Чтение 14–й страницы книги ~Кролик, беги~

камушки в колодец бросаю. А эта деревенщина носится туда-сюда, они все
мокрые, а запасных у них всего только двое, но наша команда не в их лиге,
так что им тоже все равно, и единственный судья наклоняется над краем
сцены и заговаривает с их тренером. Средняя школа "Иволга". Вот так, а
потом их тренер приходит в раздевалку, где переодеваются обе команды,
достает из шкафчика кувшин сидра и пускает по кругу. Неужели вы не
помните? - Как странно, даже смешно, почему-то они никак не могут понять,
что в этом было такого особенного. Он снова принимается за еду. Остальные
уже поели и теперь выпивают по второй.

- Да, сэр, Как-вас-там, вы и вправду милый мальчик, - говорит Маргарет.

- Не обращай внимания, Гарри, - замечает Тотеро. - Шлюхи всегда так
разговаривают.

Рука Маргарет, оторвавшись от стола, пролетает мимо ее тела и бьет его
прямо в зубы.

- Один - ноль, - хладнокровно произносит Рут.

Все происходит так тихо, что китаец, который убирает со стола тарелки,
не поднимает головы и явно ничего не слышит.

- Мы уходим, - объявляет Тотеро и пытается встать, но натыкается бедром
на край стола, застревает и стоит ссутулясь, как горбун. От удара рот его
чуть-чуть скривился, и Кролик отводит глаза от этой двусмысленной
болезненной смеси бравады, стыда и, что еще хуже, гордости, скорее
тщеславия. С искаженных кривой ухмылкой губ слетают слова:

- Вы идете, дорогая?

- Сукин сын, - отзывается Маргарет; однако ее крепкое, как орешек,
тельце выскальзывает из кабинки, и она оглядывается посмотреть, не
оставила ли она сигарет или кошелька. - Сукин сын, - повторяет она, и в
невозмутимости, с какой она это произносит, есть что-то даже красивое. Вид
у них с Тотеро теперь более спокойный, решительный и как бы даже суровый.

Кролик хочет выскочить из-за стола, но Тотеро поспешно кладет ему на
плечо руку; твердое прикосновение этой тренерской руки Кролик, сидя на
скамейке, частенько ощущал незадолго до того, щепок по спине отправлял его
на баскетбольную площадку.

- Нет, нет, Гарри. Оставайся. Не все сразу. Пусть наша грубость тебя не
смущает Ты бы не мог дать мне на время машину?

- Что? Мне же без нее никуда не попасть.

- Да, да, ты прав, ты совершенно прав. Прости, пожалуйста.

- Да нет, я хотел сказать, что если она вам нужна... - Ему не хочется
одалживать автомобиль, который принадлежит ему лишь наполовину.

Тотеро это понимает.

- Нет, нет. Нелепая идея. Спокойной ночи.

- Обрюзгший старый болван, - говорит ему Маргарет.

Взглянув на нее, Тотеро суетливо опускает глаза. Гарри видит, что она
права, Тотеро и вправду обрюзг, лицо его искривилось, как спущенный
баллон. Однако этот баллон смотрит на Кролика, словно распираемый какой-то
важной мыслью, тяжелой и бесформенной, как вода.

- Куда ты денешься? - спрашивает Тотеро.

- Все будет о'кей. У меня есть деньги. Я возьму номер в гостинице, -
отвечает Кролик. Отказав Тотеро, он хочет, чтобы тот поскорее ушел.

- Дверь моей обители открыта, - говорит Тотеро. - Правда, там всего
одна койка, но можно сделать матрас...

- Нет, нет, - резко возражает Кролик. - Вы спасли мне жизнь, но я не
хочу садиться вам на шею. Все будет хорошо. Я и без того не знаю, как мне
вас благодарить.

- Мы еще побеседуем, - обещает Тотеро; рука его дергается и как бы
случайно шлепает Маргарет по заду.

- Я готова тебя убить, - говорит ему Маргарет, и они удаляются.

Похожие со спины на отца с дочерью, они минуют стойку, возле которой
шепчется с девушкой-американкой официант, и выходят сквозь стеклянную
дверь, Маргарет впереди. Словно так и надо, словно они - деревянные
фигурки, входящие и выходящие из старинного барометра.

- Господи, в какой же он скверной форме.

- А кто в хорошей? - интересуется Рут.

- Хотя бы вы.

- Вы хотите сказать, что у меня хороший аппетит?

- Послушайте, у вас какой-то комплекс насчет того, что вы такая
большая. Вы совсем не толстая. Вы пропорционально сложены.

Она смеется, потом умолкает, смотрит на него, снова смеется, берет его
обеими руками за плечо и говорит:

- Кролик, вы истинно христианский джентльмен.

От того, что она назвала его по имени, его обдает волнующим теплом.

