пожалуйста, что домой...
мой двоюродный брат Никита. С Валерием знакомы. Что случилось? Правила
утром сдавали? Садись. И докладывай.
сказал инженер и, со вздохом сев к столу, смущенно засмеялся. -
Трехсторонний перекресток, машина, трамвай, мотоциклист, смещенные пути.
Не пропустил мотоциклиста, что-то напутал с трамваем, нагородил
несусветную ерунду. Инспектор, мрачный такой тип, не запомнил его фамилию,
глазел на меня, как на идиота. Тогда я ему говорю: "Вы видели идиота?" А
он: "Кого вы имеете в виду?" - "Себя, конечно". И ушел с двойкой. Не
ученик у вас, а идиот, Алексей Георгиевич!
стесненно-весело посмеиваясь, но это было явное возбуждение расстроенного
человека, и Алексей, не перебивая, строго выслушал его; Валерий же, скосив
на инженера выгоревшие брови, запустил руки в карманы своих помятых брюк,
снисходительно фыркнул:
Мотоцикл, видимо, был помехой справа...
внимания на слова Валерия. - Начерти схему перекрестка, трамвай,
мотоцикл... Как было? Нарисуй все, Олег Геннадьевич!
говорили.
чрезмерной поспешностью записную книжку в кожаном переплетике,
автоматический карандаш, начертил что-то довольно-таки нервозно и с виной
и робостью поднял глаза на Алексея.
перекрестке. Так?
Растерялся, что ли?
платком влажные залысины. - Адская неуверенность, понимаешь, какая-то...
Теперь не представляю, как сдам послезавтра практическую езду. Если опять
будет принимать какой-нибудь мрачный тип, я пропал!..
прекращаю обкатывать твою машину, и можешь завтра же продать ее в
комиссионном магазине. Это тебе ясно?
глазами на Алексея, забормотал: - Может быть, все это действительно не для
меня, бог к этому делу способностями обошел...
правила и сдашь практическую езду. Ты куда? Домой сейчас? А ну-ка пойдем к
машине. Пока не очень ясны причины паники. Рановато отступаешь. Слушай,
Валя, ты можешь ехать. Завтра увидимся. Хватит зевать - челюсти вывихнешь!
- Он повернулся к демонстративно скучающему Валерию; тот зевал, сидя на
подоконнике; перевел взгляд на Никиту, добавил: - Если ты, брат, не
против, поедем с Олегом Геннадьевичем, я покажу тебе новую Москву.
Юго-Запад. Поехали вместе.
смятый платок в карман. - Ты хочешь, чтобы я... вел машину? Н-нет,
Алексей, я лучше сегодня на такси... Юго-Запад - это через весь город...
Собью еще кого-нибудь, упаси боже...
учил? Все получится. Я буду сидеть рядом. Как в учебной. Надеюсь, ты уже
не в состоянии прострации?
Валерий и с выражением безразличия намотал и размотал на пальце цепочку
ключика от машины. - Я могу вас сопровождать, так сказать, эскортом.
ключиком возле виска, сказал Никите:
автоинструктора. И одержимость. Каждый по-своему с ума сходит. Поэтому не
удивляйся. Значит, ты с ними, братишка?
кой бес возится с ним Алешка, не понимаю!
7
пропуская сверкающий под низким предзакатным солнцем плотный, слитно
ревущий поток уличного движения, и, переждав, с запозданием и рывками
трогалась на зеленый свет, набирая скорость, и Олег Геннадьевич, весь
напряженный, без пиджака - под мышками белая сорочка намокла, - вобрав
голову в плечи, торопясь, переключал скрежещущие скорости, опасливо и
умоляюще косился при этом на Алексея, как в ожидании окрика или удара. Но
Алексей не говорил ни слова, как бы не замечал ничего.
машине притирал свою обшарпанную "Победу" Валерий, смеясь, махал рукой,
поощрительно кричал им:
может, ко мне?
лихостью матерого таксиста, легко втираясь в этот бесконечно катящийся
поток улицы.
машине было нестерпимо душно, химически пахла кожа новеньких, пропеченных
солнцем сидений, и пахло теплым маслом, горячей резиной; на перекрестках
удушливо врывался в окна выхлопной газ от гремевших, лязгающих кузовами
грузовиков; нескончаемо огромный перенаселенный город сиял, везде
вспыхивал стеклами этажей недавно выстроенных блочных домов, лениво
чертили по белесому знойному небу железные стрелы кранов над строительными
лесами; густые толпы народа хаотично скоплялись, заполняли тротуары,
длинные очереди ожидали на остановках; и, отяжелев от пассажиров, как бы
огрузшие, шли по расплавленному асфальту троллейбусы - были часы "пик",
когда город, накаленный солнцем и моторами за день, весь горячий,
достигает предельной точки в своем бешеном ритме, в своем шуме, визге,
грохоте, в своей толчее, в своем убыстренном в эти часы движении.
Алексей. - Не похоже на Замоскворечье, верно?
мельком посмотрел на однообразные, неуклюжие квадраты белых, с узкими
балкончиками домов, на те же пульсирующие толпы народа на тротуарах, на
жаркий и широкий, как площадь, разделенный пыльными тополями, проспект, по
которому в завывающем, тесно сбитом потоке двигалась их машина, и устало
откинулся на сиденье, изнеможенный жарой, духотой, слабо пытаясь понять и
не понимая, зачем он согласился ехать куда-то на Юго-Запад вместе с
Алексеем и его учеником, хотя ему было все равно, куда ехать, и он не мог
бы дать себе отчет в том, что сейчас для него имело значение, так как не
имело значения многое, что раньше было осмысленно логичным и прочным, а
теперь только соизмеримым с прежним.
Геннадьевича, и почему-то не хотелось видеть его влажные на затылке
светлые волосы, уже тронутые нитями седины, его красную подбритую шею,
видеть его суетливые рывки полнеющими покатыми плечами и этот испуганный
взгляд в сторону Алексея при скрежете скоростей.
Неужели это так ему нужно?"
- Не кидай его, черт возьми, как автомат! Ты не в атаку идешь. Выбери одно
направление и не виляй. Спокойно.
буду. Все время забываю. Ты командуй, Алеша.
вспомнил? Ночную атаку немцев на "Красном Октябре". Вспомнил вот, не знаю
почему. Ты со взводом стоял справа от меня. В стыке с ротой капитана
Сероштана.
блещущего под солнцем ветрового стекла. - Ты говоришь, капитана Сероштана?
баррикад из металлолома. Немцы пошли ночью. Холод был, замерзала смазка на
автоматах. Мы услышали, как они запутались в проволоке, и закричали. Тогда
была почти рукопашная. Помнишь?
взял. Прекрасный был спирт! По-моему, авиационный.
какого-то убитого немца?