Чтение 14–й страницы книги ~Баллада об ушедших на задание~

нагляделся и на такие бараки, и на плацы, на подсобки и обгорелые пни
по краям, где прежде были вышки, а теперь здесь тишина и только в
одном месте земля осталась мертвой, ее словно серебром залили, а так
везде уже начало зарастать травой. Через пару лет и следа не
останется.

Это место они постарались пройти поскорей, потому что воздух здесь
был такой сухой и колючий, что казалось, будто дышишь песком.

Потом так же неожиданно открылось село. Судя по карте, оно было
совсем небольшое, чуть больше двадцати дворов. Теперь это были две
нестройные шеренги закопченных печей, похожих друг на друга, как
близнецы. Видать, работал их один мастер. Единственная уцелевшая хата
стояла на противоположном конце села, возле моста через ручей. Очень
прочного и широкого моста, это даже издали было видно.

"Пожалуй, средний танк пройдет", - привычно прикинул капитан Сад,
хотя сейчас эта информация ему была вовсе ни к чему и почти не было
шансов, что когда-либо пригодится.

Они пересекли село наискосок, благо заборы уже пообвалились почти
везде. На всякий случай развернулись в цепь, но почти не хоронились:
засады здесь не могло быть - обгорелые сады просвечивали насквозь.

Хата имела жилой вид. Капитан обошел ее кругом, заглянул в низкий
сарай и лишь затем постучал в дверь. Тотчас же отозвался старческий
голос:

- Входите, кого бог послал.

В хате было темно, пахло сырым глинобитным полом и травами. Капитан
собрался попросить, чтобы дед открыл ставни, но передумал - глаза
быстро привыкли к полумраку. И тогда он разглядел деда, который сидел
на широкой лавке возле окна. Дед был в длинной белой рубахе,
сухонький, но еще крепкий, эдакий желвачок. Он сидел немного сутулясь
и чуть выставив вперед правое ухо. За край лавки держался цепко, не
спешил вставать. "Значит, уже видел нас через щель в ставне, а может,
и раньше", - понял капитан Сад.

Старуха полулежала в темном углу на высоких подушках. Но даже свет
от лампадки под образами не позволял ее разглядеть.

- Добрый день, отец, - сказал капитан Сад, но ответа не дождался и
добавил: - Водой бы хоть угостил, что ли.

Дед молча спорхнул с лавки и принес воду в деревянном черпаке.
Капитан сначала дал напиться Алексею Иннокентьевичу, потом долго пил
сам. Вода имела приятный привкус. "Должно быть, источник где-то рядом,
минводы", - с удовольствием подумал он и сказал стоявшему в дверях
сержанту Ярине:

- Иван Григорьевич, проследите, чтобы у всех ребят во флягах была
эта вода. Классная штука. Вот попробуйте.

Он отдал Ярине черпак, потом повернулся к деду.

- Ты что же, отец, и говорить с нами не хочешь?

- Хе! Поговорить не отвалится, - не скрывая иронии, неожиданно
охотно отозвался дед.

- Ты что же, не видишь, что мы свои?

- Вижу. Уж непременно чьи-то да будете.

- Ты не смотри на ребят, отец, - кивнул капитан Сад в сторону
двора. - Одеты они, конечно, пестро. Но это для дела. А так они тоже
наши, советские.

- Машкерад, значит.

- Вот-вот. Ты же небось видал партизан-то?

- Как же, - совсем весело согласился дед, - в прошлом годе
заходили, вот от села одни головешки остались. И людев не обошли
увагой, царство им небесное.

Капитан Сад посмотрел на Алексея Иннокентьевича. Но тот не спешил
идти на помощь. Он едва удерживался от соблазна свалиться на скамью,
однако не хотел выявлять перед капитаном свою слабость.

- Понятно, - пробормотал капитан Сад. - А фрицы близко?

- Это которые? - деловито осведомился дед.

- Фашисты. Германец.

- А-а, германец. - Дед помедлил и вдруг уверенно зачастил: - Не
знаю, ездют кой-когда моторами.

- Часто ездят?

- Не считал.

- А тебя они не трогают?

- Меня никто на трогает. Я человек нужный. За мостком хожу. Видел
мосток-то? Всем сподручный, а мне пенсион за хлопоты выходит.

Капитан понял, что иронию деда ничем не прошибешь.

Тут было что-то не чисто, далеко не так просто, каким казалось на
первый взгляд. Но понять с налету не удалось, а разбираться времени не
было. Капитан подавил злость и лишь слегка отвел душу.