- За что она его ударила? - спрашивает он и хихикает, боясь, что ее
руки, лежащие у него на плече, игриво ткнут его в бок. Ее крепкая хватка
не исключает такой возможности.

- Ей нравится бить людей. Однажды она ударила меня.

- Наверняка вы сами напросились.

Она убирает руки и кладет их обратно на стол.

- Так ведь и он напросился. Ему нравится, когда его бьют.

- Вы его знаете?

- Она мне про него рассказывала.

- Это еще не значит, что вы его знаете. Эта девка глупа.

- Что верно, то верно. Вы даже и представить себе не можете, до чего
она глупа.

- Еще как могу. Я женат на ее двойняшке.

- Уу-у! Женат.

- Слушайте, что вы там говорили насчет Ронни Гаррисона? Вы его знаете?

- А что вы там говорили насчет того, что вы женаты?

- Да, я был женат. И до сих пор женат.

Он жалеет, что заговорил об этом. Огромный пузырь, сознание
чудовищности его положения теснит ему сердце. Так бывало в детстве, когда,
субботним вечером возвращаясь домой, он вдруг осознавал, что все кругом -
деревья, мостовая - все это жизнь, единственная, неповторимая
действительность.

- Где она?

Этого еще не хватало - попробуй-ка ответить на вопрос: куда могла пойти
Дженис?

- Она, наверно, у своих родителей. Я только вчера ее бросил.

- А, так это просто отпуск. Вы ее не бросили.

- Да нет, пожалуй, бросил.

Официант приносит им блюдо кунжутных пирожных. Кролик на пробу берет
одну штуку, он думает, что они твердые, и с удовольствием ощущает, как
сквозь тонкую оболочку семян проступает мягкое тягучее желе.

- Ушли совсем ваши друзья? - спрашивает официант.

- Не беспокойтесь. Я заплачу, - отвечает Кролик.

Китаец поднимает свои вдавленные брови, морщит в улыбке губы и уходит.

- Вы богатый? - интересуется Рут.

- Нет, бедный.

- Вы и вправду собираетесь ночевать в гостинице?

Оба берут по нескольку пирожных. На блюде их штук двадцать.

- Да. Сейчас я расскажу вам про Дженис. Я не собирался ее бросать до
той самой минуты, когда я от нее ушел. Мне вдруг стало ясно, что иначе и
быть не может. В ней пять футов шесть дюймов, она смуглая...

- Не желаю про нее слушать. - Голос Рут звучит решительно; когда она,
закинув голову, вглядывается в светильники на потолке, ее разноцветные
волосы приобретают однородный темный оттенок. Волосам свет льстит больше,
чем лицу, - на обращенной к Гарри стороне ее носа из-под пудры проступают
какие-то пятна или прыщи.

- Не желаете, - говорит Кролик. Пузырь скатывается с груди. Раз это
никого не беспокоит, почему это должно беспокоить его? - О'кей. О чем мы
будем говорить? Сколько вы весите?

- Сто пятьдесят.

- Да вы же просто крошка. Второй полусредний вес. Кроме шуток. Кому
нужна кожа да кости? Каждому фунту вашего веса просто цены нет.

Он болтает просто так, от радости, но что-то в его словах заставляет ее
насторожиться.

- Уж очень вы умный, - замечает она, поднимая к глазам пустой бокал.
Это плоская вазочка на коротенькой ножке вроде тех, в каких подают
мороженое на пижонских вечеринках по случаю дня рождения. Бледные дуги
отраженного света проплывают по ее лицу.

- Про свой вес вы тоже не желаете говорить. Гм. - Отправив в рот еще
одно пирожное, он ждет, чтобы прошло первое ощущение острого вкуса желе. -
Ладно, переменим пластинку. Что вам требуется, миссис Америка, так это
"чудо-терка". Сохраняет витамины. Снимает излишек жиров. Один поворот
пластмассового винта - и вы можете натереть морковь или наточить карандаши
вашего супруга. Годится на все случаи жизни.

- Бросьте. Бросьте дурака валять.

- Ладно.

- Поговорим о чем-нибудь приятном.

- Ладно. Начинайте вы.

Она откусывает пирожное и смотрит на него, улыбаясь полным ртом и
потешно опустив уголки туго надутых губ; когда она жует, на лице ее
изображается безмерное удовольствие. Наконец она глотает, широко
раскрывает круглые голубые глаза, коротко вздыхает, хочет что-то сказать,
но вместо этого смеется прямо ему в лицо.

- Обождите, - говорит она, - сейчас. - Затем заглядывает в свой бокал,
сосредоточенно думает, но все, на что она способна, - это заявить: - Не
надо жить в гостинице.

- Придется. Скажите, какая лучше.

Интуиция подсказывает ему, что она много чего знает про гостиницы. Там,
где ее шея незаметно переходит в плечо, белеет мелкая ложбинка, в которую,
свернувшись клубочком, ложится его внимательный взгляд.