осталось вот три машины... В двух - пробоины... Неполные экипажи... Я с
остатками роты... вырвался...
ясно понимая, повторил это острое, с колючими лапками слово, так знакомое по
сорок первому году: - Вырвались? А остальные тоже, лейтенант, вырвались? Кто
еще вырвался? - опять повторил недобро Бессонов, выделяя "вырвались" и
"вырвался".
рыдающим голосом:
Связи не было, товарищ генерал... Рация не работала. Я не мог...
отдельности, но слышал разрозненные звуки команд, гул моторов за спиной
своей огромной, тяжко дышащей, остановленной, как живое тело, колонны, точно
сломленной на пути туда, откуда вырвались в слепом отчаянии этот нетрезвый
лейтенант-танкист и эти три танка, преградившие сейчас дорогу, и
почувствовал нечто ядовитое, словно сама паника черной тенью витала в
воздухе. Солдаты вокруг танкиста замерли.
ноздри, будто плакал беззвучно.
беспощадным голосом, в котором звучала неотвратимость вынесенного приговора.
- Арестуйте его!.. И как труса - в трибунал!
мгновенно выполнят, и, когда увидел низкорослого, железнокрепкого, с фигурой
борца майора
подошедших к танкисту, поморщась, невольно отвернулся, бросил отрывисто
майору Божичко:
изумления и покорности, словно в эту минуту исходила от командующего
какая-то смертельная волна, краем коснувшаяся и его, адъютанта. И это было
Бессонову неприятно. Он пошел вперед по дороге.
Бессонов с холодной сдержанностью, шагнув на мост; палочка его вонзилась в
деревянный настил. Он шел быстро, стараясь не хромать.
кто-то сказал:
несколько боком, должно быть, после буксовки, тускло вырисовывалась высоким
кузовом грузовая машина с поднятым капотом, под которым желто горела
лампочка. Свет ее почти заслоняли озабоченно склонившиеся над мотором
головы.
вроде мальчишка, одетый в длинную шинель, - быстренько выпрямилась возле
капота. Сдвинутая на оттопыренное ухо ушанка, узкие плечи, вычерченные сзади
светом лампочки, лица не видно - только пар дыхания и звонкий вскрик
молодого петушка на высокой ноте:
Внезапная остановка по неисправности... Везем снаряды...
перебил не без усмешки:
батальон... Шесть машин временно приданы артснабжению!
завяжешь... - И спросил: - Есть надежда через пять минут починить машину?
части машину, если не успеете! Ни секунды промедления!
ухо.
умоляющий вскрик, похожий на рыдания. - Я прошу выслушать... я прошу!..
Пустите меня к генералу! К генералу пустите! Потом вы меня...
и, внезапно почувствовав, что может упасть, оступившись при неверном шаге,
пошел назад, как под болью пытки, а когда увидел подле громады танков людей
из своей охраны, с силой отрывавших цепляющегося двумя руками за гусеницы,
раскорякой сидевшего на снегу лейтенанта-танкиста, непроизвольно
остановился. Тут же к нему подошел от машины член Военного совета Веснин,
заговорил с убеждающей горячностью:
видимо, в состоянии прострации, когда навалились немцы. Но он понимает, что
совершил преступление, осознает... Я только что говорил с ним. Прошу тебя,
не так резко!
Бессонов. - Быстро усмотрел в моих действиях жестокость".
Бессонов, как сквозь синее стекло, видел сбоку длинный овал лица Веснина,
его поблескивающие очки и, готовый сесть в машину, сказал сухо:
зараза? Или так, в этом состоянии прострации, до Сталинграда докатимся? А
ну-ка, пусть подведут танкиста. Хочу еще раз взглянуть на него, - добавил
он.
стучали зубы, как будто его голого ледяной водой окатили. Он не мог
выговорить ни слова, а когда наконец попробовал заговорить, послышались лишь
сдавленные звуки крутых глотков, и Веснин тронул его за плечо:
потер руками грудь, чтобы протолкнуть в легкие воздух. - В первый и
последний раз... А не оправдаю... расстреляйте. Только поверьте. Сам в лоб
пулю пущу!..
если еще раз подумаете об этом "вырваться", пойдете под суд как трус и
паникер! Немедленно вперед!
спиной послышались истерически задавленный всхлип смеха, задохнувшееся
"спасибо", нелепое, бессмысленное, неприятное, как и этот животный смех,
словно он, Бессонов, в силу какой-то извращенной прихоти имел право отнимать
и дарить жизнь, а даря, приносил неудержимое счастье другим.
ногу - Я хотел бы, чтобы было иначе. Но как? Я вызвал страх, покорность
перед страхом? Или этот танкист раскаивался искренне?"
трещала махорка, разлетались искры, жаром подсвечивали усы, виновато сказал
Бессонову:
Божичко захватим на мосту. Поехали.
небось? Продирает до печенок? - подал голос Веснин, устраиваясь на заднем
сиденье.
охотой ответил шофер. - Возьмите кисетик.
скрежеща траками, зашевелились, по-звериному блеснули глаза фар. В поднятой
гусеницами вьюге машины разворачивались сбоку отхлынувшей с дороги колонны.
Передний стал вползать на барабанно загудевший под ним мост. Снизив обороты
мотора, танк остановился перед наискось заслонившим проезд грузовиком,
вокруг которого работали, суетились солдаты, выгружая последние снаряды.
Фары высветили на мосту фигуру майора Божичко. Он командовал разгрузкой.
Потом, приложив ко рту рупором ладони, майор что-то крикнул танкисту,
стоявшему в верхнем люке. Солдаты отбежали от грузовика. Передний танк
застрелял выхлопами, рванулся вперед, ударил гусеницами в борт автомашины, с
игрушечной легкостью поволок ее по настилу Ломая перила моста, грузовик
ринулся вниз, с хрястом ударился о лед реки.
сказал Веснин, глядя сквозь стекло вниз.
Божичко, взбудораженный, крепко пахнущий остролекарственным морозным
воздухом, не влез, а ввалился в машину и, захлопнув дверцу, отдуваясь после
энергичных действий на мосту, доложил не без удовольствия:
выпрямленную, в длинной шинели фигурку младшего лейтенанта с высоким,