сыпали пулями - в снег, в скирду, в
воздух над ними. Запахло дымом. Горело где-то в застрешке, в котором они
недавно укрывались, и ветер стлал по земле горький удушливый дым. В этом
дыму, кашляя, заворошился Щербак.
слышно - ни движения, ни выстрелов, - кажется, там что-то случилось. У
Щербака, видимо, уже поостыла первая злость, и он забеспокоился.
них, наверное, раненые, покинув цепь, потянулись к посадке.
и можно было приподняться. В это время что-то дернуло на голове его шапку.
Тимошкин оглянулся, сорвал ее с головы - из двух свежих дыр торчала вата.
Он снова надвинул ее и пополз дальше.
отправился Гришка, огляделся по сторонам, однако нигде не увидел его.
Некоторое время он растерянно лежал на снегу, не зная, что и подумать. Но
вот совсем близко от скирды он заметил следы. Широкие шаги человека в
немецких, подшитых кожею валенках терялись в ближних кустах виноградника.
Как это он недосмотрел? Как не предвидел? Почему он не приполз сюда
минутой раньше? Если бы хоть издали заметил, как удирал этот гад, то, не
глядя на Ивана и на огонь гитлеровцев, бросился бы догонять его. Но он
опоздал, и Блищинского уже не было видно.
вереница горестных мыслей пронеслась в его голове.
столько терпел его, не желая с ним связываться? И вот благодарность за
все!.. Хотя чего было ожидать!.."
вероломно обманул их и тем обрек на смерть. А теперь он спасется, выживет,
дождется светлого дня и клещом вопьется в новую, послевоенную жизнь. На
его груди будут висеть боевые медали, в карманах будут лежать документы,
которые дадут ему права на привилегии, он будет проповедовать то, во что
сам не верит. Будет делать карьеру.
Блищинскому. Правда, он не знал еще, что сделал бы с писарем: может,
застрелил бы его, а может, только избил, ибо - он понимал - жаловаться по
закону на этого выродка было не за что. Разве он выполнял с ними боевую
задачу или изменил Родине? Он бессовестно бросил их тут, как вчера бросил
майора, но он вынесет к своим его сумку с неизвестно какими бумагами,
припишет себе какое-нибудь геройство, да еще наклевещет на них, оставивших
пушку. Худшего невозможно было себе представить. Все в Тимошкине горело
ненавистью, и он поклялся, если только выживет, во что бы то ни стало
найти писаря и разоблачить его.
пожар. Дым слепил глаза и до кашля раздирал горло.
щеках, сжал челюсти и напряженно посмотрел вдаль.
скупых очередей. Немцы по одному перебегали, приближаясь к скирде; их
автоматы то и дело потрескивали в морозном воздухе, и пули с трех сторон
злобно стригли солому.
недолго продержишься. Возможно, их сожгут, если не убьют раньше, чем
разгорится эта скирда, или возьмут в плен и там уничтожат. Значит, конец!
Вот как обернулась прежняя его нерешительность, терпимость, нежелание
ссориться с Блищинским. Теперь наступает расплата...
тихих радостных дней, изведать свое скромное человеческое счастье. И еще
Тимошкину очень горько было погибать потому, что он выпустил в ту заветную
жизнь Блищинского. Ненависть удвоила в парне неуемную жажду жизни. Раненый
и измученный, еще полчаса назад, не имевший сил шевельнуться на снегу, он
вдруг вскочил на ноги и прохрипел:
внезапной надеждой поднял к его плечам свои руки. Тимошкин присел,
подставил другу спину, - большие покрасневшие пальцы Ивана цепко
сомкнулись на его груди. Тимошкин напрягся, неимоверным усилием поднял
товарища и ступил в снег - под автоматный огонь и дым от скирды.
его голове. Он совсем изнемог, ноги его заплетались, но он шел. Не раз
падал на снег. Руки Ивана под его подбородком тогда расцеплялись, он
скатывался с плеч, и Тимошкин судорожно хватал ртом воздух.
обессиленно слушал, как Иван, подняв автомат, лязгал затвором. Немцы все
еще преследовали бойцов, и, чтобы как-нибудь задержать их, Иван в
перерыве, наскоро прицелясь, стрелял.
оставалось сил, и таяла надежда спастись. Иван раскрыл диск, пересчитал
патроны. Тимошкин молчаливо отсчитывал его выстрелы: это десятый, -
значит, у них осталось всего шесть патронов.
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Грабб Джеф
Круз Андрей
Шилова Юлия
Суворов Виктор