гармоника.
видимо-невидимо. Чистота... По первому обозрению говоря, пять корпусов еще
можно поставить и с запасными эскадронами, да что пять - десять! Рядом с
нами хоромы, батюшки, потолков не видно! Я и говорю: "А разрешите, говорю,
спросить, это для кого же такое?" Потому оригинально: звезды красные,
облака красные в цвет наших чакчир отливают... "А это, - говорит апостол
Петр, - для большевиков, с Перекопу которые".
Турбин.
двадцатом году большевиков-то, когда брали Перекоп, видимо-невидимо
положили. Так, стало быть, помещение к приему им приготовили.
может этого быть. Не пустят их туда.
бога...
разговаривал неоднократно.
Бывает, взглянешь - и похолодеешь. Чудится, что он на тебя самого похож.
Страх такой проймет, думаешь, что же это такое? А потом ничего, отойдешь.
Разнообразное лицо. Ну, уж а как говорит, такая радость, такая радость...
И сейчас пройдет, пройдет свет голубой... Гм... да нет, не голубой
(вахмистр подумал), не могу знать. Верст на тысячу и скрозь тебя. Ну вот-с
я и докладываю, как же так, говорю, господи, попы-то твои говорят, что
большевики в ад попадут? Ведь это, говорю, что ж такое? Они в тебя не
верят, а ты им, вишь, какие казармы взбодрил.
этакие слова! Только гляжу, а он улыбается. Чего ж это я, думаю, дурак,
ему докладываю, когда он лучше меня знает. Однако любопытно, что он такое
скажет. А он и говорит:
жарко, ни холодно. Да и тебе, говорит, тоже. Да и им, говорит, то же
самое. Потому мне от вашей веры ни прибыли, ни убытку. Один верит, другой
не верит, а поступки у вас у всех одинаковые: сейчас друг друга за глотку,
а что касается казарм, Жилин, то тут как надо понимать, все вы у меня,
Жилин, одинаковые - в поле брани убиенные. Это, Жилин, понимать надо, и не
всякий это поймет. Да ты, в общем, Жилин, говорит, этими вопросами себя не
расстраивай. Живи себе, гуляй".
рукой махнул: "Ты мне, говорит, Жилин, про попов лучше и не напоминай. Ума
не приложу, что мне с ними делать. То есть таких дураков, как ваши попы,
нету других на свете. По секрету скажу тебе, Жилин, срам, а не попы".
кормить?"
сердце спящего. Протягивая руки к сверкающему вахмистру, он застонал во
сне:
бригаде вашей?
Потом стал отодвигаться и покинул Алексея Васильевича. Тот проснулся, и
перед ним, вместо Жилина, был уже понемногу бледнеющий квадрат рассветного
окна. Доктор отер рукой лицо и почувствовал, что оно в слезах. Он долго
вздыхал в утренних сумерках, но вскоре опять заснул, и сон потек теперь
ровный, без сновидений...
украинским дорогам вместе с сухим веющим снегом. Стала постукивать в
перелесках пулеметами. Самое ее не было видно, но явственно видный
предшествовал ей некий корявый мужичонков гнев. Он бежал по метели и
холоду, в дырявых лаптишках, с сеном в непокрытой свалявшейся голове и
выл. В руках он нес великую дубину, без которой не обходится никакое
начинание на Руси. Запорхали легонькие красные петушки. Затем показался в
багровом заходящем солнце повешенный за половые органы шинкарь-еврей. И в
польской красивой столице Варшаве было видно видение: Генрик Сенкевич стал
в облаке и ядовито ухмыльнулся. Затем началась просто форменная
чертовщина, вспучилась и запрыгала пузырями. Попы звонили в колокола под
зелеными куполами потревоженных церквушек, а рядом, в помещении школ, с
выбитыми ружейными пулями стеклами, пели революционные песни.
Миф Петлюра. Его не было вовсе. Это миф, столь же замечательный, как миф о
никогда не существовавшем Наполеоне, но гораздо менее красивый. Случилось
другое. Нужно было вот этот самый мужицкий гнев подманить по одной
какой-нибудь дороге, ибо так уж колдовски устроено на белом свете, что,
сколько бы он ни бежал, он всегда фатально оказывается на одном и том же
перекрестке.
ни менее, как из австрийской армии...
своими романами и тем, что лишь только колдовская волна еще в начале
восемнадцатого года выдернула его на поверхность отчаянного украинского
моря, его в сатирических журналах города Санкт-Петербурга, не медля ни
секунды, назвали изменником.
городской тюрьмы.
три человека, обладающие талантом появиться вовремя, даже и в таком
ничтожном месте, как Белая Церковь. В октябре об этом уже сильно
догадывались, и начали уходить, освещенные сотнями огней, поезда с Города
I, Пассажирского в новый, пока еще широкий лаз через новоявленную Польшу и
в Германию. Полетели телеграммы. Уехали бриллианты, бегающие глаза,
проборы и деньги. Рвались и на юг, на юг, в приморский город Одессу. В
ноябре месяце, увы! - все уже знали довольно определенно. Слово:
оно капало в кофе, и божественный тропический напиток немедленно
превращался во рту в неприятнейшие помои. Оно загуляло по языкам и
застучало в аппаратах Морзе у телеграфистов под пальцами. В Городе
начались чудеса в связи с этим же загадочным словом, которое немцы
произносили по-своему:
окраинам, начали по ночам исчезать. Ночью они исчезали, а днем выяснялось,
что их убивали. Поэтому заходили по ночам немецкие патрули в цирюльных
тазах. Они ходили, и фонарики сияли - не безобразничать! Но никакие
фонарики не могли рассеять той мутной каши, которая заварилась в головах.
знаете?! Троцкого арестовали рабочие в Москве!! Сукины сыны какие-то
остановили поезд под Бородянкой и начисто его ограбили. Петлюра послал
посольство в Париж. Опять Вильгельм. Черные сингалезы в Одессе.
Неизвестное таинственное имя - консул Энно. Одесса. Одесса. Генерал
Деникин, Опять Вильгельм. Немцы уйдут, французы придут.
стрелка показывает, где оружие зарыто. Это штука. Петлюра послал
посольство к большевикам. Это еще лучше штука. Петлюра. Петлюра. Петлюра.
Петлюра. Пэтурра.
Пэтурра на Украине, но решительно все уже знали, что он, таинственный и
безликий (хотя, впрочем, газеты время от времени помещали на своих
страницах первый попавшийся в редакции снимок католического прелата,
каждый раз разного, с подписью - Симон Петлюра), желает ее, Украину,
завоевать, а для того, чтобы ее завоевать, он идет брать Город.