сдаваться, наступали с отчаянным упорством. Мертвец, словно обезумев при
виде этого множества клювов, участил свои бесцельные удары по воздуху,
подобные ударам камня, привязанного к праще. Временами на него
набрасывались все клювы и все а крылья, затем все куда-то пропадало; орда
рассыпалась, но через мгновение накидывалась еще яростней. Ужасная казнь,
продолжавшаяся и за порогом жизни. На птиц, казалось, нашло исступление.
Только из недр преисподней могла вырваться подобная стая. Удары когтей,
удары клювов, карканье, раздирание в клочья того, что уже не было мясом,
скрип виселицы, хруст костей, лязг железа, вой бури, смятение - возможна
ли более мрачная картина схватки? Мертвец, борющийся с демонами. Битва
призраков.
поворачиваясь лицом во все стороны, как будто хотел броситься на птиц и
перегрызть им глотку своими оскаленными зубами. Ветер был за него, цепь -
против него, - словно темные божества вели бой вместе с ним. Ураган тоже
принимал участие в сражении. Мертвец весь извивался, вороны спиралью
кружились над ним. Это был живой смерч.
пят, трепет пробежал по всему его телу; он заметался, задрожал, еле
удержался на ногах и сжал лоб обеими руками, словно это была единственная
точка опоры; ошеломленный, с развевающимися по ветру волосами, зажмурив
глаза, сам похожий на призрак, он большими шагами спустился с холма и
бросился бежать, оставив позади себя мучительные видения ночи.
7. СЕВЕРНАЯ ОКОНЕЧНОСТЬ ПОРТЛЕНДА
снегу, по равнине, в пространство. Бег согрел его. Это было ему
необходимо. Если бы не быстрое движение и не испуг, он был бы уже мертв.
посмел. Ему мерещилось, что птицы гонятся за ним, что мертвец, сорвавшись
с цепи, следует за ним по пятам, что даже виселица кинулась с холма вслед
за покойником. Он боялся обернуться, чтобы не увидеть этого.
сознание ребенка воспринимало внешние впечатления без связи, без выводов.
Он мчался, сам не зная куда и зачем. Охваченный щемящей тоской, он бежал с
трудом, как бегут во сне. За три часа, проведенные им в одиночестве, его
стремление идти куда-то вперед, не став определеннее, изменило, однако,
свою первоначальную цель: тогда это были поиски, теперь это было бегство.
Он уже не чувствовал ни голода, ни холода; он чувствовал только страх.
Один инстинкт вытеснил другой. Все его помыслы свелись к одному - убежать.
Убежать от чего? От всего. Жизнь мрачной стеной обступила его со всех
сторон. Если бы он мог убежать от всего на свете, он так бы и сделал.
самоубийством.
и дыхании не хватает и страху приходит конец.
рассудительности, ребенок остановился; ему, видимо, стало стыдно за свое
бегство; он выпрямился, топнул ногою, смело поднял голову и обернулся
назад.
мертвецом сделала его взрослым, значило бы втиснуть в узкие рамки то
сложное и неясное впечатление, которое она на него произвела. Виселица,
смутно запечатлевшаяся в его еще зачаточном сознании, оставалась для него
лишь видением. Но так как победа над страхом придает нам силы, в нем
пробудилась отвага. Будь он в том возрасте, когда человек способен
разобраться в себе, он нашел бы тысячу поводов к раздумью; но мышление
детей лишено четкости, и ребенок в лучшем случае может ощутить лишь легкую
горечь того, пока недоступного ему чувства, которое он, став взрослым,
назовет негодованием.
