неотвязном кашле. Минут пять тот бил его так, что казалось - вот-вот
что-то оборвется в груди. Потом немного отлегло, но стало не до картофеля,
он только выпил полкружки воды и закрыл глаза. В ощущениях его что-то
плыло, качалось, болезненно-сладостная истома убаюкивала, он засыпал. В
замутненном сознании быстро отдалялись смешивающиеся голоса Рыбака и
девочки.
картофелиной, под столом загремели его сапоги. Разговор на какое-то время
умолк, но затем прозвучал вкрадчивый, с лукавым любопытством голос
девочки:
еще успевает отметить этот почти неуловимый переход в забытье, и дальше
уже видится тот, раненный в ногу лейтенант, который едва ковыляет в
колонне, опираясь на плечо более крепкого товарища. У лейтенанта
забинтована еще и голова. Бинт старый, грязный, с запекшейся коркой крови
на лбу; иссохшие губы и нехороший лихорадочный блеск покрасневших глаз
придают его исхудавшему лицу какой-то полусумасшедший вид. От его раненой
ноги распространяется такой смрад, что Сотникова слегка мутит: сладковатый
запах гнили на пять шагов отравляет воздух. Их гонят колонной в лес -
реденький соснячок при дороге. Под ногами пересыпается белый, с хвойными
иголками песок, нещадно жжет полуденное солнце. Конные и пешие немцы
сопровождают колонну.
массы в шталаге: политработники, коммунисты, евреи и прочие, чем-либо
вызвавшие подозрение у немцев. Сотникова поставили сюда за неудачный
побег. Наверно, там, на песчаных холмах в сосняке, их расстреляют. Они уже
чувствуют это по тому, как, свернув с дороги, настороженно подобрались,
стали громче прикрикивать их конвоиры - начали теснее сбивать в один гурт
колонну. На пригорке, видно было, стояли и еще солдаты, наверно, ждали,
чтобы организованно сделать свое дело. Но, судя по всему, случаются
накладки и у немцев. Колонна еще не достигла пригорка, как конвоиры что-то
загергетали с теми, что были на краю соснячка, затем прозвучала команда
всем сесть - как обычно делалось, когда надо было остановить движение.
Пленные опустились на солнцепеке и под стволами автоматов стали чего-то
ждать.
скверно - обессилел без воды и пищи. И он молча, в полузабытьи сидел среди
тесной толпы людей на колючей сухой траве без особых мыслей в голове и,
наверно, потому не сразу понял смысл лихорадочного шепота рядом: "Хоть
одного, а прикончу. Все равно..." - "Погоди ты. Посмотрим, что дальше". -
"Разве неясно что". Сотников осторожно повел в сторону взглядом - тот
самый его сосед-лейтенант незаметно для других доставал из-под грязных
бинтов на ноге обыкновенный перочинный ножик, и в глазах его таилась такая
решимость, что Сотников подумал: такого не удержишь. А тот, к кому он
обращался, - пожилой человек в комсоставской, без петлиц гимнастерке -
опасливо поглядывал на конвоиров. Двое их, сойдясь вместе, прикуривали от
зажигалки, один на коне чуть поодаль бдительно осматривал колонну.
послышалась какая-то команда, и немцы начали поднимать колонну. Сотников
уже знал, на что решился сосед, который сразу же начал забирать из колонны
в сторону, поближе к конвоиру. Конвоир этот был сильный, приземистый
немец, как и все, с автоматом на груди, в тесном, пропотевшем под мышками
кителе; из-под мокроватой с краев суконной пилотки выбивался совсем не
арийский - черный, почти смоляной чуб. Немец торопливо докурил сигарету,
сплюнул сквозь зубы и, по-видимому намереваясь подогнать какого-то
пленного, нетерпеливо ступил два шага к колонне. В то же мгновение
лейтенант, словно коршун, бросился на него сзади и по самый черенок вонзил
нож в его загорелую шею.
- и несколько человек, будто их пружиной метнуло из колонны, бросились в
поле. Сотников тоже рванулся прочь. Лейтенант, который сначала бежал, но
вдруг споткнулся, упал на бок под самые ноги Сотникову и тут же ножом
широко полоснул себе поперек живота. Сотников перескочил через его тело,
едва не наступив на судорожно скрюченную руку, из которой, коротко
сверкнув мокрым лезвием, выпал в песок маленький, с указательный палец,
ножик.
