на правду, и девушки верили ему, жалели и грустили вместе с ним. Музыка
играла все так же нестройно, но жалобно, вечер был темный, задумчивый, и им
всем было мечтательно-грустно. Когда Юрий замолчал, Дубова, отвечая на свои
собственные думы о том, что ее жизнь скучна, однообразна и что скоро она уже
состарится, не испытав счастья и любви, тихо спросила:
самоубийстве?
признаваться в этом, потому что он думал, будто это придает ему какой-то
мрачный интерес в глазах красивой и молодой девушки.
не было грустно.
начатую картину, ничего не почувствовал и с удовольствием лег спать. А ночью
ему снились сладострастные и солнечные картины, молодые и красивые женщины.
X
Карсавиной и Дубовой. Целый день ему было приятно вспоминать проведенный с
ними вечер и хотелось опять встретиться, поговорить о том же и опять увидеть
то же выражение участия и ласки в веселых и нежных глазах.
стояла мелкая сухая пыль, и на бульваре никого не было, кроме случайных
редких прохожих.
груди, точно его кто-то обидел, и медленно пошел по бульвару, глядя под
ноги.
Шафров и еще издали учтиво улыбался ему.
подавая Сварожичу крупную широкую ладонь.
пренебрежительно спросил Юрий. Он всегда говорил так с Шафровым, которого,
как бывший член комитета, считал наивным студентиком, играющим в революцию.
разноцветных брошюрок.
сухое заглавие популярной социальной статьи, давно им самим прочитанной и
забытой.
возвращая брошюрку.
служили Карсавина и Дубова.
не обратил на них внимания.
чувствовал к нему почтение, граничащее с влюбленностью.
радостью думая о том, что вечер будет занят, и о том, что можно увидеть
Карсавину.
которого влажно пахло свежестью и водой, и вошли в двухэтажное здание
училища, где уже собирались люди.
скамеек, смутно белел экран для волшебного фонаря и слышался
сдержанно-веселый смех. Около окна, в которое видны были потемневшее небо и
верхушки темно-зеленых деревьев, стояли Ляля и Дубова. Они встретили Юрия
радостными восклицаниями.
и не видя Карсавиной. - А Зинаида Павловна не участвует? - неровно и
разочарованно прибавил он.
осветила Карсавину, зажигавшую свечи. Ее красивое и свежее лицо было ярко
снизу освещено и весело улыбалось.
Юрию руку.
него, мягко соскочила с кафедры, пахнув в лицо Юрию запахом здоровья и
свежести.
зажигая большие, светлые лампы, и зал осветился ярким и веселым светом.
Шафров отворил дверь в коридор и громко сказал:
стали входить люди. Юрий смотрел на них с любопытством; привычный зоркий
интерес пропагандиста пробудился в нем. Это были и старые, и молодые, и
дети. В первом ряду никто не сидел и уже потом его заняли какие-то
неизвестные Юрию дамы, толстый смотритель училища и уже знакомые Юрию
учителя и учительницы мужской и женской прогимназии. А весь остальной зал
затопили люди в чуйках, пиджаках, солдаты, мужики, бабы и много детей в
пестрых рубашках и платьях.
спокойно, но дурно читал о всеобщем избирательном праве. Голос у него был
глухой и не гибкий, и все, что он читал, приобретало характер статистической
таблицы, но слушали его со вниманием, и только сидевшие в первом ряду
интеллигентные люди скоро начали шептаться и шевелиться. Юрию стало досадно
на них и жаль, что Шафров дурно читает. И когда студент устал, Юрий тихо
сказал Карсавиной:
тяготился тем, что читает плохо, он не только согласился, но даже
обрадовался.
место.
начал сильным, звучным голосом. Раза два он оглянулся на Карсавину и оба
раза встретил ее блестящий и выразительный взгляд. Смущенно и радостно
улыбаясь ей, он поворачивался к книге и начинал читать еще громче и
выразительнее и ему казалось, что он для нее делает какое-то непостижимо
хорошее и интересное дело.
поклонился и, сходя с кафедры, широко улыбнулся Карсавиной, точно хотел
сказать ей: "Это для тебя!"
расходиться, а Юрий познакомился с двумя дамами, которые сказали ему
несколько приятных слов по поводу его чтения.
нас всегда так читали!
личное одолжение, хотя и говорил, что благодарит его за народ. Шафров
выговаривал это слово твердо и уверенно.
посвящал Юрия в большую тайну, - а если и делают что, так кое-как... спустя
рукава. Странно мне это, право: для увеселения скучающих бар нанимают
дюжинами первоклассных актеров, певиц, чтецов, а для народа сядет читать вот
такой чтец, как я... - Шафров с добродушной иронией махнул рукой, - и все
довольны... Чего же им, мол, еще!
газетах посвящены тому, как чудно играют артисты, а тут...
собирать свои книжечки.
собственный успех сделали его добрым и мягким и его даже немного умилила эта
простота.
затеплились звезды.