ощущения. От него ускользают отдаленные, беглые очертания сущности
горестного явления. Самым своим возрастом, своей слабостью дитя защищено
от слишком сложных душевных волнений. Оно воспринимает события, но почти
ничего с ними не связывает. Взрослый доискивается связи между
разрозненными явлениями, ребенок же легко удовлетворяется частичным их
объяснением. Жизненный процесс как нечто целое возникает перед ним
позднее, когда приходит опыт, на который уже можно опереться. Тогда
сопоставляются отдельные группы фактов, просветленный и зрелый рассудок
сравнивает их между собой, и воспоминания детского возраста проступают
сквозь все пережитое, как палимпсест из-под новейшего письма; воспоминания
оказываются точками опоры для логики, и то, что было в уме ребенка
впечатлением, становится силлогизмом в сознании взрослого. Впрочем, опыт
бывает различным и обращается на пользу или во вред в зависимости от
натуры человека. Хорошая натура созревает, дурная - растлевается.
Вдруг он почувствовал мучительный голод. Мысль о еде завладела всем его
существом, сразу вытеснив из памяти омерзительную картину, которую он
видел на холме. В человеке, к счастью, есть животное: оно возвращает его к
действительности.
свои карманы, отлично зная, что они пусты.
какого-нибудь жилья.
веры в провидение. Верить, что для нас всегда найдется кров, значит верить
в бога.
кровлю.
плоскогорье; казалось, ему не будет конца.
подножия утеса, в расселинах скал, ютились в давние времена первобытные
обитатели этой страны, у которых не было дерева для постройки хижина
оружием им служила праща, топливом - сухой коровий помет, божеством,
которому они поклонялись, был идол Чейл, стоявший на лесной прогалине в
Дорчестере, весь же их промысел сводился к ловле серого коралла, который
валлийцы называют plin, а греки - isidis plocamos.
надлежащее направление очень трудно, а этому маленькому существу уже на
заре его жизни предстояло сделать выбор вслепую. Тем не менее он продолжал
идти вперед. Но хотя мышцы ног у него были точно стальные, он начал
уставать. На всем пространстве не было ни; одной тропы, а если они и были,
их занесло снегом. Безотчетно он продолжал двигаться на восток. Он изранил
ступни об острые камни. Если бы было светло, можно было бы увидеть на
следах, оставляемых им на снегу, алые пятна крови.
возвышенность с юга на север, а шайка, с которой он сюда попал, вероятно
избегая нежелательных встреч, пересекла ее с запада на восток. Невидимому,
она бежала в рыбацкой или контрабандистской лодке с какого-нибудь пункта
на Эджискомбском побережье, из Сент-Катрин-Чипа или из Суонкри,
направляясь в Портленд, где ее ожидала урка, и должна была высадиться в
одной из бухт Уэстона, с тем чтобы пересесть на другое судно в одном из
заливчиков Истона. Путь этот под прямым углом перекрещивался с
направлением, по которому шел теперь ребенок. Потому-то он и не узнавал
местности.
нависающие прямо над берегом и отвесно обрывающиеся к морю. Блуждая,
ребенок взобрался на один из таких холмов, остановился и стал
всматриваться в даль, надеясь, что с высокого места ему будет виднее. Но
перед ним, заслоняя горизонт, расстилалась синеватая туманная мгла. Он
стал внимательно всматриваться в нее, и пристальный взгляд его постепенно
начал улавливать в ней какие-то очертания. На востоке, на дне отдаленной
лощины, пониже синеватой мглы, которую можно было бы принять за движущийся
в мутном сумраке ночи утес, стлались по земле и развевались в воздухе
какие-то черные клочья. Синеватая мгла была туман, а черные клочья - дым.
Где есть дым, там есть и люди. Ребенок направился в ту сторону.
неясных очертаний скал, окутанных туманом что-то вроде песчаной мели или
косы, которая, вероятно, соединяла видневшиеся на горизонте равнины с
только что пересеченным им плоскогорьем. Очевидно, надо было идти в этом
направлении.
дилювиальными наносами, который называется Чесс-Хилл.
противоположная сторона той возвышенности, на которую он карабкался,
выбираясь из бухты. Правда, спускаться было легче. Всякий подъем
вознаграждается спуском. Раньше он карабкался, теперь скатывался кубарем.
свалиться в невидимую пропасть. Чтобы удержаться на льду при спуске со
скалы, он хватался руками за тонкие, длинные ветки дикого терна или за