нескольких местах ударили очереди - первые пули прошли над его головой. Но
он бежал. Кажется, никогда в жизни он не мчался с такой бешеной прытью, и
в несколько широких прыжков взбежал на бугор с сосенками. Пули уже густо и
беспорядочно пронизывали сосновую чащу, со всех сторон его осыпало хвоей,
а он все мчал, не разбирая пути, как можно дальше, то и дело с радостным
изумлением повторяя про себя: "Жив! Жив!"
которая через сотню шагов неожиданно окончилась, впереди разлеглось
уставленное рядами крестцов сжатое поле. Однако деваться ему было некуда,
и он рванулся дальше - по стерне через поле, туда, где курчавились зеленые
кусты ольшаника.
- пуля, словно кнутом, хлестко стеганула его по брюкам, разрубив пустой
портсигар в кармане. Сотников явственно почувствовал этот удар и
оглянулся: низко пригнувшись над гривой лошади и вскинув правую, с
пистолетом руку, за ним скакал всадник. От лошади, понятно, не уйдешь, и
Сотников повернулся лицом к преследователю. Конь едва не сшиб его с ног, в
последний момент он как-то увернулся от его копыт, метнувшись за ближайший
в ряду крестец. Немец, резко откинувшись в седле, выбросил руку -
грохнувший выстрел перебил на верхнем снопе перепясло - солома, туго
пырснув в стороны, осыпалась на стерню. Но Сотников все же уцелел и в
отчаянном порыве схватил из-под ног камень - обычный, размером в кулак,
полевой булыжник. Опять как-то уклонившись от лошади, он с силой бросил
камень прямо в лицо всаднику, тот преждевременно грохнул выстрелом, но и в
этот раз мимо. Почувствовав спасительную силу в этих камнях, Сотников
начал хватать их из-под ног и швырять в немца, который вертелся на
разгоряченном коне вокруг, норовя выстрелить наверняка. Еще два выстрела
прогремели в поле, но и они не задели беглеца, который, обрадовавшись
своей удаче, с камнем в руке бросился за другой ряд крестцов.
шагов к следующему ряду я снова круто обернулся, чтобы ударить навстречу.
На этот раз он попал в голову лошади, и немец снова промазал. Сотников
швырнул в него еще три камня подряд, увертываясь от лошадиных копыт и все
дальше перебегая от крестца к крестцу. Но вот крестцы кончились, в ряду
остался последний. Сотников в изнеможении упал за ним на колени, сжав в
руке камень. В этот раз немец решительно направил коня на крестец, видимо
намереваясь сшибить беглеца копытами. Конь высоко взвился на задних ногах
и, екнув селезенкой, тяжело прыгнул, обрушивая крестец и заваливая снопами
Сотникова. Падая, тот, однако, радостно вскрикнул - промелькнувший перед
ним парабеллум в руке немца круто выгнулся вверх затвором: вышла обойма.
Поняв свою оплошность, немец сгоряча резко осадил коня, и тогда Сотников,
вскочив, со всех ног бросился, к недалекому уже кустарнику.
перезаряжал пистолет - для этого надо было придержать коня, - и Сотников
успел добежать до ольшаника. Тут уже конь ему был не страшен. Не обращая
внимания на опять раздавшиеся выстрелы, а также ветки, раздиравшие его
лицо, он долго бежал, пока не забрался в болото. Деваться было некуда; и
он влез в кочковатую, с окнами стоячей воды трясину, из которой уже никуда
не мог выбраться. Там он понял, что если не утонет, то может считать себя
спасенным. И он затаился, до подбородка погрузившись в воду и держась за
тоненькую, с мизинец, лозовую ветку, все время напряженно соображая:
выдержит она или нет. Если бы ветка сломалась, он бы уже не удержался,
силы у него не осталось. Но ветка не позволила ему скрыться с головой в
прорве, мало-помалу он отдышался и, как только вдали затихла стрельба, с
трудом выбрался на сухое.
спасение, побрел на восток.
9
пересел поближе к окну и из-за косяка стал наблюдать за тропинкой. Он
немного перебил голод картошкой, делать тут ему было нечего, но и уйти
было нельзя - приходилось ждать. А кому не известно, что ждать и догонять
Лукьяненко Сергей
Шидловский Дмитрий
Посняков Андрей
Березин Федор
Смит Кордвейнер
Орловский Гай Юлий