- Неплохо ты устроился, отец, - сказал он.

- Хвала господу, не жалуюсь.

Они вышли во двор.

Крыльца у хаты не было, только порожек. Но рядом удобная завалинка.
Алексей Иннокентьевич почувствовал, что сейчас будет команда
продолжать движение. А идти он не сможет. Где-нибудь сразу за мостом
свалится в обморок - стыда не оберешься...

Неторопливо, словно это ему и не к спеху, и не обязательно, а так
только, профилактика, он сел на завалинку, стянул оба сапога, стянул
портянки... Пальцы ног и ступни зарылись в горячую пыль, он
прислонился спиною к шершавой известковой стене, закрыл глаза и даже
застонал от наслаждения. Так он сидел какое-то время, пока не осознал,
что капитан все еще стоит рядом.

- Это не партизаны, Володя, - неторопливо и не открывая глаз сказал
Алексей Иннокентьевич. - Это фон Хальдорф.

- Я так и понял.

- Он расчищал место, делал мертвую зону. Но он не любит оставлять
следов... прирожденный провокатор. И вот здесь тоже напустил
переодетую банду.

- У меня уже были такие случаи, - сказал капитан Сад.

- Вы уже много знаете, Володя. Для своих лет очень много. Я даже
боюсь сказать, хорошо ли это.

- Мы можем встретить здесь партизан?

- Нет.

- Это точно?

- Абсолютно. Их давно уже здесь нет. Год, как нет.

- Так даже лучше. Не люблю сюрпризов. - Капитан Сад еле слышно
засмеялся. - Но дед каков! Бодливый. Представляю, за кого он нас
принял!

- Он мне не понравился, Володя.

- Разве я говорю, что он понравился мне? Он держался так, словно мы
с ним из одного сундука довольствие получаем. Но все равно не
доверял.

- Это все война. - Алексей Иннокентьевич чуть потянулся. Какое
наслаждение! слов нет. - Если б она только убивала... Когда убивают,
Володя, это, может быть, еще не самое худшее. Но она развращает. Она
плодит духовных калек. Циников... Она приучает людей никому не верить.
Никому! Ни одному человеку! - и хуже я ничего не могу представить.

Малахов открыл глаза.

Капитан Сад наклонился к нему.

- Вы уже можете идти?

Малахов чуть замешкался с ответом - и пропустил еще один удар (а
капитан Сад и не подозревал, как он делает больно; он проявлял
искреннюю заботу, но ведь давно известно, что дорога в ад вымощена
добрыми намерениями).

- Осталось совсем немного, Алексей Иннокентьевич.

Малахов выпрямился.

- Да-да, конечно... Я вас не задержу.

Дорога через мост была хорошо накатана, но людских следов было
мало. Норик Мхитарян сказал, что колеи накатаны немецкими армейскими
телегами; это видно по ширине колеи; ничего конкретней назвать он был
не в силах, потому что сегодня здесь промчался в сторону замка на
хорошей скорости бронированный вездеход, и если до него на дороге
можно было что-нибудь прочесть, то сейчас это было исключено - все
присыпала тончайшая многодневная пыль.

Капитан Сад запретил разведчикам выходить на дорогу, и они
потянулись по расчищенной от кустарника обочине. Впереди и сзади -
метрах в двухстах - шли дозоры.

Вскоре перед ними открылась большая поляна; рисковать не стоило, и
они сделали крюк - обошли ее вдоль самой кромки леса. Но едва снова
выбрались к дороге, лес опять отступил, и они увидели часовню. Она
стояла на открытом месте, дальше был заливной луг, огромный - до самых
холмов на горизонте; и по нему изредка - всего несколько штук - дубы.
А в конце луга был замок. Солнце уже выбрало ложбинку между холмами, и
тени вытягивались на десятки метров, сливались одна с другой -
готовились к своему недолгому торжеству.

- Жаль, - сказал капитан Сад. - А я рассчитывал опереться на эту
часовню. Готовый дот. Держать в ней круговую оборону было бы даже
приятно. Однако это западня.

В полутораста метрах от дороги, в лесу, они нашли маленькую
полянку. Ее перегораживал ствол упавшего бука. Дерево было не старое,
почти без следов тления; буря свалила его не дальше, чем год назад: с
вывернутого корневища непогода смыла еще не всю землю, и на дне ямы
коричневая глина была почти не тронута травой.

- Норик, сегодня накормим ребят горячим, - сказал капитан Сад. - В
этой яме костер скрыт хорошо. Но дым... Значит, до десяти придется
потерпеть.