- Только вот наши дела становятся все темнее... Димов пристроился на заднее
сиденье, мопед запрыгал по меже. Далеко справа мерцали огоньки Войникова,
желтые и мутные, но на краю села четко проступало синевато-неоновое сияние.
- А что это такое? - с любопытством спросил Димов.
- Кооперативная мастерская, - не глядя, ответил Паргов. - Мастерят из
пластмассы разные игрушки и гребешки... И, между прочим, сетки. Тут эти
сетки дешевле шпината. Хорошие деньги получают, а то ведь, если будут
только одной землей заниматься, пропали. Наша земля бедная, да и мало ее. А
люди у нас ловкие, особенно войниковцы.
- Это что, солдатское, что ли, было село?
- Говорят, во время турецкого ига они охраняли дорогу в Сербию. А теперь
мастерят детские игрушки. Вот такие дела, глядишь, и мы когда-нибудь
окажемся на хозрасчете. И будем делать сахарных петухов или пустышки.
Они выбрались на шоссе, пустынное и темное, хотя не было еще одиннадцати
часов. До самого города они не встретили ни грузовика, ни велосипеда, ни
даже телеги. В ночной тишине трещал только их мопед и освещал асфальт
слабым светом своей фары. Городок спал, ресторан давно был закрыт, на
площади уныло мигала матовая лампа над дверьми милицейского участка.
Но в участке их ждали новости. Поступили данные экспертизы. Димов
внимательно их прочитал. Потом наконец поднял голову. Выражение лица его
изменилось.
- Послушай, Паргов! - воскликнул он и медленно начал читать: - "На коре
деревянного кола обнаружены тонкие волосинки шерсти домашнего прядения.
Следует предположить, что эти волосинки - от пуловера или фуфайки крупной
вязки из не крашенной химическим способом пряжи. Цвет их бежевый, может
быть, даже светло-коричневый. Не исключено, что это естественный цвет
шерсти".
- И это все?
- А разве мало? - возбужденно спросил Димов.
- Меня больше интересует фуражка.
- Нет, на козырьке никаких отпечатков пальцев нет. Очевидно, прежде чем
бросить фуражку, он тщательно вытер козырек.
- Ясно, - кивнул Паргов.
- Что ясно?
- Ясно, что убийца не такой дурак, каким мы его считаем.
- Ну а остальное? - удивленно спросил Димов. - Мы теперь знаем, что он был
в бежевом пуловере. Я считаю, что бежевые пуловеры не так уж часто
встречаются. Но Паргов не разделял его воодушевления.
- - Совсем наоборот, товарищ Димов. Именно часто...
- Даже в начале октября? При такой погоде?
- Здесь не очень разбираются, какая погода, они и в августе могут надеть
пуловер... Но, разумеется, это не пуловер, а самая обыкновенная фуфайка,
которую носят сверху.
Димов убедился, что действительно этот цвет встречается здесь часто.
Убедился в тот же вечер, когда Паргов привел его на новую квартиру.
Подполковник ждал на кухне, одна щека у него была краснее другой. Он явно
только что дремал. Димов с порога уставился на его фуфайку.
- Товарищ подполковник, мы уже знаем, кто убийца, - весело сказал он.
- Кто? - поднял брови Дойчинов.
- Вы.
- Да ну? - спросил Дойчинов. - А как ты это узнал?
- Очень просто - у него такая же фуфайка, как у вас.
- Ну, это уже кое-что, - зевая, пробормотал подполковник. - По крайней
мере, знаем, что он был не голый... Димов из любопытства потрогал фуфайку.
- А цвет шерсти естественный?
- Нет, но шерсть и некрашеная. Женщины, кажется, варят ореховые листья и
опускают туда шерсть. Если отвар сильный, то можно получить коричневый
цвет. Но женщины предпочитают посветлее...
Вскоре они уже поднимались по скрипучей лестнице на второй этаж.
6
Несмотря на то, что день был трудным, Димов спал отлично, без сновидений.
Проснувшись, он увидел, что комната залита солнцем и сверкает чистотой.
Пол, сбитый из обыкновенных некрашеных досок, просто светился. Подсиненные
простыни даже потрескивали, так были накрахмалены. Было необычно тихо,
утренний свет, холодный и чистый, словно вода, струился в открытое окно.
Димову не хотелось думать ни о трупах, ни об убийцах. Ему хотелось выпить
теплого молока, густого и кипяченого, и чтобы в миске был накрошен домашний
хлеб. Хотелось снова сидеть у реки и слушать, как она тихо шумит у
берега... Димов со вздохом встал. Делая утреннюю гимнастику, он
прислушивался к мягким тяжеловатым шагам на нижнем этаже. Наверное, хозяева
уже поднялись, так что можно спуститься вниз.
В кухне его встретила полная женщина, низкого роста, поседевшая, но с
гладкой румяной кожей, словно у двадцатилетней девушки. Одета она была в
дешевое ситцевое платье и коричневую кофту. Она улыбнулась и по-свойски
сказала ему:
- Ты слышал, как ночью лаяла собака? Вдруг разлаялась, точно бешеная. Я и
говорю себе: ну, пропал у человека сон.
- Ничего я не слышал.
- Это не наша собака, соседская... Иногда ее разбирает - то ли хорька
почует, то ли крота. Ну и хорошо, что не слышал. Я уже заметила: когда из
Софии к нам приезжают, так их пушкой не разбудишь. Вы там, наверное, и
поспать как люди не можете.
- Это уж точно.
Она посмотрела на его старый несессер.
- Будешь бриться? Я тебе подогрела воды.
Димов не любил чрезмерной заботливости - внимание затрудняло его гораздо
больше, чем его отсутствие. Он намылил круглые щеки и усердно стал их
скоблить затупившейся бритвой. Бедность в юношеские годы приучила его к
экономии, и он никогда не выбрасывал лезвие, которым можно побриться еще
раз. Эта в общем-то бессмысленная экономия стала его второй натурой.
- А где подполковник? - спросил он.
- Поливает цветы во дворе.
Когда немного погодя Дойчинов в самом добром расположении духа вошел в
кухню, у Димова создалось впечатление, что тот в основном поливал свои ноги.
- Ну, давай завтракать, - сказал Дойчинов. - А потом подумаем о сегодняшнем
дне.
Они выпили теплого овечьего молока, а потом вместе пошли в участок. Паргов
уже уехал по делам, но другие сотрудники ждали Димова в комнате дежурного.
Димов внимательно оглядел их. Один был слишком разодет. Димов, подробно
разъясняя им задание на сегодня, заметил, что этот франт не очень
внимательно его слушает.
- Тебя, кажется, зовут Пырваном, - внезапно прервал Димов свои объяснения.
- Пырваном, товарищ капитан... Пырван Мишев...
- Послушай, Пырван, а не пойти ли тебе прогуляться, - предложил Димов. - В
Русанов Владислав
Круз Андрей
Флинт Эрик
Никитин Юрий
Контровский Владимир
Ибсен Генрик