руке:
по-кавалерийски стройный Стеценко и небольшой, грубого, крепкого сложения
Ушаков. Ладонью разгладив усы, Стеценко в губы поцеловал Ушакова, и глаза у
него были покрасневшие и влажные. И у многих офицеров глаза были влажными от
слез. У Ищенко тоже стояли в глазах слезы, сквозь них радужным видел он мир
и только завидовал Ушакову.
взглядом. Ищенко ответил:
окну, сильно дымя трубкой.
последним? Так... Так... И по мере того как Ищенко отвечал, неясное
подозрение все больше укреплялось у Елютина.
бой видится совсем иными глазами. Как объяснить Елютину, когда он не был в
этом бою?
людей? Когда капитан покидает корабль?
выполняли его приказ.
уходить, что он, Ищенко, торопил его. Он чувствовал сейчас только жалость к
себе. Ушаков убит. Васич убит. И все хотят свалить на него. Почему теперь он
должен отвечать за всех?
замполита. Ищенко никто не будет выгораживать.
стакан и сразу же отошел, словно брезгуя быть с Ищенко рядом. На граненом
стакане сверкала в солнечном луче капля воды. Ищенко хотелось пить, сухой
язык еле ворочался в пересохшем рту. Но он боялся налить себе воды, чтоб не
увидели, как у него дрожат руки. Он держал их под столом на коленях, и от
потных ладоней коленям было жарко.
отошел как можно дальше в угол. Никто не хочет делить с ним ответственность.
Все на него!
Он говорил теперь, что если бы дивизион вели ближе к лесу, то, может быть,
они успели бы развернуться и открыть огонь по танкам (о том, что около леса
снег был глубокий и тракторы не прошли бы там, он уже не помнил сейчас). Он
говорил, что разведка, с которой Васич ходил, только в последний момент
предупредила их, когда уже было поздно. Он никого не думал подводить, он
только не хотел отвечать за всех.
до истины.
что он думал сейчас, а то, что, как ему казалось, ждал от него Елютин. И
только одно выходило явственно: если бы его, Ищенко, спросили раньше, с ним
посоветовались, всего бы этого не случилось.
И, боясь, что ему не поверят, стал показывать пробитую пулями и осколками
шинель.- Со мной рядом очередью с танка убило связного.- В этот момент он
сам верил, что это было так.- Вот! Вот!
в шинели.
прилившей крови.
что Ищенко поспешно вышел, захватив c собой шапку.
будут",- подумал он, но тупо: очень болела голова. Он сам не заметил, как
оказался около машин. На одной из них в кузове с открытым бортом (видно,
подходили смотреть) лежал на плащ-палатке Васич. Смутное сознание вины перед
ним, мертвым, шевельнулось у Ищенко. Он уже не чувствовал ни ненависти к
Васичу, ни обиды на него. Было только нехорошо, что он что-то там не так
говорил про него. Но он тут же успокоил свою совесть: Васич мертв, ему уже
ничего не нужно и не страшно. Мертвые сраму не имут. Что бы там ни было,
дома у него получат обычное извещение: "Пал смертью храбрых..." А вот он,
Ищенко, живой... "А за что меня судить? Какие у них доказательства?" И опять
в душе у него защемило от страха, когда он вспомнил, какими глазами командир
полка смотрел на него и как он сказал "идите!".
кровью губами, и на руках его почему-то тоже была засохшая кровь. Глядя на
него, холодного, мертвого, Ищенко с особенной животной силой почувствовал,
что сам он жив. Жив! И этот радостный, слепящий блеск солнца, и запах весны
в воздухе, чего уже никогда не почувствует Васич,- все это для него, живого!
И рядом с этим сознанием все остальное, даже страх его, все это было не
главным.
солнце костер. А вокруг костра в стелющемся по сырому воздуху дыму сидели
солдаты, все те, кто ночью вырвался с ним вместе на этих машинах.
Прокопченные, обросшие, с красными от недосыпания и дыма глазами, они, надев
на шомпола куски сала, жарили над огнем шашлык. Ищенко пошел к ним. Он
увидел жарящееся сало, капли жира, с треском падающие в огонь, услышал запах
и с особенной силой, с которой он воспринимал сейчас окружающий его весенний
мир, почувствовал, как хочет есть. Ему пододвинули перевернутое ведро, он
сел у костра на лучшее место, и Баградзе прямо из огня дал ему в руки шомпол
с нанизанными на него кусками прожарившегося сала.
Голубев. Все они, сидевшие здесь у костра, чувствовали смутную вину оттого,
что из всего дивизиона только они вырвались и живы. И они надеялись, что с
часу на час подойдут еще люди. И даже перед ним они чувствовали некоторую
вину, потому что, пока они здесь ели, его допрашивали там за всех. Ищенко
понял это и понял, какими глазами они взглянули бы на него, если бы знали
сейчас, что там произошло. И ему стало не по себе.
пальцев, тек по подбородку.
весело взблескивали на солнце металлическими крыльями.
когда опять стало слышно голоса, и кивнул головой в сторону штаба полка.
Ищенко не смотрел на него. Он ел и смотрел в костер. С полным ртом он
ответил неразборчиво.
Махров Алексей
Володихин Дмитрий
Каргалов Вадим
Афанасьев Роман
Эриксон Стивен
Куликов Роман