блистательный балет!
Средиземному морю... Его напугал вдруг призрак сырой и гнусной тюрьмы, едва
не поглотившей его двенадцать лет назад, и он сказал, шевеля губами, в
одиночестве:
актрис, высунувшиеся из всех повозок, и сказал передовым:
двадцатых числах октября 1658 года происходила необычная суета. Визжали
пилы. Нестерпимо барабанили молотками театральные рабочие. В зале Гвардии
ставили сцену, а потом стали ее монтировать. Забегал, вытирая пот, машинист,
и засуетились режиссерские помощники.
некрасивый, гримасничающий человек, вымазавший в суете краской рукав
кафтана. От волнения руки у человека стали неприятно холодными, и, кроме
того, он начал заикаться, а последнее обстоятельство всегда вызывало в нем
ужас. Изредка, без всякой нужды, он шипел на актеров, которые, по его
мнению, без толку путались под . ногами и мешали работать.
стоял выгороженный "Никомед" Пьера Корнеля.
себя мудро, как настоящий лукавый комедиант. Он явился в столицу с шляпой на
отлете и с подобострастной улыбкой на пухлых губах. Кто помогал ему?
Несведущие люди думали, что это сделал принц Конти. Но мы-то с вами знаем,
что богобоязненный Конти был здесь решительно ни при чем. Нет, нет! Помог
Мольеру на трудном придворном пути тот самый Пьер Миньяр, который своими
тяжелыми глазами так Хорошо разглядел Мольера в Авиньоне. У Миньяра были
громадные связи. Благодаря Миньяру главным образом, Мольер нашел ход к
всесильному кардиналу Мазарэну, а для того, чтобы устроить свои дела, более
ничего и не требовалось.
Филиппом Орлеанским- Единственным Братом Короля.
вежливо касаясь рукояти шпаги на широчайшей перевязи, и говорит:
Белом Кресте погиб мой Блестящий Театр. Наивное название, не правда ли? Ах,
уверяю вас, ваше высочество, что в этом театре не было и тени чего-нибудь
блестящего! Впрочем, вашему высочеству было тогда всего шесть лет. Ваше
высочество были ребенком. Не узнать, конечно, теперь ваше высочество!
Брат Короля, восемнадцатилетний мальчик, стоит, опираясь на тяжелый стол, и
вежливо слушает антрепренера. Собеседники изучают друг друга глазами.
складках, но глаза у него настороженные и внимательные.
удовлетворенной порочной страстью. Мальчик смотрит на директора, чуть
приоткрыв рот. Несколько дней приближенные жужжали ему в уши. Он просыпался
и слышал слово-Мольер. Ложился-все тот же Мольер. Этот Мольер ему снился
один раз. Этот загадочный человек принадлежит к тому странному миру, который
носит название "актерский мир". Этот в данное время великолепно одетый
человек, говорят, ездил на волах и ночевал на скотном дворе. Кроме того, все
приближенные уверяют, что от него можно ждать изумительных развлечений.
больше всего ему должны были понравиться улыбки и складки на лице, но ни в
коем случае не глаза комедианта. Пожалуй, у него очень мрачные глаза. И
Филипп хочет настроить себя так, чтобы нравились складки на лице, но
почему-то притягивают все-таки глаза. Когда директор театра раскрыл рот,
чтобы говорить, Филипп решил, что у него неприятный голос и притом он как-то
странно переводит дух, когда говорит, что не принято при дворе. Но, после
первых фраз гостя, голос его почему-то начинает нравиться Филиппу.
есть не поворачиваясь спиной к собеседнику. Пожалуй, он видал кое-какие
виды!
другим голосом, строгим и как будто грубым, а потом-опять прежним голосом:
люди, которые ездят на волах:
шляпу с перьями и слушает. Он видит каких-то женщин и понимает только, что
женщины эти бледны и очень мало его интересуют. Затем он видит мужчин и
надевает шляпу. И перед ним пыхтит какой-то круглый, как шар, курносый, а
улыбается, как солнце. Это господин Дюпарк, от которого тоже очень многого
можно ожидать. Еще подходит и кланяется какой-то хромой, молодой, с
язвительной улыбкой на губах, но бледен от испуга. И многие еще.
Действительно, у приезжего целая труппа.
рад, что он очень любит театр, что он очень много слышал... Ему приятно, он
принимает труппу под свое покровительство... Более того, он убежден, что
король не откажется посмотреть, как актеры господина де Мольера... Он
правильно выговаривает фамилию?
актеры господина Мольера свои пьесы.
спрашивает и надеется, что его величество в добром здоровье, так же как и
королева-мать?
зале выгородили "Никомеда".
вспоминается Рона и мускатное вино... Там, собственно говоря, свобода и нет
такой удручающей ответственности, но поздно, поздно куда бы то ни было
бежать!
Гвардейского зала, и в свете их оживают неподвижные кариатиды.
занавесе и видел, как наполнялся зал. Господину де Мольеру казалось, что он
слепнет. На всех руках дробились огни в алмазах, эти же огни сверкали на
рукоятках шпаг, в глазах стоял лес перьев, кружев, глаза кололи девизы на
ментиках, на всех кавалерах лоснились дивные ленты из лавки Пердрижона,
колыхались сложные дамские прически.
двадцатилетний человек, при виде которого у директора труппы совершенно
похолодело сердце. Этот человек, один среди всех, сидел, не сняв своей
шляпы. В тумане дыханий Мольер успел рассмотреть, что у молодого человека
надменное лицо с немигающими глазами и капризно выпяченной нижней губой.
высокомерное и холодное лицо молодого человека в шляпе с перьями. Он
рассмотрел в тумане зала знакомые лица королевских бургонских актеров. "Я
ожидал этого!-подумал тоскливо директор.-Вот они, все налицо!" Он узнал
госпожу Дезейе, известную своим безобразным лицом и тем, что в исполнении
трагических ролей она не имела себе равных во Франции. А за лицом Дезейе
поплыли лица господ
бургонцы, королевские актеры!
сигнал, зал стих, упал занавес, и со сцены зазвучали слова королевы Лаодики:
"Господин, признаюсь вам, что мне сладостно видеть..."
Вначале кто-то позволил себе кашлянуть, затем кашлянул другой, потом третий-
театральным людям известно, что это очень скверный знак. Потом стали
перешептываться, посылать друг Другу удивленные взоры. В чем дело? Две
недели, взбудоражив весь город и двор, по Парижу летала фамилия-Мольер!
Мольер здесь, Мольер там... Вы слышали? Какой-то провинциал? Говорят,
изумителен! К тому же он как будто сам сочиняет? Его величество двадцать
четвертого смотрит в Гвардейском зале. Вы приглашены? Мольер, Мольер, всюду
Мольер... В чем дело, господа? В Бургонском Отеле Корнеля играют гораздо
лучше! Скука стала выступать на придворных лицах. Точно, хороша вот эта...
Дюпарк. Что же касается самого Мольера... Нет, он не плох, но он как-то
странно читает стихи, как будто бы прозу. Странная манера, воля ваша!
зрителей-жирного, оплывшего человека. Это был Захария Монфлёри, один из
первых актеров Бургонского Отеля. Возле него потихоньку веселились и
шептались Отрош и Вилье.
кресло и втянув голову в плечи.